Рейтинговые книги
Читем онлайн Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ... 262

Все купюры про комиссарские зверства Шолохов старательно восстановил. Ловите, товарищ Малкин, горячий печатный привет от сталинского любимца. Вскоре Малкин получит майора НКВД, орден Красной Звезды и станет главой УНКВД по Краснодарскому краю.

«Товарищ майор, гляньте-ка, это не о вас прописано в книжке? Вот здесь, я ногтем подчеркнул. Нарасхват идёт, говорят. И в Москве читают, и по всему Дону – вслух, в станичных библиотеках. Да и у нас в крае тоже, говорят, люди интересуются: не про вас ли речь…»

Летом третья книжка «Тихого Дона» вышла отдельным изданием. Следом – все написанные к тому времени книги эпопеи в трёхтомнике. Шолохов стал самым читаемым писателем Советского Союза. Знал бы кто, какой жизнью он живёт и сколько за свой триумф платит.

В отчёте Шкирятова Сталину было сказано: «Ростовский НКВД продолжает создавать ложные дела на честных людей; против Шолохова подбираются ложные материалы и распускаются провокационные слухи». Сталин про это знал. Шолохов про это знал. Ростовский НКВД делал своё дело. Малкин во главе Краснодарского НКВД – ждал своего часа. Два соседствующих отдела НКВД – с их неслыханными возможностями, наганами, камерами, сексотами, – и один литератор в своём вёшенском доме: кто кого?

И скажите после этого, что Шолохов Мелехова не с себя рисовал.

* * *

У кого не было обид – так это у Плоткина. Отданного под суд, его могли, решением ростовских властей в прямом смысле слова угробить. А тут – «строгий выговор с предупреждением». После всех мытарств вёшенские подельники смогли наконец выдохнуть. Погуляли по Москве, расслабились, отпустили душу на волю.

Шолоховское пьянство – о котором позже начнут ходить толки – понемногу начиналось именно тогда: на жесточайших перегрузках середины 1930-х. Но в те годы хватало сил на всё: и пить, и работать, и тащить на горбу верхнедонские проблемы и горести.

Плоткин, поправляя пенсне, – которое совсем недавно начал носить, что стало причиной постоянных шолоховских острот, – не уставал благодарить Мишу: ты, говорил Або, не только меня спас, а всех наших – и Лугового, и Корешкова, и Красюкова…

…и Нагульнова, и Размётнова, – мог бы продолжить Шолохов.

Получив на руки экземпляры новых изданий, он подарил прототипу главного героя третью книгу «Тихого Дона»: «Андрею Плоткину, другу-перегибщику, на память о замечательном 1933 в Вёшенском районе, а также о совместном пребывании в Москве и событиях, бывших за это время. VII. 33 г.».

Такие парадоксы – какому сюрреалисту или магическому реалисту в голову пришли бы? Писатель срисовывает с живого человека своего героя, выпускает его в жизнь, живой человек тем временем герою не соответствует, писатель может его загубить сам, может равнодушно отвернуться и подождать, пока загубят другие, – но он его, тыкнув лицом в зверские прегрешения, выручает, – держи книжку на память, перегибщик. Теперь весь мир знает про героического большевика Давыдова, а товарищ Сталин – про Плоткина, который задницей людей на горячую печку сажал. Тебя б вот усадить самого, дурака, знал бы.

Ничего про это Плоткин в мемуарах не рассказал. А рассказал бы – у советских редакторов глаза бы на лоб повылазили. И это они ещё продолжения не знали. Плоткин отработает ещё несколько месяцев в Вёшенском районе и уедет в Киев. Вернётся на свой завод – тот самый, где трудился, как и Семён Давыдов, слесарем, а теперь стал снабженцем. Поздней осенью Шолохов, традиционно саркастичный, напишет ему: «Ну, какой из тебя снабженец? Где это видано, чтобы евреи торговали или снабжали? Ты бы, сукин кот, хоть года два после председательствования в колхозе поработал бы физически! А то нарастишь себе пузо и уж тогда без пенсне тебе шагу нельзя будет ступнуть».

И дальше ещё то ли веселей, то ли злее: «У меня уж колхозники допытывались: “А что в этом году будут ломать саботаж или нет?” Я отвечал так: “Нет, не будут, Плоткину сейчас некогда. Он снабжает Украину, в том числе и Киев с окрестностями. А вот когда ему это дело надоест, – тогда он снова приедет сажать вас на горячую лежанку и разговаривать про саботаж”.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Люди радуются. А некоторые особо осторожные поговаривают о том, что надо, дескать, стряпаться на дворе, а лежанки и печки поразваливать заранее. По-моему, эти люди глупы… Как будто нельзя вместо лежанки сажать на горящий примус?»

И, спустя абзац, добивает адресата: «…в Еринском, Лебяженском родятся сейчас диковинные детишки: один, по слухам, родился прямо в пенсне, другой – как предсказывает одна старушка – непременно будет работать по снабжению, разумеется, когда вырастет».

Всё-таки он его любил. Иногда даже не столько конкретного Плоткина, деятельного и харизматичного еврея в нелепом пенсне, – а слепок своего, ставшего родным, персонажа. Давыдов романный – при всём сходстве биографической канвы – это как бы преображённый Плоткин, да к тому же наделённый русским размахом и совестливостью Лугового.

В финале первой книги «Поднятой целины» Давыдов переживает жесточайшее избиение восставшими хуторянами, по большей части бабами. (Никаких иллюзий по поводу якобы врождённого гуманизма женщин Шолохов, конечно, не питал; дело тут и не в женщинах вовсе.)

«Ему до крови рассекли ухо, разбили губы и нос, но он всё ещё улыбался вспухшими губами, выказывая нехваток переднего зуба, неторопливо и несильно отталкивал особенно свирепо наседавших баб. Страшно досаждала ему Игнатенкова старуха с гневно дрожавшей бородавкой на носу. Она била больно, норовила попасть либо в переносицу, либо в висок и била не так, как остальные, а тыльной стороной кулака, костяшками сжатых пальцев. Давыдов на ходу тщетно поворачивался к ней спиной. Она, сопя, расталкивала баб, забегала ему наперёд, хрипела:

– Дай-кася, я его по сусалу! По сусалу!»

«Его мучила жажда, одолевала бессильная ярость. Били его не раз, но женщины били впервые, и от этого было ему как-то не по себе. “Только бы не свалиться, а то озвереют и – чего доброго – заклюют до смерти. Вот глупая смерть-то будет, факт!” – думал он. <…>

Возле самого двора колхозного правления Давыдов сел на дорогу. Парусиновая рубаха его была в крови, короткие городские штаны (с бахромой внизу от ветхости) разорваны на коленях, из распахнутого ворота высматривала смуглая татуированная грудь. Он тяжело, с сапом дышал и выглядел жалко.

– Иди, су-ки-и-ин ты сын!.. – Игнатенкова старуха топала ногами.

– За вас же, сволочей!.. – неожиданно звонко сказал Давыдов и повёл по сторонам странно посветлевшими глазами. – Для вас же делаем!.. И вы меня же убиваете… Ах, сво-ло-чи!»

Перед нами, конечно же, библейский мотив, контрабандно поселившийся в образцовом соцреалистическом тексте. Забитый почти до полусмерти, Давыдов подставляет под удар вторую щёку: прощая всех своих губителей и отказавшись от мести. В итоге он выигрывает, по крайней мере в тот раз – потому что и ему своей Голгофы не избежать.

Разница же в том, что в книге бабы били Давыдова, а в жизни – Плоткин терзал и баб, и мужиков. И в том ещё, заметим попутно, разница, что Давыдов, как положено праведнику, почти всю первую книгу сторонится женщин, а связавшись с гулящей Лушкой, сам себя стыдится. В то время как Плоткин, судя по шолоховскому письму, путался со многими и, отбыв в Киев, благополучно про то забыл.

* * *

Пережив жуткую зиму и страшную весну 1933-го, в мае Шолохов снова будто бы прежний, опять научившийся улыбаться.

Распаханы и засеяны поля, и не таким уж бесполезным делом оказываются колхозы, – когда виновные изгнаны, а новые руководители вроде бы учли ошибки и после шкирятовской комиссии должны догадываться, что себя стоит держать в руках, не зверовать. И с Шолоховым лишний раз не пересекаться, а то за ухо – и в Кремль вывезут, и стой тогда пред очами вождя навытяжку, зеленея от ужаса.

Шолохов тем временем получает вести о самых лучших в стране продажах его книг, которые метут с лотков и прилавков. К нему является в гости режиссёр Шенгелая: выбирать для съёмок «Поднятой целины» натуру. И даже многострадальную экранизацию «Тихого Дона» спасли, более того – озвучили. Теперь там герои хоть изредка, но разговаривают, и скрипят телеги, и гагачут гуси, и, может быть, даже Цесарская заговорит – тем голосом, от которого у Шолохова на несколько мгновений немело сердце.

1 ... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ... 262
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар бесплатно.
Похожие на Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар книги

Оставить комментарий