Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

ни на минуту забывать, кто я и как жила!

– Твоё слово – закон, моя княгиня. – Иван согнулся в поклоне.

– Хитрец! Разве ты по-прежнему можешь попасть в Лукоморье?

Иван улыбнулся и подхватив меня на руки, закружил по комнате:

– Конечно, ладо! Я смертен теперь, но всё остальное осталось при мне: и силушка богатырская, и удаль молодецкая, и добра мне дал Бог, и злата, и серебра, и москотья, и красавицу-жену. Да и бессмертным снова стать не так уж и трудно: достаточно выпить драконьей крови из серебряного кубка… мне и тебе.

– О да! Это очень просто! Убить дракона! Горына! Корнея Горыныча!

– Тебе его жалко? Он тебе нравится? Если так, то оставлю в живых, останусь смертным, – в голосе Ивана послышалась ревность.

– С чего мне его жалеть? Не Горыну я обещана в жёны. Он меня на остров не посылал, ждать три года – не ждал, в Ноктис за оминумом не ходил, бессмертия ради меня не терял, розу Алкею из-за океана не вёз, и из грядущего полона не он меня освободит!

Иван жарко прикоснулся ко мне:

– Ибо крепка акы смерть любовь, ладо ма.

– И ты по-прежнему Великий бард Лукоморья? И мысли читать, и оборачиваться аргизом можешь, как и прежде?

– И аргизом… и мысли читать… А тебя я и без слов понимаю, ладо, всегда… почти всегда.

– Как мы попадём в Лукоморье, мой бард?

– В моём саду в Глдани есть временной переход – такая же часовня, как и в «Зелёном Дубе». Я уверен, что в Старом Капеве нам будет лучше, чем здесь. Помнишь нашу опочивальню? Там широкая и мягкая постель… Но очень холодная без тебя…

Иван снова принялся целовать меня. Руки легли на бёдра, и подол пополз вверх под нежными и настойчивыми прикосновениями.

«Азъ бесъсытенъ тобою, ладо… прилука ма…»

В коридоре раздалось частое цоканье каблучков.

«Желя!»

Иван неохотно отступил и сел на стул:

– Кажется, нас обнаружили твои псевдородственнички…

Я едва успела перевести дыхание, как на террасу ворвалась ятровка:

– Что вы тут делаете? – Она быстро оглядела комнату.

– А ты что тут делаешь? – прошипела я в ответ.

– Я хотела сказать, Васа… тебя к телефону.

– Хорошо, сейчас подойду. Ты иди, Желя…

Когда ятровка скрылась за дверью, я обернулась к Ивану:

– Я прогуляюсь немного, мой бард. Подышу свежим воздухом… одна.

– Прогуляйся, ладо… отчего же не прогуляться, – хмуро согласился Иван, – я подожду тебя здесь.

Телефон ответил короткими гудками.

– Кто меня спрашивал?

– Не знаю, – пожала плечами ятровка, – мужчина. Он не представился, но сказал, что родственник Горын должен передать тебе важные сведения о каком-то… профессоре Эрнеле.

– Может, Этернеле?

– Да! – радостно кивнула Желя. – Сказал, что будет ждать на Русской через полчаса, у дома тёти Тамары.

– Так поздно?

– Ещё просил передать, что спешит и другого времени встретиться у него не будет.

Я поблагодарила, поднялась к себе в комнату и переоделась в спортивный костюм.

«Ну что же, заодно и прогуляюсь!»

По вечерам, уже много лет, я совершала пробежки и, признаться, не видела причины менять привычки. Перед ужином, который мог затянуться у родни далеко за полночь, я совершала пробежку вдоль Куры.

Как-то, пробегая вдоль Русской улицы по петляющей, каменистой тропинке, я заметила сестру Марью, спускающуюся к воде. Я хотела её окликнуть, но передумала. Сестра спустилась по крутой тропке, еле заметной среди высоких камней, и зашла в маленький серый сарайчик, похожий на пристанище бомжа, скрытый в тёмных густых прибрежных кустах.

В сарайчике загорелся свет, но я не удивилась – все знали о болезненном пристрастии сестры к рыбалке.

Я усмехнулась:

«Ага! Марья, Марья! Вот где ты скрываешься по утрам и вечерам! Говоришь мужу, что в салоне, а сама к удочкам и мотылю!»

Месяц я бегала мимо маленького сарайчика, и всякий раз там горел свет.

Сейчас, подбегая к Русской, я поняла, что дом тёти Тамары находится напротив тропинки, ведущей к сарайчику.

Господи! Разгадка всегда была рядом, а я ломала голову, зачем тётка Макоша вызвала меня в Тбилиси. А Марья-то хороша! Неужели и правда: жаба зелёная Марья, как кошка влюбилась в Соботу и пыталась лишить отца силы с его помощью! Ах ты, Марья Моревна, ненасытная! Настало время поговорить по душам! А Инкуба как ловко использовали! Если бы со мной что-то случилось, только отец смог бы снять заклятие! Только он, больше никто!

«Так вот почему Иван вернётся в подземелье в чертоги Лукоморья! Чтобы меня спасти! Ну, мы ещё посмотрим, кто кого! Я просто так не дамся! Я иду к тебе, Марья Моревна!»

Я взглянула на часы. До встречи с Горыном ещё есть время. Осторожно я стала спускаться по тропинке к реке.

Домик стоял у самой кромки воды. В этот раз свет не горел, и я разозлилась на саму себя, досадуя, что впустую пришлось спускаться в темноте с риском сломать шею.

Я распахнула шаткую дверь:

– Эй, Марья! Как клюёт? Много рыбы наловила? Выходи же, я знаю, что ты здесь!

Внутри было совершенно темно. Лунная дорожка отразилась на гладкой поверхности у стены. Я подошла, чтобы рассмотреть: в свете луны тускло блеснула старая, масляная лампа. Рядом на полочке лежали спички. Комната постепенно наполнилась тусклым жёлтым светом и из темноты выступили очертания предметов. Их было немного: высокое, в человеческий рост зеркало у входа, деревянный стул перед квадратным столом. На столе – коробка с рукоделием и древняя зингеровская машинка. Рядом на плечиках нежно мерцала, бриллиантово искрясь, серебристая, тонкая выкроенная ткань, почти готовое уже длинное платье.

Присвистнув от удивления, я приложила платье к плечам и подошла к зеркалу. Ткань светилась оттенками зелёного и голубого, переливаясь в лунном свете и красиво подчёркивая изгибы фигуры. Недолго думая, я натянула платье поверх футболки и шорт. Ткань облегала плечи, драпируясь в причудливые складки на бёдрах, скользила по рукам, как вторая кожа.

«Какое красивое платье! Почти готово… осталось только немного подшить! Чудесная ткань! Волшебная!»

Я подкрутила фитиль в лампе, прибавив света.

И в ужасе замерла!

Повсюду на стенах были развешаны распятые на медных гвоздиках тонкие лягушачьи шкурки! Их было десятки, сотни! А в углу, в заросшем тиной аквариуме, копошились желтобрюхие тела ещё живых лягушек.

Онемев от ужаса, я ринулась прочь. Низкий дверной косяк двинулся мне навстречу, я с размаха ударилась лбом и… потеряла сознание.

Очнувшись, я увидела над собой напряжённое лицо Ивана. Он прикладывал к ране влажный платок:

– Как ты? Идти сможешь?

Всё ещё не обретя дара речи, я молча указала рукой на лягушачьи шкурки, растянутые по стенам.

Иван почесал затылок:

– Исследования – хороший опыт никогда не повредит, но во всём нужна мера. Это уже слишком… Зачем это