Коммунисты - Луи Арагон

для посылки сюда, просто слов нет! Хоть выкручивай их, как купальные трусы, все равно ничего не выжмешь. Только и знают, что скулить. Спрашивается, для чего их брали из родной деревни? Чтобы они кисли здесь от скуки? Один из артиллеристов, потолковее других, повел его слушать радио. Пушек в батарее не было, но радиоустановка была.

Они слушали штутгартского предателя[222]. Это было их единственное развлечение. А потом вырезали трости. Совсем как отец в прошлую войну. Но он тогда сидел в окопах. А мы… С непривычки чуднó болтаться без дела. Кое-кто считает, что так и надо. Просто гниешь заживо.

На второй день в деревню прикатила Бернадетта и нанесла визит содержательнице табачной лавки. Клеманс надумала попросить у деревенских родственников двуколку и сама привезла жену Сесброна. Мадам Дюгар, женщина чувствительная, переполошилась и все спрашивала: — Вы останетесь ночевать, сударыня? Доктор еще не устроился: ведь он прибыл только вчера. Счастье, что денщик дома…

Клеманс засмеялась — вот так счастье! Можно обойтись и без денщика, когда солдатские бараки всего в нескольких сотнях метров. Вдруг ей пришла в голову мысль. Она спросила у Кюзена, знает ли он Валье, Гильома? Когда он пойдет за доктором… пусть заодно скажет Валье, что его каркассонская подружка… Еще бы Кюзену не знать Валье! Ну и ловкач же этот Валье, какую барышню подцепил. И он первым делом, побежал известить Валье. Гильом как-то странно принял эту новость. Каркассонская подружка? Какая напористая девчонка… Если что случится, то никак не по его вине. — Не могу я прийти… — начал было он, но тут же подумал, что это покажется подозрительным Кюзену, и, как ни чертыхайся… кто ее знает, что она насочинила, когда повезла товарища Сесброн. Тогда, во имя конспирации, он решил принести себя в жертву и поспешно добавил: — Пока не оботру жеребца… — И тут, как нарочно, оказалось, что сержант — земляк Кюзена, и Кюзен замолвил ему словечко, и сержант пришел к Валье и сказал этак, подмигнув: — Ладно, ничего с конем не будет… ступай… тебя милая ждет!.. — Видно, судьба.

Люсьен решил взять быка за рога. Он попросту явился к капитану и попросил разрешения привести свою жену в офицерскую столовую; если это сочтут неудобным, мадам Дюгap что-нибудь приготовит им… — Ну, что вы, что вы, дорогой Сесброн… — Господа офицеры были живо заинтересованы, подумайте — женщина за обедом! Любопытно, какая дамочка у этого коммуниста! Эге, да он малый не промах! Вся столовая в один миг прониклась уважением к Сесброну. Даже лейтенант Лораге стал почти что любезен.

Сейчас она не может остаться. Она приехала только посмотреть… она не знала, можно ли… А кроме того, эта милая девушка ждет ее с двуколкой. Она бы привела девушку с собой, но побоялась стеснить господ офицеров. Кстати, у них были с собой бутерброды, и девушка сказала, что как-нибудь обойдется. — Но если бы вы разрешили, капитан… — обратилась Бернадетта к Барбо. — Увы, это зависит не от меня, — галантно ответил тот и указал на Мегра, который был командиром кавалерийского эскадрона.

— Ах, простите, господин лейтенант… если вы сочтете возможным, я съезжу за своими вещами, а завтра вернусь дня на два, на три. Дело в том, что к концу месяца наш сынишка возвращается от бабушки, и мне необходимо быть в Париже.

Разумеется, никто не возражал. Тем более, что это создавало прецедент, а лейтенант Каэрдаль только что написал жене… — Лораге заедет за вами на машине, сударыня…

* * *

Раскаяние мучило Гильома. Ведь Мишлина беременна, и она работает для ячейки, и вдобавок из-за этого переезда два дня не было писем, а я-то хорош… Конечно, он не каменный, и потом, целуя эту девчурку, он вспомнил Поля Дюма и как будто немножко мстил Мишлине. Ну, а эта егоза! Вообще, не поймешь их, девчонок. Набедокурят, а после кричат, что их наградили младенцем. Решено было, что Клеманс приедет в воскресенье посмотреть, как он играет… а он потом будет завтракать у Гальенов. Так вот, не поеду и все, пусть капитан что хочет делает! Чего ради впутываться в эту историю… Скажусь больным. С моей-то рожей! Ну, а если я подвернул ногу — могу я играть? Кстати, хороший предлог пойти в лазарет, поговорить…

В честь вторичного приезда госпожи Сесброн откупорили бутылку шипучего; угощали на славу. И, разумеется, при госпоже Сесброн о политике даже не заикались. Дам это не касается. За дессертом Каэрдаль запел таким могучим басом, что пришлось открыть окна, иначе стекла разлетелись бы вдребезги. Оказалось, что госпожа Сесброн играет в шахматы и, вообразите, очень недурно. Она сыграла партию с Барбо. Но, конечно, он ее обыграл.

И тут вечером в столовой, когда все были в сборе, они услышали новость — решение правительства о запрещении коммунистических организаций и роспуске компартии. Сесброна оставили вдвоем с женой переживать это событие. Офицеры были смущены больше их. Так бывает, когда в присутствии человека внезапно узнаешь о смерти его матери… И вдобавок тут нельзя было сказать, что от всей души сочувствуешь…

Они вышли подышать вечерним воздухом. Барбо посмотрел им вслед — прямо влюбленная парочка — и покачал головой: — Все удовольствие им испортили!.. — А я никак не могу понять, чего так долго ждали, — сказал Лораге. — В первый же день надо было всех их разогнать! — Мегр пожал плечами и посмотрел на капитана; тот был явно согласен с ним. И Каэрдаль своим баритональным басом выразил их общую мысль: — Как будто такие вещи делаются в один день! Неужели ты не понимаешь, молокосос, что это готовилось еще до войны… даже задолго до нее…

А они — Бернадетта и Люсьен — долго бродили среди…….виноградников. Люсьен говорил: — Нелегальное положение… В сущности оно и так уже было… и многие товарищи попадались на удочку мнимой легальности… Слышала, что они сказали? Решение было принято вчера, двадцать шестого числа, в совете министров… но обсуждалось оно на заседании совета еще семнадцатого… А теперь Блюм умывает pуки, он, мол, вовсе не требовал запрещения, как Фроссар и Фланден! Правительство, видите ли, уступило настояниям Фроссара и Фландена… Чистейшая комедия! И очень плохо разыгранная… Они будут говорить и говорят уже — Блюм первый, — что партию распустили потому, что Красная Армия вступила в Польшу, а мы не выразили протеста, и этого, мол, уже нельзя было стерпеть… Какие лгуны! Красная