Вандал (сборник) - Андрей Посняков

– Маргон, узнай у Гавриила, где в городе самый красивый аринский храм? Ну, который бы посещали весьма значительные люди.

– Ты думаешь, он скажет, господин Александр? – Маргон уже давно почтительно именовал Сашу именно так – господином. – Он же кафолик!

– Все равно должен знать – раз уж местный. И не забудь – сегодня вечером мы снова идем в корчму. Надеюсь, ты уже составил список?

– Составил, – парень взял с небольшого столика свернутый в трубочку лист из египетского папируса – целую кипу таких хевдинг прикупил для всяких надобностей. – Вот он.

– Так-так, – сидевший в кресле молодой человек вытянул ноги. – Посмотрим-посмотрим… О, господи! «Красная слива», «Нога повешенного», «Золотой череп»! Это не для харчевен, это для фильмов ужасов название… или, по крайней мере, для рок-групп.

Маргон сделал удивленное лицо:

– Не понял тебя, господин.

Ну, конечно, не понял, еще бы…

– А вот – «Ногу повешенного» и «Золотой череп» ты зачем подчеркнул?

– Там часто собираются моряки.

– Ага… правильно. Ну, иди, иди же, спроси Гавриила про церковь. А я пока посмотрю.

Парень вышел, тряхнув кудрями, и вскоре уже вернулся – вот уж поистине повезло Александру с помощником: расторопен, умен, деловит. И без всех этих варварских пережитков вроде чести, достоинства, благородства…

– Ну? Что сказал старик?

– Сказал, что ариане особо чтут два храма: Святого Зосимы и Святого Феофилакта. Святой Зосима далековато, за главным рынком, а Феофилакт тут рядом.

Встав, Саша подошел к окну и распахнул ставни. Плеснуло синевой небо, и мягкое осеннее солнышко, выглянув из-за крыш, ласково подмигнуло вождю – мол, не переживай, все будет нормально. Хорошо бы… Сладко пахло розами. Во дворе, под пальмами, крича, гонялись друг за дружкою дети. Старый разбойник кот, взобравшись на росший недалеко, на углу, карагач, осторожно подбирался к птичьему гнездышку.

– Храм Святого Феофилакта… – молодой человек высунулся в окно. – Это не тот синий купол?

– С золоченым крестом?

– Именно.

Маргон пожал плечами:

– Наверное, тот. Старик что-то говорил про купол и крест.

– Вот туда я сейчас и схожу, солнышко-то уже садится – как раз успею к вечерне. А ты, грешник – давай-ка по тавернам. Куда сегодня?

– В «Золотой череп» прогуляюсь. Туда сегодня должны зайти морячки… ну, местные перевозчики, у них еще плавания не закончились, хоть уже и шторма.

– Да – шторма.

Саша поежился и мысленно попросил Господа за своих друзей-варваров. Не дай сгинуть в пучине! Все ж таки жалко.

– Господин Александр, – обернулся в дверях Маргон. – Все хочу спросить – ты разве христианин?

– А как же! – Саша даже обиделся. – Что, не видно разве?

– Не видно, – честно признался парень. – Я думал – ты язычник, как и твои воины.

– Они тоже не все язычники. Гислольд, к примеру – крещеный. Только вот не помнит, в какую веру? Кто он, арианин или кафолик? Вот и поминает языческих богов, как и все его приятели.

К выходу в храм Саша переоделся, посчитав подаренный Гислольдом плащ слишком уж вызывающим для столь святого места. Ярко-алый, сверкающий… еще и со львами! Надел другой, поскромнее – темно-синий, без всяких украшений, с одной лишь серебряной фибулой.

Дети по-прежнему бегали во дворе, едва с ног не сбили. Играли в какую-то игру – в лапту, что ли? Нет, – в «чижа», – собирали потом разбросанные по всему двору палочки. Едва молодой человек вышел за ворота, как где-то рядом – как раз в нужной стороне – послышался колокольный звон. Видать, при храме Святого Феофилакта имелась и колокольня, и хорошо знающий свое дело звонарь – ишь, как наяривает: бом-бом-бим… бом-бом-бим… Прямо вальс – «На сопках Маньчжурии».

Не слишком торопясь, но и не особо ротозейничая, Александр подошел к храму – красивой, но несколько тяжеловесной базилике, похожей на мощную крепость. Толстые стены, узкие небольшие окна-бойницы, покатая крыша. И синий, как небо, купол со сверкающим золотым крестом!

– Придут ли сегодня важные люди? – прямо вот так, без всяких изворотов, поинтересовался молодой человек, кидая медную монетку первому попавшемуся нищему – вшивому кривоногому старику с нечесаным колтуном на башке и хитрыми бегающими глазами.

– Сам-то повелитель нечасто показывается, все больше во дворце Господа молит, – в мгновение ока прибрав денежку, усмехнулся убогий. – А вот сын его, светломудрый Гуннерих – почти каждую вечерню. Любит он этот храм, жалует. А вон он, как раз идет… со стражами.

Саша обернулся…

Да уж, кого-кого, а стражей у наследника было предостаточно – подобранные молодец к молодцу здоровяки в сверкающих на солнце кольчугах, с мечами – копья и секиры нынче не взяли – все ж в Божий храм шли.

Гуннерих… Неприметный, со смазанными чертами лица, человек с падающими на покатые плечи темными, с легкой рыжиной, волосами. Бледное, несколько осунувшееся лицо с тонкими чертами, которое, наверное, можно было бы назвать и красивым, если бы не изможденный вид, если б не эти темные мешки под глазами, кустистые брови вразлет, редкая, аккуратно подстриженная, бородка, и вдруг вспыхивающий искрой фанатизма взгляд. Наследнику можно было дать лет двадцать пять… или тридцать… или даже все сорок – в зависимости, на что обращать внимание – на фигуру, лицо, мешки под глазами… Ага! Он еще и грызет ногти! Нервничает? Нет, тут, скорее, иной смысл – наверное, в детстве он недополучил материнской любви… да и сейчас, в общем-то, взрослый, давно сложившийся человек с непростым – видно – характером, полностью находится в тени своего отца, человека властного и нетерпящего никаких возражений.

Саша вошел в храм вместе со всеми прочими людьми – вслед за наследником. Пахнуло прохладой, несмотря на большое количество людей и во множестве горящие свечи, в базилике отнюдь не было душно. Яркий сияющий свет отражался в золоченых ризах священнослужителей, в разноцветной радуге фресок, в иконах. Пахло ладаном и миррой, глаза нарисованных на стенах святых, казалось, следили за каждым.

Собравшиеся дружно молились, искоса поглядывая на Гуннериха, тоже молящегося, истово, с фанатизмом…

Надо было пробраться к нему поближе… Что б увидел, запомнил. Надо бы… Черт, да как же это сделать-то? Эвон – народу, не протолкнешься. Кстати, некоторые не особенно-то и молились… шепотом обсуждали какие-то личные и хозяйственные дела, соседей.

– Ох, прости, Господи… – Саша быстро ткнул кулаком стоящего впереди мужичка.

Тот обернулся, наткнувшись на широкую улыбку:

– Уважаемый… там шапку не ты потерял?

– Шапку?

– Во-он там…

Пока мужик осматривался, хевдинг уже пролез вперед, ближе к алтарю, протиснулся, как мог, даже устроил небольшой скандальчик… такой, чтобы обратить на себя внимание наследника. Сначала – гневное… потом – вроде бы и вполне благосклонное – Александр как раз истово закатил глаза, и даже бухнулся на колени – только вот не было места. А затем, когда служба закончилась, молодой человек быстренько пробрался к выходу, встал на паперти вместе со всеми, кланялся. И снова обратил на себя внимание, этак ненавязчиво, не слишком бросаясь в глаза. Потом, выбрав группу хорошо одетых людей, затесался и к ним – под общие разговоры. То, се… вскоре уже все знали о некоем благонравном молодом человеке, философе, большом стороннике александрийского пресвитера Ария.

Саша приходил в храм Святого Феофилакта каждый вечер и почти всегда встречался там с наследником трона. Встречался глазами – заговорить не осмеливался, слишком уж дерзко, да и вряд ли это позволила бы охрана.

И скоро стал для Гуннериха привычным… как статуя, как фреска или свеча. Пора было делать дело…

Вечер был тих и безлюден, только что прошел дождь, и поднимающиеся испарения стелились по мостовой плотным дрожащим маревом. Саша на этот раз не пошел в церковь, иначе бы не успел, пришлось уж пропустить службу.

Выглянув из подворотни, молодой человек прислушался? Ну, где же они, где? Ага… Вот! Стук копыт. Пора? Или выждать еще чуток? Нет, пора, пора – всадники быстро приближались…

Когда Гейзерих и его люди, поднимая брызги из луж, вынеслись на безлюдную площадь, они услышали громкие крики… и звон оружия! И проклятья!

– Помогите, помогите! Ради всех святых!

– Посмотрите, что там, – придержав коня, скомандовал Гуннерих. – Кто осмеливается разбойничать в городе моего отца?

Много кто! – хотел сказать рослый начальник стражи, но поостерегся, подкрутил усы, послав в подворотню пятерых. Таких парней вполне хватит для всякого сброда!

Посланцы вернулись быстро. Не одни – двое тащили под руки некоего прилично, но скромно одетого господина в синем плаще с испачканным в крови лицом.

Гуннерих признал сразу: