Коммунисты - Луи Арагон

и советскими войсками? Он ни за что не сказал бы «немецкими» и «русскими»: в тех кругах, где он терся, превосходно чувствовали оттенки. — Поймите же, поймите, дорогой… это такой волнующий вопрос… все зависит от того, где проходит граница… Княгиня очаровательная женщина… У нее там поместья… ради бога узнайте, дорогой!

— Да о ком вы говорите, Лолотт? — спросил Ромэн, с сожалением глядя, как Помпадурша недвусмысленно заигрывает с Диего.

— Ну, как же, дорогой… как же не понять… конечно, я говорю о Долли Радзивилл. О ком же еще? Ну, скажите, скажите, дорогой, где сейчас поместья Долли Радзивилл — в Германии или в России? Подумайте, если они в Германии, значит, мы воюем с Долли… а если в России… я попрошу ее замолвить за меня слово в посольстве… господин Суриц такой недобрый… ни разу не пригласил меня… ведь предшественник его…

Тут произошла чисто театральная сцена. Все присутствующие повернулись к крыльцу, как хор при выходе примадонны: в дверях появилась госпожа д’Эгрфейль в военизированной шляпе, с противогазом через плечо и меховым боа вокруг шеи; в виде оправдания она размахивала бесчисленными свертками, а позади нее виднелся Фред Виснер в костюме из темной фланели в узкую полоску.

— Я твердо решила не опаздывать! А потом, потом… Сесиль, деточка, — это уже на весь сад, — извини меня! Я неисправима! Но твой отец не дал мне машины. Зато я привезла тебе твоего мужа! — Неплохая компенсация! Таково явно было общее мнение, в то время как Фред, обойдя тещy, кланялся направо и налево и целовал дамам ручки. Сесиль посмотрела на него и подумала о Жане. Что если бы Жан де Монсэ приехал сюда, вместо Фреда, и целовал дамам руки…

Повсюду и постоянно она думала о Жане де Монсэ. Она мысленно видела его рядом с собой в магазинах, на улицах, когда назойливые продавщицы навязывают цветы… в гостях у Фосиньи-Люсенжей или у Менье… А какая у него сестра, эта самая Ивонна, которая вышла за человека не своего круга?

— Как хотите, а ваша кузина и Фред — идеальная пара! — тем временем говорил Висконти Луизе.

— У каждого свой идеал, — возразила Луиза. — Я нахожу, например, что мы с Геккером…

— Не понимаю, при чем, тут барон? — возмутился Диего.

А Фред как раз склонился перед Ингрид Сведенсен.

XI

Через неделю после приезда Люсьена Сесброна полковник прикомандировал его к эскадрону, назначенному под начальством капитана де Бреа охранять совместно с артиллерийской батареей завод оборонной промышленности. Врача батареи как раз отправили в госпиталь лечиться от венерической болезни… Доктор Блаз рвал и метал: — И все мне назло! Полковник сам никогда бы не додумался. Это штучки того пакостника де Бреа, он не хочет, чтобы я ездил к моей подружке, а говорит, что необходимо вас изолировать. Вздор! Да, если вам надо перед отъездом что-нибудь купить в городе, я сам управлюсь с утренним обходом. Ага, вы берете с собой санитаром Бесьера. Слава богу, одной гадиной меньше! — Таким образом, когда Устрик явился в лазарет с жалобами на понос, он уже не застал там военфельдшера. Блаз пощупал ему живот и сказал: — Пилюли с опием. — Очень ему нужны пилюли! Жена Сесброна будет ждать, а тут никак его не известишь; он, Устрик, должен сейчас лошадей прогуливать. Не везет, да и только! Что если поручить это Гильому?.. Устрик отправился в казармы и застал Валье в самый разгар сборов. Назначен в эскадрон. Прямо издевательство какое-то!..

В конце концов выяснилось, что Гильом едет вместе с Сесброном. Нелегкая задача добраться до него в то время, как строится колонна, и сказать, что его жена… впрочем, свидание должно было состояться в шесть часов вечера. Важнее всего узнать, где будет расквартирован эскадрон. Вряд ли дальше, чем километрах в пятнадцати. Можно бы шепнуть словечко докторскому денщику… но очень уж дурацкая рожа у этого Кюзена.

* * *

Когда они добрались до Б., до тех бараков, где были расквартированы артиллеристы, и капитан де Бреа пошел договариваться с офицерами батареи, Гильом бросился разыскивать лазарет, надеясь встретить там Сесброна. Лазарет помещался в грязноватом бараке, разделенном надвое. В одной половине — койки, там валялись двое артиллеристов с непрекращающимся поносом и третий — под наблюдением, тот добросовестно кашлял; затем ряд пустых нар, где хватило бы места на полдюжины болящих. В другой половине — печка-времянка, покрытый одеялом стол, за которым санитар артиллерийской батареи с двумя помощниками резался в пикет, на стене три полки с пузырьками, в углу помойное ведро: это был приемный покой… Нет, военфельдшера никто ни видал.

Сесброн пошел осматривать отведенное ему жилище — частную комнату в деревне. Ну и пустыня! Заводские корпуса — шесть огромных чудовищ, стоящих под одним углом к дороге, все с боковым освещением. У входа — горы мусора, свалки железного лома… В трехстах метрах — деревня, вернее, не деревня, а нагромождение лачужек, перед каждой подобие огорода; белье на веревках, проволочные загородки, кое-где головки подсолнечников, в канавах застоявшаяся вода… Нищета… девушки с впалой грудью… Что можно производить среди этого запустения? Дальше, до самого горизонта, виноградники, отдельные домишки, точно перепелки, спрятавшиеся среди лоз…

Сесброну досталась комната врача артиллерийской батареи в двухэтажном домике с крылечком и навесом. Но стены чуть не из картона, пол цементный, на окнах сетки от комаров. Местность, повидимому, не очень здоровая. Хозяйка квартиры, мадам Дюгар, содержала табачную лавку, почтовое отделение и бакалейную торговлю — все сразу. Мать у нее была портниха — занятие весьма изысканное для такой дыры, но свидетельствовало о нем только присутствиe манекена с пришпиленными кусками бумаги — очевидно, выкройкой платья — да швейная машина, с которой полгода не смахивали пыль.

— Доктор! — сказала мадам Дюгар (она по старой памяти называла его доктором, как прежнего жильца). — Доктоp, уборная у нас в конце сада, смотрите не провалитесь с непривычки. — Старушка-мать знала только своих кроликов. — Если требуется вода — в саду колодец.

Распаковывая вещи в отведенной ему комнатке с закрытыми ставнями, возле самой кухни, — и куда это девался его денщик? — Сесброн разглядывал диплом христианской школы кройки и шитья, висевший на стене, и комнатное растение в горшке, как вдруг хозяйка крикнула в дверь: — Доктор, вас спрашивает какой-то солдат! — Должно быть, Кюзен. Нет, это был не Кюзен. Гильом Валье рассудил,