На солнце и в тени - Марк Хелприн

Когда поток иссяк, он вытерся, бросил тонкое полотенце в мешок, взял одежду и карабин и, пошатываясь, пошел к следующей палатке, в которой мужчин, выстроенных в несколько шеренг, «окуривали» ДДТ. На следующем этапе они одевались, расчесывали волосы и рассматривали новых себя в затуманенных металлических зеркалах, закрепленных на брезентовых стенах палатки.

Полностью одетые и снова вооруженные, они вышли на улицу и подождали под снегопадом, прежде чем усесться за стол в одной из огромных палаток-столовых. Всем было так жарко, что никто не надел ни каски, ни подшлемника, и за время ожидания волосы у них замерзли и макушки присыпало снегом. В столовой палатке они взяли подносы и пошли от прилавка к прилавку, ставя на них тарелки с едой. В конце концов Гарри обнаружил себя сидящим на скамейке за длинным столом со свободными местами по обе стороны. У него были нож, вилка, ложка, бумажная салфетка и алюминиевый поднос, на котором находились: фунт тушеного мяса, груда жареного картофеля, кукуруза и большой кусок испеченного снабженцами шоколадного торта без глазури. Большая чашка была наполнена очень сладким горячим чаем. Свет, проникавший через высокий потолок палатки, имел серебристый оттенок из-за собравшегося на брезенте снега, который в некоторых местах таял и капал вниз. Снаружи слышалось шипение газовых горелок, что могло бы считаться устойчивой тишиной, если бы немецкая артиллерия время о времени не напоминала о себе страшным грохотом. Во время еды солдаты, которых в палатке Гарри было около сотни, едва ли это замечали. Они были вымыты и согреты, в чистом белье, они ели настоящую пищу. Этого было достаточно.

Вряд ли было произнесено хотя бы одно слово, но откуда-то из-за спины до Гарри донеслась фраза, похожая на слабое эхо от сводчатой крыши оживленного железнодорожного вокзала: «Это около Атланты». И еще во время еды выкликали имя того, кто забыл в душе свою «собачью бирку»[145]. Все это напоминало монастырскую трапезу, пока вошедший капитан не постучал алюминиевой кружкой по опорному шесту палатки, словно желая остановить несуществующий шум, и не произнес речь, которую произносил уже много раз до того и которую ему еще предстояло произносить снова и снова.

– Внимание, – сказал он, – выслушайте общие указания. Я должен напомнить вам о некоторых вещах, потому что из-за халатности мы несем потери, которых можно было избежать. Помните, дороги в Европе, особенно в Германии, примерно через каждый километр пересекаются под прямым углом с более узкими, которые часто прошиваются пулеметным огнем. Не сворачивайте на них. Минуйте их как можно быстрее. Понятно? Это первое. Второе: многие из вас могут погибнуть из-за того, что забыли, как атаковать дот. Напоминаю. Не делайте этого, если у вас нет нужного состава. Подождите. Соберитесь вместе. Делайте все по правилам. Вам нужны: две тротиловых шашки, базука, ручной пулемет, от двух до четырех стрелков и два человека с гранатами. Это много, но так вы выполните задачу и, вероятно, сохраните свою чертову жизнь. Последовательность действий такова. Следите за ним. Ждите всю ночь. Атакуйте на рассвете. Стреляйте во все отверстия изо всего, что у вас есть. Затем взрывотехник может зайти в тыл. Взрывайте дверь. Бросайте туда гранаты. Обстреливайте продольным огнем всех, кто будет выходить, если таковые останутся. Хорошо? Не забывайте. И третье: все имейте это в виду. Энергичная атака, предпринятая неожиданно и идущая неуклонно, без передышки, – это лучший шанс для вас вернуться живыми с войны. Даже сейчас, после всего, что вы испытали, может казаться, что это не так, но это именно так. Если приближаться к противнику медленно, он продержится дольше и убьет больше наших людей. Если вы быстро его опрокинете, он этого сделать не сможет. Офицерам, сержантам, командирам отделений – каждому – держать эти три вещи в голове. Это все.

В самой последней палатке Гарри получил пять плиток шоколада и три пачки сигарет. Непосредственно перед посадкой в грузовик с ними беседовал какой-то офицер службы снабжения, знаки отличия у него были запорошены снегом, и он у каждого спрашивал:

– Вам что-нибудь нужно?

Почти все отвечали ошеломленным повторением вопроса: «Нужно ли мне что-нибудь?» – и следовавшим за этим приступом неудержимого смеха, который сам по себе был подарком и облегчением. И на обратном пути в грузовике они недолгое время были счастливы, как младенцы на руках у матерей, потому что за полтора часа или чуть больше они от начала до конца заново познакомились с жизнью, и это дало им стимул жить дальше.

На следующий день, после того как все пережили три-четыре часа счастья, пока ситуация еще не вернулась в привычное русло, полковая боевая группа, одна треть боевого состава дивизии, двинулась по дороге, растянув на несколько миль колонны грузовиков, танков и пехоты, готовые к натиску на восток. Они должны были миновать несколько рот пехоты, которые выступили вперед, чтобы удерживать лес, и последуют за ними до самой отдаленной точки, чтобы снова закрепиться там, пока основные силы будут восстанавливаться и ждать бензина.

Общеизвестно, что солдаты отдыхают и сражаются, затем снова отдыхают и сражаются, так что боевые группы, готовые просочиться через линии укреплений и спуститься на равнину, не в последнюю очередь думали о солдатах, которые удерживали позиции до их прибытия. Некоторые из вновь прибывших засыпали вопросами Гарри и других, но большинство вело себя тихо, подавленно, угрюмо или же демонстрировало величественную обреченность. Как только они начнут сражаться, страх и тоска пройдут, но сейчас они смотрели на сосновые ветви, отягощенные снегом, или сидели, уронив головы на руки, и вспоминали свое детство и то, что было не так давно. Поэты не могли бы быть более созерцательными, хотя некоторые мужчины топили свой страх в браваде и рассказывали о том, что они будут делать с немцами. Некоторые из них действительно могли бы сделать то, о чем говорили, если бы получили такую возможность, если бы оказались в доме, где можно убивать мужчин и насиловать женщин. Их было очень мало, но все-таки они существовали – и ослабляли американскую армию, потому что их существование представляло собой угрозу для души и тела.

Бронетехника шла в первую очередь, танки, стоявшие в десяти футах друг от друга, растянулись вдоль дороги, насколько можно было видеть. Танкисты провели ночь в таких ужасных условиях, как никто другой, потому что не могли ни спать в своих танках, ни развести приличный костер. Они не были одеты так тепло, как пехотинцы, находившиеся на ветру и холоде двадцать четыре часа в сутки, и поэтому были похожи на лошадей, оказавшихся в открытом поле без попон и без своей естественной густой шерсти.

Тысячи людей, группами разбросанные среди деревьев, ожидали первых проблесков рассвета. Они были избавлены от зловония собственных отходов только благодаря минусовым температурам и ветрам, которые у всего отбирали тепло настолько эффективно, что мертвый человек или животное замерзали до каменного состояния менее чем за час. Выпить чего-нибудь горячего – из термоса или из кружки, согретой на укромном костерке или на медленно горящей банке «Стерно», – было столь же ценно и желанно, как появление самой Венеры в обнаженном виде. И даже более, потому что за несколько часов до атаки огромный сексуальный заряд, который у пехотинцев бывает либо полностью включен, либо полностью выключен, был полностью выключен. Они осторожно дышали и спали урывками.

Перед самым рассветом офицеры обошли свои подразделения и приказали солдатам построиться в какое-то подобие колонн. Проснувшись в сокрушительном холоде, люди пытались унять дрожь, но зубы у них все равно стучали, даже когда им удавалось совладать с тряской в руках и плечах.

Танкисты забрались в свои машины. По отмашке флагом запустились сразу все двигатели. Даже сильный снег не скрыл бы этот звук от врагов, окопавшихся в окрестностях городов, и, предупрежденные им, они засуетились. Через несколько секунд грохот десятков танковых двигателей вызвал шквал заградительного огня тяжелой артиллерии, которую немцы держали в резерве. 280-миллиметровые снаряды проносились по визжащей дуге над головами и взрывались позади колонн. А потом взрывы стали ложиться все ближе, словно побуждая приготовившиеся к атаке войска выйти из зарослей на открытое место. Возможно, в этом и состоял план противника, но пространство, заполненное падающим снегом, больше не было освещено пожарами. Зная, что их не будет видно на поле, потому что природа прикрыла его отличной дымовой завесой, танковые командиры рвались в бой, чтобы избежать опасного для них обстрела. 280-миллиметровый снаряд может разрушить большой дом, бетонный дот и потопить корабль. Прямым попаданием танк будет уничтожен.

Для тех, кого вот-вот вытолкнут на передовую, больше не было необходимости соблюдать строй, и, отчаянно торопясь покинуть зону обстрела, солдаты, удерживавшие позиции в лесу, бросились занимать места на танках, которые уже собирались трогаться. Нельзя было не обращать внимания на приближавшиеся разрывы снарядов. Оставляя важные вещи и тлеющие костры, пехотинцы бежали к танкам и взбирались на них.