Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Не забуду! Молиться буду всегда и помногу!

- Ну и правильно, чадушко! Давай-ка сейчас вместе!

Макарий приобнял мальчика за плечи, развернул осторожно к образам. Перекрестились.

- Повторяй за мной. Во имя Отца, и Сына, и Святого духа. Аминь. – Иоанн подхватил, и детский голосок звонко зазвучал вместе с густым раскатистым басом владыки. - Боже, милостив буди мне грешному. – Поклонились оба. – Господи Исусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоя Матере, преподобных и богоносных отцов наших и всех святых, помилуй нас. Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе…

В задумчивости вышел Макарий из горницы княжича. За дверью Челяднина дожидалась:

- Владыко, великая княгиня Елена Васильевна, смиренно просила заглянуть к ней.

- Как княжич, владыко? – Заметно волнуясь, в глаза заглядывая, спросила Глинская. Макарий был тих и торжественен:

- Радуйся, великая княгиня. Радуйся, мать, выносившая в чреве своем сего младенца, яко Присная Дева Спасителя. Велик будет государь Иоанн Васильевич. Деда своего грозного превзойдет делами великими. Одно заботит меня…

- Что? – Встрепенулась мать, обеспокоенно.

- Духовник ему нужен по истинному пути христианскому рядом идти, на гору высокую помочь взобраться, дабы всю глубину души народа нашего узреть, открыть и прочитать.

- Так присоветуй кого… или митрополит наш, Даниил…

- Даниил… - повторил за ней Макарий, легкая тень пробежала по лицу, - … поразмыслю я, государыня. Вернусь к себе в Новгород, осмотрюсь. Время терпит покудова. Тут особый поп нужен, без суеты. А пока по монастырям, по храмам возите чаще. Пусть духом праведным пропитывается от обителей православных, от икон святых, грамоту постигает, с ней и мудрость библейскую. Чрез нее озарение получит и взойдет на трон солнцем земли русской, грозным и ласковым в одно время, согревающим чад своих и врагов испепеляющим, единой верой и любовью с народом связанный и Господом нашим.

- Дай Бог, дай Бог… - зашептала, закрестилась Елена, - спаси и сохрани Пресвятая Богородица дитятко мое.

Иоанн растолкал спящего щенка, ухватил за передние лапы, поднял, тряс, сон отгоняя, старался заставить глаза в глаза смотреть. Щенок не хотел просыпаться, нехотя задними лапами воздух перебирал, опору искал, попискивал жалобно.

- Запомни! Тебя теперь зовут Тимелих! Вырастешь, будешь главным у меня среди псов Божьих! Служи мне верно, всех врагов моих отгоняй и терзай, как лютые ангелы у Архангела Михаила. Лая твоего пусть все демоны и воры бояться, яко звона колокольного.

Щенок окончательно проснулся, задышал часто-часто, язычок розовый вывалив на бок.

- Понял? Понял меня! – Обрадовался Иоанн, прижал его к себе, и благодарный Тимелих с удовольствием принялся лизать щеку мальчика.

Глава 8. Конец бабьей власти.

Как решила боярская дума с подачи Василия Васильевича Шуйского, так и поступили. На переговоры со Старицким «изменником», деверем Елены Васильевны отправлялся князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский, а с ним уходила и рать великокняжеская. Лихие московские охотники уже под Старицей крутились вестниками разорения и погибели, страх наводили на князя Андрея Ивановича. До переговоров ли ему стало? Понял, что ждет его.

В ужасе пребывая, выход видел лишь в мятеже. На Новгород надеялся, грамоты разослал, как советовал вероломный Шуйский. Вышел князь со всей дружиной, семью свою забрал – юную жену Ефросинью и младенца Владимира .

Узнав о продвижении Старицкого князя к Новгороду, московское войско разделилось – князь Никита Хромой Оболенский повел часть полков наперерез, отсекая новгородскую дорогу, князь Иван Овчина-Телепнев двинулся прямо навстречу князю Андрею.

Почуяв западню, несчастный князь раздумал идти к Новгороду и от Заяцкого Яму повернул на Старую Руссу. Новгородскую дорогу и поля с севера тут же перегородили рогатками, телегами и стражей полки Никиты Хромого. С юга приближались полки Ивана Овчины. Московское войско наводнило всю округу, станом обустраивалось. Табуны коней на луга выпускали, разбивали шатры для воевод, подтягивали поближе возы с огнестрельным снарядом, близ них располагались ратники, варили в медных котлах похлебку из сухарей и толокна, тут же спали под открытым небом – дождь ли, снег, жара иль холод – все едино привыкшие. Кольцо сжималось. Несчастный князь Андрей встал станом в деревне Тухола. Шатер ему раскинули на пригорке, что высился по-над речкой Нишей, в месте, где ручей Тухолька впадает. Рядом церковь походную соорудили. С высоты и открылась ему вся картина сотен займищ московских, колоннады дымов, в небо устремившихся. Князь Андрей приказал дружине к бою готовиться, плести осадные плетни из хвороста, землей их набивать. Сам ходил, лично пищальников и лучников расставлял. Не заметил, как ночь на землю опустилась, осветив округу алмазными искрами костров противника, словно саван богатый для знатного мертвеца раскинули.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На рассвете пушка московская рявкнула, снесла худую избенку на окраине Тухолы, ознаменовав наступление дня последнего. Полки московские поднялись, застрельщики готовили пищали к бою, остальные ратники, блестя оружием на ярком майском солнце, начали охватывать деревню серпом.

Бледный от отчаяния, не от страха за свою жизнь, а за жену юную с младенцем, что в шатре прятались, приказал князь Андрей и своим изготовиться к смертельной схватке. Москвичи не торопились начинать. На другом берегу Ниши, сверкая серебряной насечкой лат и шлема, поигрывая разукрашенным самоцветами шестопером, на коне сидел хмурый князь Иван Овчина-Телепнев. Рядом с ним, без всякой брони, в богатом кафтане с тафьей на голове виднелся дворецкий Поджогин.

- Ну что, князь, чую, страхов мы нагнали, теперь мой черед подошел? – Шигона наклонился к Овчине. Князь скривился:

- Не по душе мне вести разговоры со Старицким. Что может быть лучше чести бранной? Измена его ясней ясного. Мало того, что сам удумал, так и Новгород за собой увлечь пытался! Посягал на жизнь великокняжескую!

- Про Новгород верно, были грамотки прелестные. – Согласился Поджогин. – Про посягательства не ведомо мне, не возводи напраслину, князь, на родного дядю великого князя Иоанна.

- Что он в живых бы нас всех оставил, возьми его сила? – Язвительно усмехнулся Овчина.

- Чего гадать? – Пожал плечами дворецкий. – Я напомню тебе про деда нынешнего великого князя, тоже Иоанна. Всех братьев своих приструнил, Новгород покорил, Тверь… а хоть кого казнил из знатных? Так, по мелочи… Но и живым никого не выпустил, кроме тверского князя. Только крови на нем родной нет! И обвинить в смертях не могут. Также и сын его, Василий, поступал… Также и с Дмитровским князем вышло по мудрости нашей Елены Васильевны. Ныне черед за Старицким.

- Делай, как знаешь! – Зло бросил Овчина, разворачивая коня и отъезжая.

- О, Господи! – Перекрестился Шигона. – Прости согрешения мои старые, теперешние и будущие на сколь хватит Твоего терпения. Каюсь Тебе заранее, может и настанет день, что уйду в монастырь грехи свои замаливать. – Дворецкий опустил голову, вспоминая былое, помолчал с минуту-другую, потом обернулся резко, посмотрел на своих «ближних» людей, что поджидали неподалеку – Коробова Василия, Мамонова Ивана и Загряжского Дмитрия, рукой им махнул: «Поехали, мол».

Четверка безоружных всадников на глазах у двух ратей, застывших в тревожном ожидании, перешла вброд Нишу, направляясь к старицким.

Князь Андрей Иванович все видел, махнул рукой воеводе – пропусти!

Шигона в сопровождении своих людей подскакал к князю. Сам вперед выехал, люди чуть позади остались, окруженные старицкими ратниками. Поджогин снял шапку, поклонился поясно.

Андрей Иванович зло отвечал на приветствие:

- Какой камень привез за пазухой, дворецкий? Что еще удумала вдова моего брата с полюбовником?

- Не горячись попусту, князь, если хочешь добра и живота княгине с княжичем малым, - Поджогин шапку одел неторопливо, кивнул на стоявшую неподалеку Ефросинью с младенцем на руках. – Побереги и свою голову. Она еще пригодиться…