Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

«Я наблюдал, как колхозники, – продолжал Ставский, – несколько вечеров подряд с упоением читают “Поднятую целину”… Замечательное действие художественного произведения заключается в том, что оно не только обсуждается как художественное произведение, но сразу же обсуждается практическая деятельность колхоза… Это наиболее яркий пример».

Сталин решил на съезд не приходить, чтоб не возникло толков о прямом партийном руководстве литературой. Но, конечно же, за всеми организационными вопросами – каким быть съезду и каким быть Союзу писателей – стоял именно он. С весны 1934 года секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР организовал регулярное информирование руководителей партии о настроениях в писательской среде и ходе выборов делегатов на съезд.

Писательское руководство подбиралось в трудных спорах, о которых можно судить по написанному в первые дни августа письму Горького Сталину: «Серафимович, Бахметьев да и Гладков, – на мой взгляд, – “отработанный пар”, люди интеллектуально дряхлые. Двое последних относятся к Фадееву враждебно, а он, остановясь в своём развитии, видимо, переживает это как драму, что, впрочем, не мешает его стремлению играть роль литературного вождя, хотя для него и литературы было бы лучше, чтобы он учился <…> Я не верю в искренность коммунизма Панфёрова, тоже малограмотного мужика, тоже хитрого, болезненно честолюбивого, но парня большой воли. Он очень деятельно борется против критического отношения к “Брускам”, привлёк в качестве своего защитника Варейкиса, какой-то Гречишников выпустил о нём хвалебную книжку, в которой утверждается, что “познавательное значение ‘Брусков’, без всякого преувеличения, огромно”, и повторена фраза из статьи Васильковского: “’Брусков’” не заменяют и не могут заменить никакие, даже специальные исследования о коллективизации”. Разумеется, в книжке этой нет ни слова о “Поднятой целине” Шолохова…»

Против Шолохова в любых руководящих органах ни Сталин, ни Горький ничего не имели. Но сам Шолохов руководящих должностей занимать не желал и, получая подобные предложения, раз за разом ссылался на то, что, находясь в Вёшенской, ему сложно следить за московскими событиями.

Съезд начался 17 августа 1934 года и продлился до 1 сентября.

При всей значимости этого события Шолохов потерял ещё полмесяца литературной работы.

Съезд проходил в Колонном зале Дома союзов. Государство возносило литературу на ту ступень, которую литературные деятели не занимали ранее нигде – ни в России, ни за её пределами. Список делегатов включал 597 человек. Никогда ещё в истории России столько литераторов в одном месте в одно время не собирались. На съезде были представлены писатели и поэты 52 национальностей страны, в том числе 201 представитель титульной нации, 113 евреев, 28 грузин, 25 украинцев, 19 армян, 19 татар, 17 белорусов, 12 узбеков, 10 таджиков.

О съезде писала и советская пресса, и мировая. Было приглашено множество гостей, в том числе 40 зарубежных литераторов, в числе которых были Луи Арагон, Мартин Андерсен-Нексё, Жан-Ришар Блок, Вилли Бредель. Инженеров человеческих душ приветствовали представители рабочих и колхозников, вооружённых сил и флота. Сталинские ставки и здесь были ясны: население Страны Советов должно было не просто стремительно получить массовое образование, но и научиться понимать словесность. А также театр, симфоническую музыку, живопись.

В числе прочих функций, литератор безусловно должен был выполнять и так называемые пропагандистские: проповедовать ценности своего государства, описывать и по возможности славить человека труда и доблести, всецело разделять победы и беды народа.

За трибуной стоял бюст Ленина, над ней висели два огромных портрета – Сталина и Горького. Слева и справа от сидящих размещались большие портреты канонизированных русских классиков – Пушкин, Лермонтов, Лев Толстой, Чернышевский, Герцен, Чехов – как бы символизирующие связь времён и, более того, верность традиции критического реализма, которому на смену пришёл теперь реализм социалистический.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Форум открывал, конечно же, Горький. Шолохов был избран в состав первого правления Союза советских писателей. Туда, наряду с Горьким, Серафимовичем, кремлёвским жителем Демьяном Бедным и специально приставленным смотрителем от партии, крупным партийным чиновником Александром Щербаковым, вошли безоговорочные лидеры литературного процесса: Фадеев, Леонов, Алексей Толстой, Всеволод Иванов, Гладков, Эренбург, Сейфуллина, непоколебимый Панфёров, ряд представителей национальных литератур, поэт Тихонов, драматурги Афиногенов и Киршон, а также старейший, на год старше Горького, русский писатель, принявший Советскую власть, – Викентий Вересаев, в известном смысле лично соединявший советских писателей с портретами, украшавшими форум.

«Попутчики» внимательно следили за тем, чтоб бывшие рапповцы не захватили только что созданный Союз писателей – однако состав президиума хотя бы отчасти мог успокоить их: силы в управлении были распределены примерно поровну.

Выступать Шолохов отказался, но в первый день работы съезда именно ему по поручению президиума предоставили право зачитать проект резолюции – чтобы все 597 литераторов со всего СССР, а также иностранные гости и корреспонденты запомнили этого молодого красивого парня. В течение почти всего съезда Шолохову пришлось находиться в президиуме, много, иной раз даже против собственной воли, хлопать и бесконечно жмуриться на вспышки фотоаппаратов.

После вступительного доклада Горького Карл Радек говорил о современной мировой литературе, Самуил Маршак – о стихах для детей, Владимир Киршон – о драматургии. Николай Бухарин обнародовал доклад о советской поэзии, раскритиковав комсомольских поэтов. Бодро выступали Фадеев, Юрий Олеша, Борис Пастернак, Исаак Бабель.

Гость съезда, Отто Шмидт, математик, географ, геофизик, астроном, начальник Главного управления Северного морского пути и руководитель ледокольного похода «Челюскина», рассказал с трибуны, что «недооценивал роль литературы» – но, слава Богу, «товарищи взяли на корабль несколько книг, из которых самыми любимыми для всех членов экипажа стали пушкинские стихи и третий том “Тихого Дона”».

С одного из заседаний Шолохов всё-таки исхитрился сбежать на приём к наркому тяжёлой промышленности Серго Орджоникидзе и пробил строительство в Вёшенской водопровода. Сколько лет таскали воду из Дона – и вот, наконец, сбылась мечта: вода в каждом курене.

Глава девятая

Сталинский коньяк

В прежний свой дом Шолоховы уже едва вмещались, приезд гостей и вовсе подрывал быт. Летом 1934 года затеяли стройку нового дома с писательским кабинетом на втором этаже.

К зиме работы приостановили до следующего года. Михаил Шолохов и его жена Мария собрались в путешествие. В Европу! На целый месяц!

Ей 32, ему 29.

Дочке Светлане – восемь лет. Сыну Саше – четыре.

Оставили детей и хозяйство на родню. Родни было предостаточно: шолоховская мать, тесть и тёща Громославские, три Марусины сестры – Лидия, Полина, Анна, жившие в станице Вёшенской.

Не считая поездок в Москву, это был первый их совместный выезд. Неслыханное дело творилось: когда это казачки добирались до Парижа? Казаки – да, случалось, а бабам и мечтать не приходилось.

Никому не сказали, что Маруся-то – снова беременна. Три месяца уже!

Родня поездку в таком состоянии не одобрила бы – то самолёты, то поезда, а как станет нехорошо в пути? – но Маруся решила: беременные бабы, пока не прихватит, в поле ходили на работы, а тут поезда, тоже мне. Тошнота прошла, и ладно. А живота всё равно не видно.

Писательские, равно как и любые другие передвижения за пределы страны давно уже стали в СССР делом жёстко нормируемым. Бежали тогда не только из Страны Советов, но и в неё – прочь от преследований. Половина Европы управлялась фашистскими или полуфашистскими режимами. Все друг друга подозревали, и не без оснований. Одни – в сочувствии коммунистам, другие – в сочувствии фашистам.