Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

приведшие к смерти потерпевшей; платок с кровью потерпевшей. В комнате подсудимого было обнаружено разорванное нижнее бельё потерпевшей со следами вагинальных выделений и спермой подсудимого Рюрикова-Острого.

Свидетельские показания и данные улики являются основой судебного приговора. У суда нет оснований рассматривать данные действия как совершенные в состоянии аффекта. Подсудимый осознавал характер своих действий и руководил ими.

В результате судебно-медицинской экспертизы и психолого-психического освидетельствования у подсудимого психопатических черт характера не выявлено. Суд признаёт собранные для дела доказательства достаточными для вынесения приговора по статье 108-й часть 1-я УК Грузии и приговорил признать обвиняемого виновным в совершении преступления».

– Подсудимый, вам понятен приговор? Вам понятно решение суда? – спросил судья.

– Да, – впервые за месяц Иван произнёс вслух, – мне всё понятно.

– Слава тебя, ос-споди! – выдохнул на заднем ряду Афоня. Заговорил! Наконец-то!!! Вернулась сила! Ну, теперь будет дело! Давно бы так, мой бард!

– Ваше последнее слово, подсудимый… Вы отказываетесь говорить, подсудимый?

Иван молча оглядел тёмным взглядом притихшую родню.

«Вот вам моё последнее слово… Я знаю, что вы слышите меня. Змеиное гнездо… долго готовились. Но недолго вам торжествовать! Уж, вы у меня попляшете, дайте срок! За навет напрасный, за клевету, за Василису, за всё ответите! И тебе, Марья, не жить! Ты же слышишь меня, Моревна ненасытная? Попомни Соботу! Жаль, не увидишь уже моего подарочка, головы предателя! Платье из лягушечьих шкурок ты Василисе подсунула! Знала, что обернётся она лягушкой, и только Бессмертный может ей облик прежний вернуть! Жабы! Вы, видать, забыли, кто я? Попомните, на кого беду навлекли, на кого тявкнуть посмели… Привяжу вас к коню Аргизу, разметаю косточки по белу свету! Там, где нога оторвётся – сосна вырастет, там, где рука – осина, а где тело – лес встанет! Не ждите пощады!»

Тётя Макоша, услышав мысли Ивана, схватилась рукой за сердце, а Марья испуганно взглянула на сестёр.

Осуждённого отвезли в городскую тюрьму. Он хмуро смотрел перед собой, игнорируя насмешливые выкрики надсмотрщиков и заключённых. Завтра утром повезут в Глдани – ожидать смертного приговора. Здесь в сравнении с Глдани курорт – один в камере.

Иван некоторое время стоял, глядя через тусклое оконце под потолком на рассеянный пучок белого света. Солнце клонилось к закату. Иван выставил перед собой руку, всматриваясь в неё через свет. Он сильно исхудал за последние два месяца, пока длилось следствие. Почти ничего не ел, только пил воду.

«Ничего, голод полезен».

Узник растянулся на тощем матрасе, закинув руки за голову, прикрыл глаза. Привиделось ему подземелье под Чёрной горой и чертоги Змея Горына. Среди мрака холодных камней на четырёх цепях неподвижно, отражая тусклый свет, висит хрустальный гроб. В том гробу – Василиса. Из темноты в яркий овал света выступает Горын.

«Царевна-лягушка под надёжной охраной», – раздаётся змеиное шипение.

Иван приподнялся на локте, прислушиваясь к шуму в коридоре. За кованой дверью творилось что-то невообразимое: крики, пальба, вой, стоны.

Дверь с грохотом отворилась и слетела с петель. В камеру ворвался, сверкая пламенеющим жёлтым взглядом, огромный красно-серый волк.

Иван-царевич одним махом взлетел к нему на спину:

– Что так долго, Афоня?

Волк в один скок пересёк длинный коридор и выскочил на улицу.

– Временной переход в Глдани разрушен! Родственнички Василисины постарались! С землёй сровняли! В Москву нам надо! Домчимся до Лукоморья к утру, Инкуб Острый! Пора тебе, мой бард, по душам с Горыном и царём Бессмертным поговорить! Вызволим мы твою ненаглядную Василису! Я всё подготовил: и оружие, и конь твой Псой уже ждут тебя, Иван-царевич!

– Подожди, Афанасий, не спеши. Заедем-ка к тётке Макоше и Марье Моревне, ятровкам. Спросить охота, что за спектакль они устроили, сколько судье заплатили. Как платье шили? Как Василису на погибель заманили?

– И то правда, – ответил волк, – и мне охота отплатить за тёплый приём ответным теплом!

Иван щёлкнул пальцами, и откуда ни возьмись в руках у него оказался ярко горящий оранжевый факел.

– Ответным теплом отплачу, изволь. Подпущу красного петуха! Гореть будет ярко! И следа от этого проклятого места не оставлю! Мне охота посмотреть, как их косточки по полям да кочкам мой аргиз-конь разметает!

Спустя час изумлённые горожане, жившие у подножия крепости Нарикала, наблюдали, как через мост на Русскую улицу несётся витязь на невиданном вороном коне. Лицо воина было закрыто чёрной половецкой маской из воронёной стали. Очевидцы божились, что одет был всадник в полнорукавную походную кольчугу. Ноги по колено в серебре, руки до локтя в золоте. Шелом с высоким шпилем с прикреплённой к нему бармицей закрывал кудри и плечи. Серый мятель из дублёной кожи блестел в потоках дождя, под ним сверкал тяжёлый полутораручный меч.

На пеньковых верёвках от луки седла, привязанные за ноги, подскакивали на кочках брусчатки четыре женских тела, облачённые в парчу и шелка. Рядом, щёлкая зубами, бежал огромный красно-серый волк.

Несчастные ещё были живы и кричали отчаянными, полными ужаса голосами, тонувшими в шуме дождя:

– Прости нас, Иван-царевич! Нас заставили оболгать тебя! Царь Нави заставил! Только он заклятье с твоей лягушки снимет!

– Пощади нас, Аргиз! Нас заставили! Под страхом смерти!

– Пощади, князь Афанасий! Кощей нас заставил!

Волк клацнул страшными зубами и произнёс по-русски:

– Предателям пощады нет! Вот ведь, как всё закончилось!

– Всё только начинается, Афанасий! Скачем в «Зелёный Дуб», – отозвался Иван-царевич.

Всадник нёсся дальше, и последнее, что видели казнённые, это чёрный дым и высокий столб красного пламени, объявший большой старинный особняк за мостом».

Вот ведь, приснится такое. Я погладила рукой гладкую кожу на бедре. Неужели когда-нибудь она превратится в лягушечью? Станет холодной и лип-кой?

– Я очень боюсь, Ваня, – прошептала я, глядя в бездонные глаза жениха.

– Не бойся, я же с тобой. – Иван отвлёк меня от тревожных мыслей, я нашла успокоение в его поцелуях и объятиях.

Через час Иван стоял у огня, умиротворённый, немного отрешённый. Он улыбнулся, оглядывая восхищённо обнажённое тело, вбирая его целиком одним взглядом.

Он уже успел привести себя в порядок и выглядел безукоризненно. Разве только на шее пламенел след поцелуя, и очи сверкали ярче обычного.

Иван помог надеть и застегнуть сарафан, придирчиво осмотрел всю, поправил волосы.

– Ты выйдешь за меня. Сегодня же распишемся, – сказал он убеждённо. – А теперь пойдём отсюда, тебе незачем здесь оставаться. Переночуем у меня – нам определённо нужно места побольше, – Иван тронул носком ботинка осколок разбитой вазы, – а завтра утром уедем в Лукоморье.

Я смотрела на возлюбленного.

– Хорошо, я поеду с тобой, – ответила я, лукаво улыбаясь, – но при одном условии.

– Каком? Говори! – вскрикнул Иван, горячась.

– Ты никогда больше не дашь мне противную розу Алкею. Я вспомнила свою жизнь и не хочу