Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Гноище! Ворота адовы! – шептали самые знающие, внешне смело, но с опаской внутренней, заглядывая в смрадную темноту.

- Прямо в ад ведет? – С дрожанием в голосе спрашивали другие, нерешительные, стоя в шаге от потемневшего, заросшего мхом сруба.

- А то! Прямиком, чрез Поганую лужу и далее, до геенны самой. Все там, и грешники и черти, из гнили да в пламя жариться. – Оторвавшись от разглядывания дна, гораздо громче и увереннее поясняли первые.

Иоанн опять убежал от нянек, оставив их далеко позади. День был теплый, на нем холщовая рубашонка, подпоясанная вышитой оборкой, порточки, суконные сапожки-бахилки. Видя ребятню, у колодца столпившуюся, к ним важно направился. Приметив княжича, расступились. Мальчишки шапки скинули, девочки за их спины спрятались, но все поклонились поясно. Было их с десяток, может больше. Самый старший, лет двенадцати, Иоанн давно его заприметил, держал в руках двух щенят малых – черного и белого. А сам ярко рыжий, кудри хоть и острижены в кружок, да вились во все стороны своенравно. И смотрел всегда также, хоть кланялся со всеми, да с вызовом, иль насмешкой во взоре. Иоанн слышал, что Нечаем его зовут остальные ребятишки и, что он сын одного из конюхов великокняжеских. Вот и сейчас, щенят одной рукой держал, в другой шапку скомкал, поклон отбил, и уставился своими глазищами карими прямо на княжича, а на губах усмешка презрительная играла, словно выговаривал, чего, мол, пожаловал, и без тебя хорошо было.

- Я – князь великий! – Непонятно зачем сказал Иоанн.

Все еще раз поклонись ему. И тот, Нечай, со всеми вместе, но улыбка с лица не сошла, только злее стала. Молчали дети, ждали, что дальше скажет княжич.

- Чего собрались тут? – Спросил Иоанн.

- Щенят топить будем. – Ответил за всех Нечай с ухмылкой.

- Щенят? – Переспросил княжич, всматриваясь в черный и белый комочки, прижатые к груди сына конюха. – А почто?

- Для забавы! Лишние они. – Пояснил, все также задиристо ухмыляясь, Нечай.

- А не жалко? – Иоанн вдруг представил себе ужасное дно колодца, куда он однажды заглянул, пересилив собственный страх. Деваться было некуда, сам объявил тогда перед ребятней, что хочет тоже посмотреть туда, куда и они. – Утонут ведь!

- Так и топим, чтоб утонули. – Безразлично пожал плечами мальчик.

- А тебе не жалко?

- Чаво жалеть, чай не человек, а пес, собака! – Презрительно сплюнул на землю сын конюха. Умом младенческим Иоанн понял, что всем своим поведением, Нечай стремится обидеть его, но что делать дальше, сообразить не мог, оттого губенка нижняя задрожала. Хотел было оглянуться назад, нянек высмотреть на подмогу, али из взрослой челяди дворовой кого, но передумал. Чуть закусив трепетавшую губу, смирил волнение, набрался смелости и выпалил одним духом:

- А кто позволил топить?

Нечай не ответил, снова поднял и опустил недоуменно плечи, глянул презрительно на княжича, мол, какое еще позволение на такую ерунду надобно. Щенки попискивали жалобно, пытались высвободиться, но мальчишка держал их крепко. Наконец, ему это надоело, он перекинул шапку, что в кулаке сжимал, зажал ее подмышкой, схватил освободившейся рукой черного щенка за холку и простер над бездной колодца.

- Я не позволяю! – Выкрикнул Иоанн, понимая, что сейчас свершиться непоправимое. И в тоже мгновение Нечай разжал пальцы, не сводя с княжича насмешливых глаз. Откуда-то из глубины черного зева колодца донесся слабый звук всплеска. Детишки, забыв об Иоанне, гурьбой обступили колодец, хором наклонили головы – что там внизу.

Княжич вспыхнул гневом, обида испарилась, он шагнул вперед и ударил ручонками в грудь Нечая, желая наказать обидчика. Двенадцатилетний противник ожидал этого и напрягся. Получилось, что семилетний Иоанн ударился о непреодолимую стену, и его отбросило назад. Княжич растянулся на земле и… заревел от обиды во все горло.

- Ты… холоп… я… моя… воля… великий… князь… холоп… - Доносилось снизу, рыданья размазывались слезами и соплями по лицу серыми от пыли ручонками, превращаясь в грязные темные разводы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

К колодцу уже бежали наперегонки няньки, обнаружив местонахождение драгоценной потери. Опережая их, подскочил стражник с огромной саблей на боку. Первым делом подхватил княжича, поставил его на ноги, сорвал с себя шапку, вытер ее грязь с лица мальчика, приговаривая в горячке.

- Не убился, Иоанн Васильевич? Не поранился?

Убедившись, что с великим князем ничего страшного не произошло, обернулся к ребятне и грозно спросил:

- Кто обидел?

Малышня бросилась в рассыпную, остался лишь один Нечай. В глазах его блеснул озорной огонек бесстрашия, одной рукой он по-прежнему прижимал к груди белый комок.

- Ты, что ль? – Стражник поймал его ухо и стал выкручивать. Мальчишка весь изогнулся и выронил щенка. Тот шлепнулся кулем о землю и тонко заскулил. Иоанн тотчас рванулся к нему, схватил и прижал к себе. Злым, прерывающимся от рыданий голосом, выкрикнул:

- Он! Он, холоп! Я повелевал! Он не выполнил.

- Запорю, стервец! – Зашипел стражник, вытягивая ухо провинившегося, так, что тот вынужден был приподняться на цыпочках, ибо казалось воин хотел оторвать его вместе с головой. Было видно, как больно Нечаю, но он терпел изо всех сил, не издавая ни звука.

- Да, да! Пороть его! – Кричал Иоанн, уже окруженный охающими и ахающими бабками. – На конюшню его!

- Щас, мы мигом его, государь! – Стражник отпустил на мгновение ухо жертвы, ударил наотмашь по лицу так, что мальчишка кубарем полетел на землю, нагнулся, схватил за шиворот рубашки и поволок полубесчувственное тело за собой.

Вырвавшись от нянек, с щенком на груди, Иоанн решительно зашагал за ними, на ходу еще шмыгая носом и утирая рукавом вытекающую соплю.

Полумрак конюшен отозвался вопросительным тревожным ржаньем. Несколько лошадиных голов повернулись в сторону нежданных гостей, встревожено кося глазами. Слева от яслей стояли деревянные козлы, с водруженной на них большой дубовой колодой - кобылой, побуревшей от засохшей крови, длиной больше человеческого роста и шириной в пол-аршина. На одном конце ее был вырез для шеи, и два по бокам – для рук.

Навстречу входившей в конюшню процессии – впереди стражник с Нечаем, волочившимся по земле, за ними княжич Иоанн с няньками, выскочил испуганный молодой широкоплечий парень - конюх.

- Ката сюда! Быстро! – Рявкнул стражник, оторвав одной рукой тело своей жертвы от земли, и швырнул на колоду. Если и теплилось до этого в Нечае еще какое-то сознание, то теперь, глухой стук головы по дереву означал полное беспамятство. Конюх исчез. Вместе него, спустя какое-то время, появился широкоплечий мужик в красной рубахе с большой густой черной бородой и полностью выбритым черепом. Через его левое плечо была переброшена длиннющая плеть, волочившаяся за ним по устланному соломой земляному полу. Заметив великого князя, кат остановился, поклонился низко, коснувшись правой рукой земли. Распрямившись, подошел к кобыле и осмотрел предстоящую работу. Тело мальчика лежало неподвижно посередине гигантской колоды. Размеры приспособления для порки были слишком велики. Палач покачал бритой головой, примериваясь. Затем, привычным жестом разорвал на мальчишке рубаху, оголяя спину, подхватил за подмышки, подтянул, чтоб голова безвольно рухнула в отведенный для нее вырез, раскидал в стороны руки, присел на корточки, достал тонкий кожаный ремешок, размотал его, прикинул, хватит ли длины, вновь покачал головой, но подлез под колоду и стянул запястья. Выбрался, распрямился во весь рост, осмотрел все заново, хмыкнул удовлетворенно. Отошел в сторону на несколько шагов, повернулся к Иоанну, вновь поклонился и спросил:

- Дозволь начать, великий князь?

Няньки закрестились, зашептались за спиной Иоанна, упрашивая:

- Батюшка наш, уйдем подале от греха. Не гоже дитятке малому смотреть на казнь. Пожалей себя, Иоанн Васильевич!

Но княжич упрямо мотнул головой. Его губы были поджаты, скулы заострились, взгляд переместился с белеющей в полумраке конюшни обнаженной спины на красную рубаху ката, затем на рукоять плети, висевшей пока в бездействии на левом плече палача.