Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

меня, прости… ты так сладко лишаешь дыхания, я не мог удержаться. Вольно ж тебе уезжать от меня… Я же знаю, ты думаешь, что равных мне в постели нет. Но для того, чтобы было так, нужна эта самая постель! Я король, и из мальчишеского возраста вышел, валяться по земле мне не нравится. Сейчас я верну тебя сыну, но возвращайтесь — или я начну сердиться.

И вернул — раскрасневшуюся, заплаканную. Леголас, неподвижно сидевший у костра, взглянул на меня, а потом на отца, уже с тенью гнева. Тот надменно встретил взгляд и молча развернул оленя.

Руки и ноги тряслись, и взгляд принца мне не нравился; не хотелось отвечать на вопросы. Тихо уселась на брёвнышко, закутавшись в одеяло. Он вздохнул, и, похоже, оставив намерение выспрашивать, просто присел рядом и обнял. От его шелковистого тепла начинавшееся нездоровье тут же ушло, жизнь наладилась. И я не знаю как, но мы ещё три дня протаскались по лесу.

Под вечер третьего дня собралась страшенная гроза. Небо вспыхивало сиреневыми зарницами, и Леголас, было решивший заночевать в живописном местечке неподалёку от дворца, поднял на небо взгляд и нахмурился:

— Отец сердится. Эту грозу вызвал он, — и начал собираться.

Доехали мы за пару часов, и за это время совершенно вымокли под хлещущим ливнем.

Трандуил, сама доброта и радушие, встречал на входе:

— Блодьювидд, ты совсем продрогла, ну как же так…

В сторону сына владыка выдал ядовитый пассаж на квенья. Я уловила, не веря ушам, что любой эльф уже опасается пойти в любую сторону, чтобы не быть смущённым видом совокупляющегося наследника, и что эти прогулки без штанов недостойны аранена.

Тот только выпрямился и пожал плечами:

— Я консорт.

Взгляды отца и сына скрестились, и владыка усмехнулся:

— Ну-ну.

И более ничего не сказал, в мою же сторону приветливо распахнул руки.

Чувствуя, что соскучилась и по королю, и по благам цивилизации в виде горячей воды, еды и сухой постели, благодарно кивнула и вплыла всей своей промоклостью в его участливые объятия. Оно конечно, холодный ливень очень способствовал таким ощущениям, но владыка предупреждал… да и правда же соскучилась.

— И я, irima, — голос короля был бархатист и намекал на всевозможные удовольствия, — пойдём погреемся.

* * *

На следующее утро, продрав глаза к завтраку, удивилась, не встретив на нём принца. Скосилась на короля, но спросить ничего не успела.

— Нет, не на гауптвахте. Услал я твоего консорта, — в этом месте была выдержана насмешливая пауза, — по делу. На пару недель. Ходят слухи, что на границе снова появились огромные пауки, которых давно не видели. Скорее всего, враньё. Но пусть проверит. Неделя туда, неделя обратно… Заодно проветрится. Аранен любит путешествовать.

Смотрела на владыку с удовольствием: какой красивый и какой ядовитый! И яд разбрызгивает эдак непринуждённо, с изяществом. Видела как-то в зоопарке, как бегемот какает. Феерическое зрелище: маленький бегемотий хвостик, крутясь пропеллером, разбрызгивал жидкие фекалии во все стороны. И сейчас вот вспомнилось вдруг.

— Ах, irima, рад тебе нравиться, — и на щеке появились весёлые ямочки от улыбки, — отдохни, побудь только со мной… это будет справедливо. Но есть и другие резоны: со дня на день прибудет владыка Элронд. Не исключаю, что в его свите найдутся дурни, желающие умереть на поединке в твою честь. Поскольку консорта два, вызванным может быть любой. Так пусть вызовут меня: я убью наверняка.

Охнула про себя, осознав что да, это возможно. Трепетно и благодарно пожала холёную большую руку, в который раз удивившись её красоте. А ведь Леголас, конечно, увиливать от поединка не стал бы. Наказание и высылка на пару недель кстати пришлись.

— И ещё одно: он скоро вернётся, но я хочу, чтобы до дня середины лета между вами ничего не было. Скучай по нему — тогда, возможно, во время обряда у тебя будет меньше искушения уйти от нас так рано. Я думаю, что для богини нахождение в мире дольнем не такая уж радость, и ты, не осознавая этого, стремишься вернуться сама к себе, стать духом — и хочу задержать тебя, как смогу, — Трандуил печально вздохнул.

Смеясь, заверила, что никуда не собираюсь, и что жизнь моя хороша до невозможности.

* * *

Придя с завтрака, привычно умостилась на террасе со словарём ругательств и вспомнила про письмо Ланэйра! Ужас, неделю назад получила, и даже не открыла, не то что ответить! Вздыхая, пошла искать. Подаренные книги уже были заботливо выставлены на полочке над камином, и письмо лежало на ней же.

На желтоватой шелковистой бумаге, в незапечатанном конверте. Ну надо же, эльфы пишут женщинам не только на лепестках…

Прошла обратно на террасу, уселась в кресло, задрав ноги на стол, и открыла:

'Любовь моя…

Подавившись вступлением, призадумалась. О как, любовь… мне казалось, что кто-кто, а уж господин посол меня именно что хочет… впрочем, Трандуил тоже на квенья беспрестанно называет «emma vhenan», «единственной любовью» — это, может, хорошим тоном считается. Было бы ужасно думать, что правда любовь. Вон, у Горчева в рассказике был мужик, красивый до невозможности, и женщины влюблялись в него пачками. Сам не хотел, а губил походя. Так ему, по итогу, пришлось стать отвратительной свиньёй: немытой, небритой, колупающейся в носу, рыгающей и вызывающей как можно больше омерзения — только бы очередную даму не сгубить, хе-хе. Я на такие подвиги не способна… блин, но семь тысяч лет, что эта прекрасная голова думает, я даже представить не могу… ладно, что там дальше…

'…я не сожалею о своей дерзости, но печалюсь о глупости и бестактности. Я пытался купить тебя, и мне нечем оправдаться. Даже раскаянием, ибо я не раскаиваюсь.

Я помню, как увидел тебя в первый раз: ты шла по заснеженной аллее, такая хрупкая и прекрасная («Это я-то? Вот эльфам пламя глаза застит!»), а я был в толпе встречающих, невидимый для тебя, незнаемый тобой… и таким для тебя и остался. Всё время приходилось бороться с собой: я понимал, что, вызвав Трандуила, могу выиграть поединок. Не хотелось тебя опечалить ничем, но к королю ты вроде бы и не питала чувств — по крайней мере, поначалу, а он был груб и нетерпелив.

И я бы вызвал, если бы не знал, что есть тот, другой. Что король обманул и обобрал собственного сына, и, убив Трандуила, придётся впоследствии убить и Леголаса; а эту смерть, я думаю, ты не простишь никому.

Так несправедливо и жестоко — ощущать себя безнадёжно проигравшим без боя! Особенно потому,