Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

подготовиться к обряду.

Я только кивнула, вздохнув. Странная штука время — то тянулось резиной, то вдруг той же резинкой, но отпущенной, понеслось так стремительно… Я ведь даже отдалённо не представляю, что меня ждёт, как-то и спросить не удосуживалась. Жила себе и жила. Но вот сейчас — куча вопросов образовалась, и я не знаю, какой задать первым. Они застряли, как банда солёных огурцов в узком горлышке банки, поэтому молчалось лучше, чем говорилось. Махнула про себя рукой и пригляделась к еде, так ни о чём и не спросив. Всё, что нужно, скажут.

Ела молча, Глоренлин тоже молчал. Ближе к концу завтрака ему принесли на длинной дощечке семь крохотных стеклянных стопок. Содержимое их, как я вдруг осознала, точно повторяло радужный спектр: красное, оранжевое, жёлтое, зелёное, голубое, лиловое, фиолетовое.

Заметив мой заинтригованный взгляд, шаман спросил с улыбкой:

— Что, Блодьювидд, хочешь попробовать? — и подвинул дощечку на середину стола.

Пока я думала, к Глоренлину шокированно повернулся вроде бы занятый разговором владыка, и я не поверила ушам:

— Да ты охренел⁈

Поражённо уставилась на него: никогда ранее владыка себе такой грубости не позволял ни с кем. Глоренлин же почтительно и со спокойным таким весельем в голосе ответил:

— Владыка, совсем немного. Это позволит богине расслабиться и улучшит восприимчивость. Нам же нужно достичь доверия, взаимопонимания и близости?

Пискнув от возмущения, с дремучей подозрительностью спросила:

— Какой ещё близости?

— Исключительно духовной, богиня, — Трандуил взял себя в руки, и голос его стал елейным. Впрочем, я уже знала, что чем елейней его голос, тем злее он внутри, и примолкла.

— Богиня, отпей понемногу каждого зелья, начиная с красного, желательно без перерывов, в одном темпе. Ничего плохого с тобой не случится. Хвост не вырастет. И не влюбишься, — с нехорошей усмешкой сказал Глоренлин.

Ах да, он же читает мысли. И наверняка знает историю с Ганконером, а я как раз про это вспомнила. С ленцой подумала: «А и бог с ним, с хвостом. Зато сейчас узнаю, чем живёт в смысле еды пчелиный король… однова живём!» — и протянула руку к первой стопочке.

49. Веселое болотце

Полночной порою в болотной глуши

Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.

О чём они шепчут? О чём говорят?

Зачем огоньки между ними горят?

© Бальмонт К. Д.

В чём отличие профессионала от любителя? Профессионал разбирается в сортах и оттенках дерьма, связанного с его профессиональной деятельностью. Когда я занималась чаем, то, например, отличала бодрое и жизнерадостное кенийское дерьмо от грустного и замёрзшего краснодарского дерьма. Понимание приходило с опытом и практикой. Как-то смотрела фильмец, в котором весёлый дегустатор Александр Цейтлин парами сравнивал чаи и давал им оценку, с разбором оттенков вкуса и послевкусия. И зачем-то он сравнивал в тот раз ординарный чай с уникальным цейлоном «Богована». Но тогда мне это диким не казалось. И вот, значит, он сначала попробовал ординарный, эдак почавкал характерно, распределяя жидкость по полости рта, чтобы прочувствовать всё, что можно, и проглотил, после чего выдал сразу же характеристики. Потом он попробовал Боговану. Помолчал и с чувством выдохнул:

— О-о-о-о… Богована… — и ещё помолчал.

И только потом начал говорить об аромате, вкусе и послевкусии. Спустя какое-то время, поднаторев, я начала понимать, о чём он тогда молчал. Несколько лет, заваривая по утрам щепотку Богованы, вздыхала не хуже Цейтлина:

— О-о-о-о, Богована… — и мир останавливался. А потом становился другим, лучшим. Светлым, бодрым, ясным. И я в этом мире легче доживала до вечера, и сама была лучше, чем могла бы быть.

Но в тот день я ещё не понимала, и, когда он начал чавкать, объясняя, что пробует «по-нашему, по-дегустаторски», я тоже решила почавкать тем, что тогда пила — и хорошо, что была дома и одна. Вся обляпалась.

Всё пришло с опытом, и сейчас, пробуя этот шаманский сет, отринула стеснение и подчавкивала. На рефлексах. По-нашему, по-дегустаторски) Пробовала капельку, чавкала, углубившись в себя, сосредоточенно вслушиваясь в ощущения, и ставила обратно, глядя, как загорелые длинные пальцы брали стопку — и Глоренлин допивал, прикасаясь губами к тому же стеклянному краю, что и я. Внимательно смотрел мне в глаза. Удовлетворившись увиденным, кивал и приглашающе указывал рукой на следующую. Удивилась первому глотку: не то чтобы я почувствовала какой-то вкус, выпитое заставило ощутить скорее приступ сухого жара и веселья. А пила как будто ледяную безвкусную воду. Задерживаться шаман не давал, и я последовательно ощутила: оранжевый — счастливым любопытством; жёлтый — настигла достоверная такая иллюзия, что я становлюсь умнее (может, и стала); зелёный дал безмятежность; голубой и синий осенили спокойствием и хладнокровием. Фиолетовый прихлопнул всё это сверху, как крышкой, страстью познавать неизведанное. По крайней мере, я это так почувствовала.

И так мы освоили весь завтрак Великого шамана. Сосредотачиваясь на ощущениях, всё равно краем сознания чувствовала недовольство и напряжение короля. Но он молчал. Зато Глоренлин был бодр и весел, расписывая планы на день:

— Итак, богиня, сейчас мы побудем в саду: я должен удостовериться, что радуга, как ты это… думаешь, пошла тебе впрок. Заодно поговорим. А к вечеру посетим одно болотце. Будет весело, — и подмигнул.

В обычном настроении я бы на это подмигивание исподозревалась. Сейчас тоже понимала, что дело нечисто, но ощутила, кроме того, весёлый энтузиазм. Когда Глоренлин встал, пригласительно поведя рукой, встала и пошла за ним. Утро переставало быть томным.

Сидела на той же скамейке у фонтана, где разговаривала с Ланэйром, и ветерок шелестел буйно цветущими жёлтыми розами. Лепестки сыпались на волосы и платье, и весь этот июльский день был ветром и летящими лепестками. Глоренлин стоял напротив. Я помимо воли косилась на смуглую руку, играющую чётками, а он говорил:

— Вы, люди, всё время умираете. Только рождаетесь — и тут же начинаете умирать. Твоя смерть, богиня, я вижу её (ну ещё бы, голубчик, если ты то, что я по капельке пробовала, полностью вылакал! и не то небось видишь…) — Глоренлин засмеялся, я так поняла, моим непочтительным мыслям, и продолжил:

— Твоя смерть чёрным клубком свернулась в твоём животе. Уничтожить её нельзя, но можно, скажем так, исключить тебя из списков, и она уйдёт сама. Смертность перестанет довлеть над тобой, ты станешь здоровее и бодрее, перестанешь стареть, сможешь прожить дольше. Человеческое тело рассчитано лет на пятьсот… — помолчал и доверительно добавил, — знаешь, раньше я не участвовал в сожжении смертности, но Трандуил, расстроенный прошлым обрядом, когда богиня ушла во время него, попросил меня постараться и удержать тебя. Насколько возможно удержать богиню. С точки зрения