Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен - Глеб Васильев

– На площади Благоденствия лимузины дают за здорово живешь, – говорили люди. – Там, поди, еще и артисты будут выступать популярные, а не какой-то сраный Канатов! Вы видели, как вчера Канатов выступал на площади Почти Всех Звезд? Да если бы не рекламные ролики, я бы уснул со скуки. Ну и коп с пистолетом еще неплохо сыграл, хотя, с драмой перегнул, конечно.

– В жопу Канатова! Айда на площадь Благоденствия! – раздались крики.

– Там уже такая толпа, что километр к сцене не подберешься.

– Ничего! Подвинутся! Или тут у кого-то нет пера или кастета, а?

– Нет! Нет таких! Вперед, на площадь!

– Погодите! А вдруг это рекламный трюк? Например, здесь я не вижу никакого артиста Канатова. Может быть, на афише специально его харю изобразили, чтобы мы ушли отсюда на площадь Благоденствия. Мы туда такие придем, и здрастье нафиг – на сцене артист Канатов. Прошу любить и жаловать. Разводят нас, как лохов!

– А где вообще этот Канатов?

– Пес его знает. Всю ночь и на рассвете наркоманы сжигали жилые кварталы. Все думали, что они его ищут. Но они, по ходу, просто обдолбались и остановиться не могли.

Доктор Гаспарян и азиат подошли к артистическому шатру за сценой. Представление еще не начиналось. За пестрыми занавесками и перегородками слышались голоса, позванивали бубенцы, напевали флейты, шипели микрофоны и покашливали динамики. Там артисты готовились к выступлению.

Занавеска раздвинулась, и выглянуло молодое лицо интеллигентного вида и в очечках. Это был испанец, чудесный стрелок из пистолета. Стреляя по металлическим пластинам разного размера и толщины, он мог с помощью пуль сыграть настоящую симфонию.

– Добрый день, – сказал он, увидев голого азиата. – Вы тоже принимаете участие в представлении? Если не секрет, то какой у вас номер?

– Номер, мать твою? Твой номер шесть, сучонок. А я не какой-то гребаный номер. Я мать твою Единственная Настоящая Звезда мать ее в этой гребаной Вселенной, – ответил азиат.

– В таком случае, я счастлив и рад нашему знакомству. Я-то просто использую огнестрельное оружие в мирных целях, – улыбнулся испанец. – Не желаете ли пару дорожек за мир во всем мире?

Азиат и доктор скрылись за занавеской. Ровняя дорожки порошка пластиковой карточкой, испанец делился с азиатом сплетнями из мира шоу-бизнеса. Оказалось, что для сегодняшнего представления на рыночной площади Три Толстушки наняли сто артистов и всем им щедро заплатили.

– Неужели все артисты настолько жадны, что готовы выступать даже на торжище перед этим зловонным сбродом? – спросил доктор Гаспарян.

Испанец зашипел:

– Тсс! – Он прижал палец к губам. – Пожалуйста, будьте толерантнее и политкорректнее. Многим артистам было противно принимать участие в этом шоу. Но артисты ведь тоже люди, они не железные. Тем, кто отказывался, обещали тройной гонорар, и они соглашались. Поймите, у артистов тоже есть семьи, дети, старые больные родители, неоплаченные кредиты или наркозависимость, как у меня.

– Из-за таких вот мать их подонков настоящее гребаное искусство находится в глубокой мать ее жопе! – Азиат в сердцах плюнул прямо на зеркало с четырьмя аккуратными белыми дорожками.

В это время заиграла музыка. На центральной сцене началось представление. Толпа зашевелилась.

– Дамы и господа! Ледис энд джентльмен! – хорошо поставленным голосом с душевной теплотой сказал конферансье. – Сегодня великий день для всей страны и каждого из нас! День примирения – чистосердечного раскаяния, прощения и искренней светлой радости!

– Болотный пень тебе господин! – донеслось из толпы.

– Сам ты бледис и жопальон! Сосни микрофонца, ошкурок!

Конферансье хотел продолжить речь, но сделать это ему было не суждено. Кто-то прямо из-под сцены запустил в конферансье презервативом, заполненным кислотой. При столкновении с головой, презерватив лопнул, и едкая жидкость обдала все лицо несчастного.

Конферансье кричал, тер лицо руками, но ничего не помогало. Шипя и дымясь, кислота сожгла волосы, кожу, выела глаза и продолжала проникать все глубже в плоть.

– Так! Правильно! – закричали в толпе. – Будет знать, как наших баб дамами называть! А то ишь, галстук нацепил, петуш штопаный!

Дежурные санитары унесли агонизирующего конферансье за кулисы.

Музыка заиграла громче. Присоединилось еще несколько оркестров: два симфонических, три эстрадных и один экзотический перуанский.

Веселая музыка пыталась заглушить вопли конферансье и вой толпы.

На сцене началось шоу «Троянский Вирус».

Из-за занавески вышел директор. Он не планировал выходить на сцену, но запасного конферансье у него не было. Директор был в синих джинсах, кедах и футболке с изображением оскаленной челюсти в брекетах и надписью «ГИКО-БАЙТ».

– Привет! – сказал он так, как будто на сцене рядом с микрофонной стойкой не дымились кучки слизи, еще недавно бывшие человеческими щеками. – Мы назвали наше шоу «Троянский Вирус», потому что вы вроде как и не хотели специально его смотреть, а вот, вроде бы уже и смотрите.

– Первым номером нашего вирусного шоу будет выступление стэнд-ап комика Эдички «Это Не Я» Продолголимонова, – снова грянула музыка. Директор прыгнул обратно за кулисы, а его место перед микрофоном занял комик. Лицо этого невысокого щуплого человечка было перекошено то ли скептической ухмылкой, то ли зубной болью.

– Эй, обсоски, – прогундосил Продолголимонов. – Тут кто-нибудь вообще хоть что-нибудь понимает? Не? Вы вообще как, фишку сечете? Не? Да потому что вы тупые! Тупые, как анальная пробка! Дебилы дремучие! Кто из вас тут самый сказочный хреноплет? Вот вы, все вы, хреноплеты сказочные, поднимите руки! Да-да, тебя тоже касается! Все быстро руки подняли. Итак, кто дебил? Руку держим. Итак, кто дебил? А теперь хором – Это Не Я!

– Не я! Точно не я! Гыыы! – ликовала публика.

– А вы заметили, поцики, что жизнь какая-то хреноватая стала, а? – начал новую шутку Продолголимонов. – Что-то одни мрази кругом. Что-то все только и пытаются тебя то наколоть, то поиметь, а то и все вместе разом. И вот кого ни возьми – тот подонок конченный, сволочь ублюдочная и плесень подзалупная. Может, просто взять таких ушлепков, которые нам жизнь вымораживают, да в расход, а? Что скажете, обдолбыши?

– ДААА!!! – откликнулась толпа.

– Тогда давайте по-быстрому выясним, кто же эти бесславные мрази, которые вокруг нас. На счет три все поднимаем руки. Раз! Кто мразь? Два! Кто подонок? Три! Это…

– НЕ ЙААА!!! – закончил фразу дружный голос толпы, и вся площадь содрогнулась от взрыва хохота.

– А что, братюни, – сказал Продолголимонов, когда смех немного утих. – Может, ну ее в задницу – такую дерьмовую жизнь? Может, нахлебались мы уже говен, а? Может, взять, да и изменить жизнь к лучшему? Что скажете, чувачата? Кто возьмет и сегодня же перестанет страдать хренотой? Кто хоть денек не облажается? На счет три поднимаем руки! Раз! Кто докажет, что он не тухлая амеба? Два! Кто сумеет напрячь хотя бы одну мозговую извилинку? Тр…

Продолголимонова перебил отчетливо прозвучавший голос азиата. Целый огород голов повернулся в его сторону.

– Это мать мою гребаный Я! – сказал азиат, влезая на сцену.

– Уважаемый, пожалуйста, покиньте сцену и не мешайте мне продолжать выступление, – попросил Продолголимонов.

– Хлебальник завалил на ясно на? Не то на мать твою гребаный понял?

Азиат говорил громко и с явной угрозой.

– Если вам нужен автограф, то я с удовольствием дам его прямо сейчас.

– На хутор с бабами свой гребаный фотограф мать его затрамбуй, – азиат приблизился вплотную к стэнд-ап комику и теперь, покачиваясь, сверлил его косящим взглядом.

– Ладно. Ваша взяла, делайте, что хотите, – пробормотал Эдичка «Это Не Я», после чего на секунду задумался и крикнул зрителям. – Вы все видели, кто прервал мое выступление. Ну же, кто? Раз! Два! Три! Это – Не Я!!!

– Ах ты ж гнида мать твою, – обозлился азиат. – Да ты ваще кто по жизни, а? Отвечай, сучья погремушка, кто ты такой? Кто тебе дал право тут клиторок разевать? Я знаю тебя. Ты мать твою никто, и звать тебя ваще никак!

Продолголимонов обиженно поднял брови: – Зачем же переходить на личности? Если вас судьба обидела и обделила, то нечего свой геморрой между здоровыми ягодицами пытаться пристроить!