Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

В Китае роман перевели не с русского, а с немецкого; «Тихий Дон» был выпущен в издательстве «Шэньчжоу Гогуан шэ», тоже с купюрами. В конце 1933-го гоминьдановское правительство и вовсе отдало приказ о запрещении и сожжении в Китае ряда книг, в том числе и шолоховского романа. Но почти одновременное сожжение книг писателя в Китае и в фашистской Германии лишь придавало ему имени дополнительный вес и значимость.

Так два неоконченных романа сделали Шолохова международной знаменитостью. Корреспондент, побывавший у него в Вёшенской, насчитал по 14 переводов «Тихого Дона» и «Поднятой целины», но писатель тут же признался, что это не всё и он даже не знает точно, на сколько всего языков переведены его книги, – где-то на 20.

* * *

В феврале 1934 года в Москве начались пробы артистов для съёмок в «Поднятой целине». Шолохов, увлёкшись выбором, настоятельно советовал режиссёру Николаю Шенгелая, чтоб его жена – актриса Нато Вачнадзе – сыграла распутную Лушку. Шенгелая согласился.

В апреле Шолохов ждал приезда съёмочной группы на Дон. Всё было готово к началу работы. И тут пришло извещение с московской кинофабрики: работа над фильмом остановлена. В письме ничего не объяснялось, но догадаться было не слишком сложно. В ходе работы над сценарием Шолохов настаивал на максимально зрелищном показе сцен раскулачивания. Раз уж роман назывался изначально «С потом и кровью» – то пусть будут и кровь, и пот.

Шенгелая и Санишвили передоверились знаменитому имени Шолохова. Раз этот человек видится со Сталиным – значит, ему позволено многое, думали они. Оказалось: нет. Писать – это одно. А всей стране показывать, как кулацких детей вышвыривают на мороз, – совсем другое. Писателю, может, ничего не сделали бы – зато всю киностудию разжаловали б в дворники.

Шолохов был крайне огорчён.

Столько времени отняла работа над сценарием – и всё впустую.

Несколько лет подряд он ничего и слышать про кино не захочет.

«Без меня!»

* * *

В том же апреле отчитывался Левицкой: «Плохая весна. Третью неделю дует суховей, снег потаял, но земля сухая. Работа идёт туго. Грустные дела на тихом Дону. Хлеба вышло на “трудный день” в среднем по р-ну 1,5 кил. И уже давно, с января примерно, пухнут люди. Не все, разумеется, но пухнут многие. И помаленьку мрут от голода, так и не дождавшись зажиточной жизни».

Собирался в том году за границу, но снова оказалось не до того. Вместо Парижа – по бог знает какому кругу уже – в Москве. Больше, кроме него, спасать Верхний Дон некому. Все боятся – а ему чего уже пугаться? Он себя приговорил.

Сорок раз обойдя все приёмные, добивается встречи у Сталина.

14 июня в 15.10 к Сталину заходят Каганович и недавно вступивший в должность секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов. В 15.15 – Куйбышев. Спустя ещё 15 минут – Шолохов, нарком зерновых и животноводческих совхозов СССР Тихон Юркин, член Центральной контрольной комиссии ВКП(б) Александр Гуревич, начальник Азово-Черноморского краевого земельного управления Михаил Малинов, народный комиссар земледелия СССР, автор многочисленных работ по вопросу хлебазаготовок Михаил Чернов. Через 20 минут, в 15.50, пришёл последний участник разговора – крупный партийный деятель Лев Мехлис.

Судя по тому, что Шолохов докладывал о ситуации перед столь почтенным собранием, он говорил со Сталиным накануне по телефону: для Сталина шолоховское выступление не могло быть неожиданностью.

Шолохов снова рассказывал о голоде на Верхнем Дону.

В чём была причина катастрофы на этот раз?

Существовало и должно было действовать решение ЦК ВКП(б) о льготах колхозникам Северо-Донского округа: столкнувшись с массовым голодом, партия приняла решение возвратить нуждающимся крестьянским семьям определённое количество голов домашней скотины. Также было решено компенсировать имущество, изъятое в пользу колхозов, – если вернуть, по тем или иным причинам, это имущество было уже нельзя: предметы быта, одежду или тот самый мёд, что съел Демид-молчун в «Поднятой целине».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Наконец, прежним владельцам необходимо было возвратить право пользования частью хозяйственных построек, также отобранных в пользу колхозов. Однако работники на местах категорически не спешили этого делать: не для того раскулачивали! Они саботировали партийные приказания. Директива не работала.

Коров, докладывал Шолохов, изъяли 2685 – вернули 494. Ещё 2191 корову возвращать не хотели – а может, и не было уже этих коров. В итоге 2191 семья жила без кормилицы-коровы.

Овец изъяли 1067, вернули 143, а 924 овцы никак не отдавали.

Свиней изъяли 555, вернули 46, а 509, может, на сало пустили давно.

Лошадей изъяли 191, вернули 6, а 185 – нет.

Рабочих быков изъяли 33, вернули одного.

Из незаконно 213 захваченных колхозами частных строений все 213 оставались в пользовании колхозов.

Шолохов расписал в картинах и в лицах уловки, на которые идут руководители колхозов и ростовские партийцы.

Разговор в данном составе длился один час двадцать минут. Затем Шолохова, Юркина, Малинова, Чернова отпустили, а Каганович, Жданов, Мехлис и Сталин остались.

23 июня Политбюро утвердило проекты постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О помощи колхозам Азово-Черноморского края», представленные комиссией Жданова. В постановлении говорилось: «Поручить комиссии в составе тт. Жданова, Чернова, Гуревича, Микояна, Клейнера, Гринько, Акулова, Малинова, Лукина, Шолохова и Юркина разработать мероприятия по хозяйственной помощи колхозам районов Северной области Азово-Черноморского края».

Доверие к Шолохову у Сталина было беспрецедентным. Он не вполне доверял отчётности своего собственного партийного аппарата, раз за разом прибегая к помощи писателя, получавшего право докладывать перед первыми людьми страны. И все сидели, слушали и записывали. И собирали потом дополнительные комиссии – чтоб партийные указания выполнялись.

Сколько таким образом спас Шолохов людей в буквальном смысле от смерти – едва ли возможно сосчитать. Он неустанно трудился на своей земле народным заступником, гуманитарной службой, статистиком, утешителем.

Увы, в ущерб книгам.

В том 1934-м журнал «Новый мир» анонсировал выход второго тома «Поднятой целины». Что до «Тихого Дона», то ещё в апрельском письме своей корреспондентке Шолохов писал: роман будет окончен «примерно, в последней четверти текущего года. Сейчас я работаю над последней частью».

Но он не успел до конца года доделать ни «Поднятую целину», ни «Тихий Дон». В феврале 1935-го написал в очередном письме товарищу: «Сейчас пока занят по горло: кончаю – наконец-то! – “Тихий Дон” и тотчас же возьмусь за последнюю книгу “Под<нятой> целины”». Тогда же «Новый мир» снова анонсирует публикацию второго тома «Поднятой целины» во второй половине года. Но и в этом году не выйдет ничего.

Зато летом 1934-го, вскоре после сталинского заседания и всех последующих партийных решений, ростовская газета «Молот» бодро отчитывалась о шолоховском житье-бытье: «Часто он на своем “фордике” появлялся в колхозных бригадах, хуторах и МТС. Его дом с зелёной крышей, с радиомачтой, окаймлённый зелёными деревьями, знали все, вплоть до самых малых детей. Сюда ежедневно приходят колхозники со своими невзгодами и радостями. Он живёт жизнью районной партийной организации, высиживает долгие вечерние часы на бюро райкома, слушает планы уборочной, доклады о работе МТС, о перегибах или хорошей работе того или иного председателя колхоза».

Прочитав эту статью, даже те, кто ещё не успел до Шолохова дойти, собирались и шли к нему. Как к самому родному и самому мудрому. Который может почти всё и обязательно поможет. И на бюро райкома, и на всяком собрании – Шолохов был за старшего. Заехали в гости рабочие Лензавода с просьбой выступить у них; отчитались потом в другой газете: «За время, которое мы провели в квартире тов. Шолохова, к нему приходило несколько человек за советом и помощью. Он каждого усаживает, выслушивает… Зашёл к нему за советом и прокурор. “Я к вам, Михаил Александрович, приехал за советом”, – сказал он».