Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

меня, — засмеялась Эллейв.

Плавание прошло благополучно. В это время воды вокруг Силлегских островов были свободны от хераупсов, и кораблям ничего не угрожало. По данным наблюдений за животными были составлены примерные карты их миграций и таблицы вероятности появления в том или ином месте, и эти сведения учитывались при передвижении кораблей. Изредка происходили чрезвычайные столкновения: хераупсы были в целом предсказуемыми животными, но случалось, что и отклонялись от своего обычного распорядка. Единственным стопроцентно эффективным способом спастись от любвеобильных монстров было избегание встреч с ними, а попытки отпугнуть их чаще всего оказывались безуспешными. Если зверь был возбуждён и настроен решительно, ничто не могло его остановить. По нему бесполезно было даже долбить ядрами из хмари: почешет щупальцем место удара и дальше продолжит своё дело делать. Защищаться хераупс прекрасно мог даже от огромных гарпунов, выпускаемых мощными метательными машинами наподобие стационарных гигантских арбалетов. Это животное, обладая молниеносной реакцией, успешно пользовалось хмарью в качестве щита и было способно отбивать смертоносные копья прямо в полёте. Из-за этого чудовище было практически невозможно убить, и охота на хераупсов считалась бесперспективной, хотя мясо у них было прекрасное и питательное. Умирающие монстры выбрасывались на берег, и пока туша не протухла, местные приморские жители старались успеть её разделать. Полакомиться мясом хераупса было большой удачей.

В последнюю ночь путешествия молодожёны стояли на палубе и смотрели на звёздное небо.

— Какие звёзды! — восхищённо прошептала Онирис. — Мне кажется, они здесь намного ярче...

Звёздный свет колыхался удивительным мерцанием на водной поверхности, и волны казались просто пронизанными серебристыми искорками. Приятный тёплый воздух ласковыми струями окутывал тело и колыхал лёгкую накидку на плечах Онирис, а Эллейв, пристроившись сзади, держала её в кольце объятий.

В одиннадцать утра они прибыли в порт Гвенверина. Была уже середина последнего осеннего месяца гельфвентрсмоанна (дословно — «полузимний месяц»), но Онирис показалось, что она попала в конец лета — такой чудесный и тёплый климат царил на Силлегских островах.

— И зачем я брала свои тёплые вещи? — засмеялась она. — Можно было все их оставить дома и сэкономить место в дорожных сундуках!

Вещи выгрузили и сложили в багажном хранилище порта. Здесь же можно было заказать повозку до дома, но Эллейв не спешила: прежде она хотела ещё раз «смыть с себя прежнюю жизнь», посетив портовую мыльню. Онирис могла бы помыться и в домашней купели, но ей из любопытства тоже захотелось воспользоваться услугами этого очистительного заведения хотя бы разок.

— Боюсь, тебе на одни только волосы потребуется тройная норма воды, — засмеялась Эллейв.

Но Онирис это не смутило, она была готова заплатить больше. Когда они, сдав одежду в обработку, облачились в казённые халаты и тапочки, чтобы отправиться в помывочное отделение, их нагнала Одгунд.

— Как тебе плавание, дорогая? — спросила она у Онирис.

— Всё было чудесно, — ответила та вполне искренне. — Это моё первое в жизни морское путешествие, и я всё ещё нахожусь под впечатлением! Благодарю тебя, дорогая Одгунд, за твой труд по обеспечению нашей безопасности... Каждый раз, глядя на «Крылатый», я испытывала чувство спокойствия и надёжности, защищённости и безмятежного покоя.

Уголки губ Одгунд тронула улыбчивая мягкость, она поклонилась.

— Это моя работа, детка. Рада, что у тебя хорошие впечатления от путешествия. Вижу, ты решила воспользоваться услугами мыльни?

— Да, захотелось испробовать, — засмеялась Онирис.

— Ну, тогда я к вам, пожалуй, присоединюсь, — кивнула Одгунд.

Онирис шагнула в кабинку, халат соскользнул с её плеч и повис на крючке. Чтобы вода полилась, следовало встать на чёрный прямоугольник на полу, и как только она сделала это, её тело окутали струи приятно тёплой воды. Если хотелось погорячее, можно было попросить об этом, но Онирис не стала. В ладонь ей высыпалась пригоршня пенящегося порошка, и она разделила эту порцию пополам — для волос и для тела. Запах у сухого мыла был приятный, весенне-цветочный. Делали этот порошок из особого мыльного ореха, который давал обильную и душистую пену; его смешивали с мелкой крошкой из обычного мыла и разводили в миске очень горячей воды. Когда в миске образовалась тягучая пенящаяся масса, Онирис нанесла её на волосы и принялась втирать. Мыть ею голову было очень приятно, средство оставляло чувство скрипучей чистоты, но не сушило кожу.

Для мытья тела ей выдали прокипячённую казённую мочалку — от неё даже ещё шёл пар. Она отлично очищала и отшелушивала кожу — тоже до скрипа и гладкости. Онирис не знала, сколько потратила воды, но на волосы действительно ушло немалое её количество. Когда она в заключительный раз встала на чёрный прямоугольник, тёплые струи снова окутали её тело, а на плечи опустились тяжёлые, горячие и нахальные руки. Онирис вскрикнула, но ухо её защекотали губы Эллейв:

— Не бойся, милая, это я... Раз уж тебе захотелось чего-то новенького, то почему и мне не может захотеться чего-то необычного? Например, я ещё никогда не занималась любовью в кабинке мыльни.

Нахальные, жадные ладони ласково и игриво заскользили по телу Онирис, одна легла на живот, вторая забралась между ног и пощекотала.

— Ты с ума сошла! — прошипела Онирис, но в следующий миг Эллейв развернула её к себе лицом и впилась в губы.

Безумство, просто безумство! Но его щекочущая, весёлая острота вспыхивала внутри молниями озорства, и руки Онирис обвились вокруг плеч Эллейв. Та подхватила супругу под бёдра, подняла на себе и упёрла спиной в стенку кабинки. Сияющее семя древа любви сперва вспыхнуло лучистым цветком между ног, а потом проросло до самого сердца, заполняя нутро Онирис без остатка. Это было остро, безумно-сладко, необычно, холодок опасности мурашками осыпал тело. Ноги Эллейв были расставлены, а Онирис обхватывала её своими, и жгут из хмари, превратившийся внутри в разветвлённое дерево с кроной из сияющих ниточек-нервов, соединял их. Эллейв толчками посылала по нему свою волчью силу, огненную и сладостную, а Онирис впилась пальцами в её плечи так, что на коже оставались вдавленные отметины от её аккуратно подпиленных коготков. Самым сложным было не кричать.

— Мы же здесь не одни, — задыхаясь, сдавленно пискнула Онирис.

— Плевать, — пророкотала Эллейв, щекоча ртом её ключицы. — Моя жена — где хочу, там и люблю её!

Из соседней кабинки раздался мужской голос:

— И это правильно!

Онирис в ужасе зажала себе рот рукой. Наружу рвалась невообразимая смесь крика, визга и хохота, а Эллейв всаживала в неё вспышку за вспышкой, толчок