Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

к костру, помешал палочкой в котелке и спокойно забулькал чаем, разливая его по кружкам. Чудесный персонаж.

— Ах, Блодьювидд, останься с нами, и наступит время, когда я возьму тебя в путешествие, которое понравится тебе гораздо больше, — и улыбнулся светло и легко.

Взял за руку, и порез на ней перестал болеть, зато зачесался, затягиваясь.

Опустила глаза, предпочитая не вдумываться в намёк.

Беря протянутую кружку с чаем, с неудовольствием заметила, что ручонки-то трясутся, и взяла двумя для надёжности. Отпила. Зубы постукивали о деревянный край.

Сидела, неосознанно стараясь прижаться к эльфу, живому, тёплому, спокойному, и, осознавая, отодвигалась. Вокруг собиралась, огрызаясь друг на друга, местная фауна. А может, и флора тоже — кто его знает, к чему относились красивые девушки со злыми лицами и водорослями вместо волос, хабалисто визжавшие, что я ем украденную у них землянику и что меня они разорвут, а мужика живьём в топь утащат и попользуются. Глоренлин назвал их лоймами. Я так поняла, что запретной землянички он насобирал, чтобы эти дамы уж точно не обошли нас вниманием.

Гораздо приятнее был и при этом сильнее испугал юноша, бледный, черноволосый, поразивший красотой и чем-то напомнивший покойного Ганконера, спокойно приблизившийся к границе круга и назвавший по имени:

— Блодьювидд, пойдём со мной. Согрей меня своим пламенем, и я одарю тебя…

Чем одарит, я не дослушала, потому что Глоренлин склонился к уху:

— Старайся не всматриваться и не вслушиваться, это Болотник, он может зачаровать.

Искоса поглядывая на красавца, спросила:

— А потом утопит и высосет кровь?

— А потом доставит удовольствие и отпустит, защитив от прочих, и действительно одарит способностью не тонуть, — судя по интонации, Глоренлин не шутил, но почему-то совершенно не предполагал, что я могу согласиться. Ладно.

И я отвела взгляд. На дальнейшее лучше бы тоже не смотрела: приползавшие на свет были всё мерзее, и красавцев с подарунками среди них более не попадалось. Кровь стыла от вида некоторых, и я пыталась согреться у костра, хоть и понимала, что эту стужу огнём не прогонишь. Знатный паноптикум собрали тут эльфы — тоже чудовища хорошие. Одно вот рядом сидит и периодически чётки вскидывает, да… Всё оказалось хуже, чем я могла себе представить. Я-то думала, что мы тут докукуем до утра, а потом тихо-мирно отправимся восвояси. Как я ошибалась! Глухой ночью, когда к костру любопытно подплыли мертвенно сияющие огоньки, Глоренлин вдруг как с ума сошёл: вскочил, подхватывая резко потухшую саламандру, выволок меня за пределы круга и потащил к берегу. Очумевший от такого креатива паноптикум, отойдя от изумления, кинулся за нами, судя по вою. Глоренлин, добежав до берега, остановился, и я, обернувшись, не столько видела в полутьме, сколько слышала этот невыносимый для человеческого уха звук движения чудищ: скребущий, царапающий, пришлёпывающий, и это торжествующее шипение и клёкот — но тут из-за спины, из тьмы выстрелило щупальце, обвившее ближайшую лойму, почти ухватившую меня, и утащило в топь, глухо чавкнувшую. Щупальца успели похватать ещё несколько экспонатов эльфийского зоопарка ужасов; остальные проявили похвальную сообразительность и быстроту, разбежавшись. Эльф, сука, не соврал: от ужаса икают. Когда меня перестало трясти, я смогла сфокусироваться на лице этой паскуды. Очень сочувственном. И на его сладких успокаивающих речах. Клацая зубами о горлышко, отпила из фляжки какой-то настоечки и слегка отошла.

И оказалось, что сказка только начата:

— Божественная, сейчас ты попробуешь научиться приручать болотных духов. Это очень ценное умение. Прирученный дух, вместо того, чтобы заманивать тебя на погибель, наоборот, выведет в безопасное место. Выбери огонёк, он почувствует тебя и подплывёт, но ты не иди за ним, а постарайся почувствовать его через браслет.

Я попробовала. Огонёк подплыл, но и только.

— Закрой глаза, так будет проще, и потянись к нему артефактом.

Я выполнила указание, и услышав одобрительный возглас Глоренлина, открыла глаза: огонёк передо мной поменял цвет с мертвенно-синего на чистое холодноватое сияние предутренней звезды.

— Отлично. Всё-таки великолепная вещь! — в голосе шамана, как мне показалось, послышалась лёгонькая зависть. И весьма увесистое восхищение артефактом.

Ну я так и думала, что дело не в моих способностях.

— Хорошо. Отдай ему мысленный приказ вывести тебя отсюда. Приступай!

Я напряглась, но получилось только когда я попыталась послать своё желание через браслет, закрыв глаза. Огонёк дрогнул и полетел вперёд. Мы зачавкали следом. Путь по адскому болоту я бы, если б могла, проделала бы с закрытыми глазами: ничего хорошего я там не увидела. На нас налетали гнусно верещащие стрыги, похожие на птиц с головами мёртвых женщин; бросались кочки, оказывавшиеся баламутниками; ещё какой-то ужас, притворявшийся корягой — и всё это моментально утягивалось в топь щупальцами неведомого ктулхоподобного монстра. Которому мы пожертвовали свою кровь.

— Блодьювидд, это Нурарихён, — из какой задницы шаман привёз ЭТО, я не стала любопытствовать, промолчав и слушая дальше, — он запомнил твою кровь, и, если когда-нибудь попадёшь в подобные места, он, возможно, тебя защитит. Только не забудь позвать его, как сумеешь, через браслет, и принести жертву, разрезав ладонь.

Пока мы следовали через топь за огоньком, я для практики успела наприручать целую стайку, и они вились вокруг: было светлее. Проклятый шаман периодически сухо звякал чётками — и я отвечала. В любом состоянии, в любой ситуации, мда…

Могу сказать, что обратно доскакалось не в пример бодрее. Адреналинчик, все дела… На границе топи местная флора и фауна от нас отстали, хотя рассвет ещё и не думал начинаться. Ограничивающие заклятия таки действовали. Только приручённые огоньки увязались следом, летая вокруг меня и путаясь в волосах. Я не гнала их: удобно, хоть веткой глаз не выколешь.

Репка от меня шарахнулась, и я мысленно посмотрела её глазами: бледное чудище, вокруг болотные огоньки… сама бы шарахнулась. Успокоившись и опознав по голосу и запаху, лошадка дала сесть на себя, и мы поскакали. Часа через полтора начало потихоньку светать, и глухие голоса ночных птиц сменились радостным посвистыванием дневных.

Глоренлину, видно, мало показалось, и по дороге он свернул в сторону и выехал на полянку, в середине которой рос прутик. Шаман спешился и с уважением подошёл к нему.

— Блодьювидд, это омела, посаженная в день и час твоего появления в мире Арды.

Потом повернулся к омеле и произнёс что-то превыспреннее на незнакомом языке. Я так поняла, что меня представили омеле.

От удивления даже не спросила, как это растение-паразит само по себе растёт, а не на ветвях дерева.

Со светлым торжеством в голосе Глоренлин сообщил, что из этой омелы вырежут стрелу, которая подарит