Обломки нерушимого - Стейс Крамер

драгоценностей – подарков от ее воздыхателей. На центральной полочке этого хранилища несметных сокровищ находилась главная ценность Кармэл – то самое колье, подаренное Бронсоном. Кармэл захотела снова полюбоваться им. Этот грустный вечер, наполненный тяжелыми воспоминаниями, особенно располагал к любимому времяпрепровождению. И вот она открыла шкаф… Центральная полка пуста. Первые несколько секунд Кармэл отупело смотрела на то место, где когда-то сверкала ее бриллиантовая прелесть, точно пройдет мгновение, и колье тут же появится как по волшебству. Не заметила Кармэл исчезновения других украшений из ее коллекции (где-то недоставало колечка, где-то цепочки, сережек, броши). Они ей не были важны. Она была бы счастлива, если грабители обчистили весь этот шкаф, заглянули в каждую шкатулочку, но оставили при этом колье от Бронсона.

Наконец, первое ошеломление прошло. Кармэл взяла себя в руки. «Может, я переложила куда-то и забыла? Нет. Столько лет оно хранилось здесь преспокойно, незачем мне было его перекладывать. Тогда его кто-то взял. НИККИ! А кто же еще? Кто, кроме нее, на такое способен?!» Все гадкое, несправедливое у Кармэл всегда ассоциировалось с ее средней дочерью. Во всех своих бедах она винила эту непутевую девчонку, так похожую на Бронсона. Алогично мыслила Кармэл Дилэйн: в неодушевленных подарках Кинга она видела след его пылкой любви к ней, оттого они были ей так дороги; Никки же – последний «подарок» Бронсона – стала для Кармэл живым напоминанием о плачевном конце их любви, о боли и предательстве, ведь на самом деле Бронсон завершил тайные отношения с Кармэл после того, как узнал о ее беременности.

«Сейчас же позвоню ей! А что мне сказать? Стану кричать – спугну. Значит, по-другому надо. Заманю ее ласково. Вот только поверит ли?» Кармэл позвонила дочери и с преувеличенной нежностью в голосе попросила прощения за все, а после предложила ей провести воскресный выходной дома, пообещала роскошный семейный ужин. Никки не почувствовала подвоха. Денно и нощно она мечтала, чтобы мать однажды раскаялась и приняла ее обратно в семью. Каждые выходные с тоской и завистью Никки смотрела, как весело шагают за ворота школы Леда и Клара. Домой… они спешили домой. К маме. О Никки никто не думал, ее никто не ждал. Что ей оставалось делать? Либо оставаться в «Греджерс», либо двое суток провести в клубе с Элаем. Последнее ей уже порядком надоело. В переизбытке безбашенного веселья и свободы остро ощущалась потребность в домашнем уюте, родительском тепле. И вот ей звонит мать. МАМА. Мамочка… Она зовет ее домой. Конечно, Никки с радостью соглашается и ни о чем не догадывается. Она окрылена. Она наконец-то чувствует себя нужной.

По пути домой Никки купила подарок матери – кустик декоративной кремовой розы в горшочке (Кармэл увлекалась разведением этих острошипных королев всех цветов).

– Мне сказали, что это очень редкий сорт, – сообщила Никки, улыбаясь во весь рот. – Хочу назвать ее Розой Перемирия! Пусть она будет нашим оберегом? Больше никаких ссор. Все в прошлом! Идет?

Злобно-отстраненно глядя на дочь, Кармэл не имела ни малейшего сходства с той любезной, раскаявшейся женщиной, что вчера говорила с Никки по телефону. В каждой черте ее лица, как в зеркале, отражались ненависть и нетерпение.

– Э-э… Кармэл, вы потеряли дар речи из-за этого прекрасного растения или же существует другая причина вашего безмолвия?

– Ты искусно притворяешься. Потому у меня нет слов, – грозно выговорила Кармэл.

– Да что вы, матушка! Мне нет нужды быть неискренней с вами. Вы же так добры ко мне, – весело сказала Никки. При этом в каждом ее слове не было и намека на сарказм. Она обращалась к матери с подлинной, накопленной за все несчастливые детские годы любовью. Но Никки было неловко и непривычно открыто проявлять свои чувства, поэтому она и прикрывалась шутливым тоном и вычурными фразочками, как оборонительным щитом. А трагедия тем временем надвигалась все ближе и ближе…

– Перестань ёрничать! – истошным голосом завопила Кармэл. – Где колье?!

– Какое колье, родименькая моя?

– То, которое ты своровала у меня, негодяйка!

– Ха, чего?! Женщина, вы в своем уме?

– Никки, твое запирательство не приведет ни к чему хорошему. Клянусь, я больше не буду злиться, я прощу тебя сразу же. Ты только признайся, ладно? Неужто у тебя ничего святого нет? Будь, пожалуйста, человеком. Скажи правду. И верни то, что принадлежит мне!

Приподнятое настроение Никки исчезло восвояси. Казалось, даже бархатные головушки роз поникли в этот момент вместе с ней. «Не для перемирия она позвала меня, а для очной ставки! Вот так мамашка у меня!»

И все вернулось на круги своя.

– …Ясненько. У тебя, мамулька, горячка. Перепила, да? Одиночество совсем доконало?

– До чего же ты докатилась, Никки? Воровать у матери! Какая низость!

– Маразматичка ты гребаная! Никогда в жизни я ничего твоего не возьму. Я брезгую, в конце концов!

Никки схватила горшочек с унылой розой и помчалась к себе в комнату. Через некоторое время ее побеспокоила Клара.

– Пустишь?.. Я знаю, что произошло.

– И что же? Кармэл прислала тебя выбивать из меня показания?

– Мама, скорее всего, ошибается.

– Не «скорее всего», а «как всегда»! Надо же… Она готова была убить меня из-за этой чертовой побрякушки! Я теперь сама хочу найти то колье и сунуть ей в рожу! Она, поди, посеяла его по пьяни, а я теперь крайняя! Ну почему так?! Почему?! – причитала Никки, утирая слезы. – Чуть что, так сразу во всем винят меня!

– Не знаю, стоит ли тебе говорить об этом… Возможно, это и не относится к делу.

– Клара, ну тут без вариантов. Продолжай, раз начала.

– В общем… я вчера видела Калли.

– И эта новость должна шокировать меня?

– Я видела, как она вышла из нашего дома с какими-то парнями, – уже смелее сказала Клара.

– Вышла из нашего дома? – переспросила Никки.

– Да.

Все это звучало неправдоподобно. Калли было известно, что Никки на выходные останется в Мэфе. Так зачем она приехала к ней? Да еще и не одна. И как она посмела без спроса зайти в чужой дом? Бред какой-то.

– А ты не могла перепутать ее с кем-то? Может, Кармэл привела кого-то?

– Нет. Мама была уже у миссис О’Нилл. Это точно была Калли.

– Так, сеструлька-говнулька, ты пока помалкивай, хорошо? Этому должно быть логичное объяснение. Я все выясню.

* * *

Калли была на смене в «Кэнди Грэдди». Кафе битком набито. Беспрерывная болтовня посетителей под симфонию поварских выкриков и посудного звона долго не позволяла Никки быть услышанной.

– Калли! Да что ж ты будешь делать… Калли, обернись!!!

– О… привет! Народу полно, ничего не успеваю.

– Ну хотя бы минутку удели мне. Ты же