Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Уильям Бартон

Я нажал кнопку вызова медсестры, но никто не пришел. Совсем никто. «Черт их дери», — подумал я, выдернул иглу капельницы, отключил кислород и вылез из постели. Я откинул занавеску, решив хотя бы подать ему тазик, но его вид потряс меня. В рвоте была кровь! Кровь забрызгала всю кровать и стекала на пол. Он задыхался.

Я бросился в коридор.

— Мистеру Шамбергу нужна помощь! — крикнул я медсестре. — У него рвота, он может задохнуться!

Мои крики привлекли внимание. В палату вбежала медсестра, за ней еще одна. Пока они хлопотали возле мистера Шамберга, я сидел в кресле, в коридоре. Через несколько минут удушье прекратилось, но он все еще кашлял.

Двери лифта в дальнем конце коридора открылись, и оттуда вышла приземистая мексиканка, толкая тележку с принадлежностями для уборки. Я решил, что они, не теряя времени, вызвали уборщицу. Не хотелось бы мне в тот момент оказаться на месте этой женщины… Медсестра попросила ее в первую очередь убрать на полу, чтобы они могли подойти к кровати. Мексиканка надела перчатки, перестелила белье, унесла испачканное и, возвратившись, продолжила уборку. Я дождался, пока одна из медсестер вышла, и направился в палату.

В комнате стоял сильный запах антисептика. Они подняли спинку кровати мистера Шамберга и усадили его очень прямо. Медсестра дала ему кислород. Когда она вышла, он сидел с закрытыми глазами, поэтому я не стал ничего говорить. Я был уверен, что ему сейчас не до разговоров, и уже собирался лечь в постель, как вдруг заметил лужицы крови между кроватями. Уборщица мыла пол под раковиной. Я подошел к ней.

— Извините, — сказал я, — там, между коек, остались пятна.

— А?! — оглянулась она. Потом подошла к санитарной тележке, взяла новую тряпку, вытерла кровь, затем еще раз протерла все другой тряпкой, с дезинфектором, после чего тщательно вымыла пол под обеими кроватями.

— Gracias [99], — поблагодарил я ее.

Она усмехнулась, услышав мой испанский, и сказала: «Nada» [100]. Я наконец лег. Закончив работу, уборщица сняла перчатки, выбросила их в мусорное ведро и вымыла руки в раковине. Я заметил на табличке, висевшей у нее на груди, имя: «Мария».

Этой ночью мне приснился первый из моих странных безумных снов. В нем я и все вокруг бегали, таская камни, инструменты и мешки с песком. Я так понял, что мы пытались соорудить стену вокруг многоэтажных зданий какого-то бизнес-центра. Никто не сказал мне, зачем мы это делаем, но я знал, что нужно работать как можно быстрее. Все дома были в огнях от подвала до крыши. Проснувшись в два ночи, я прекрасно помнил, как выглядели эти дома в зареве фантастических огней на фоне города, погруженного в темноту.

Я завернулся в одеяло. Было ощущение, что меня опять лихорадит. Лед в чашке растаял, но вода была еще холодная. Я перелил ее в стакан и выпил. Жалюзи на окнах были закрыты, и огни города внизу, в долине, были не видны, но я был уверен, что он ярко освещен.

Через некоторое время я заснул.

Интернов очень обеспокоила кровавая рвота у мистера Шамберга, и я был уверен, что доктору это тоже не понравится. Старший интерн направил мистера Шамберга на повторный рентген еще до завтрака. Когда мой врач делала обход, она тоже распорядилась еще раз сделать мне рентген легких. Когда же медсестра привезла меня в палату после процедуры, сосед опять сидел на краю кровати в обществе трех докторов. Его завтрак стоял нетронутым. Мистер Шамберг был весь опутан трубками капельниц, с зажимом кислородного шланга на носу, но больной старался сидеть прямо. Пока сестра помогала мне лечь, доктора задернули занавески у его кровати.

Я услышал, как один из врачей говорит:

— В нижней трети ваших легких формируются аномальные новообразования.

— Что значит «аномальные»? — спросил тот и закашлялся.

— Дело в том, что эти новообразования угловатые и искривленные, но при этом несимметричны, как это бывает при раке легких. Нужно сделать биопсию, чтобы выяснить, что это такое, и при необходимости извлечь.

— Когда?

— Сегодня. И лучше прямо сейчас. Мы назначили вам биопсию на час дня. Пожалуйста, не ешьте перед процедурой.

Пока мистер Шамберг подписывал согласие на биопсию, все молчали.

— Кроме этого, вы должны подписать еще бумагу, предоставляющую нам право обратиться к вашему работодателю. Если биопсия подтвердит наши предположения, мы должны будем обсудить с ним симптомы заболевания и методы лечения.

— Но в легких слишком много влаги, чтобы объект мог там находиться, — возразил мистер Шамберг. — И в мышечных тканях тоже. Они просто не могут развиваться во мне, это какая-то ошибка. Например, неисправен рентгеновский аппарат…

— Мы все проверим.

Он подписал необходимые документы, и все доктора и медсестры ушли. Я пропустил момент, когда мистер Шамберг снова лег в постель. Но через некоторое время я услышал, что он плачет. Это удивило меня. Странно, неужели это — самый страшный диагноз, с которым он сталкивался? Я вспомнил, как несколько лет назад я тоже плакал, когда мне сообщили, что я ВИЧ-инфицирован. Но тогда я смог взять себя в руки и расплакался, только когда оказался в одиночестве, в своей машине. В тот день я понял, что моя жизнь теперь уже никогда не будет такой, как раньше. Может быть, и его сейчас мучают подобные мысли.

Из-за того что он плакал, мне стало грустно, но только по тому, что у меня совершенно расстроены нервы. Мне захотелось, чтобы рядом с ним сейчас была его жена, она смогла бы поддержать его. Мне стало как-то не по себе. Больные СПИДом, когда подолгу лежат в больнице, склонны к болтовне и многое могут рассказать, но обычно они не из тех, кто утешает других пациентов.

Интересно, что будет дальше.

Его жена явилась очень скоро, тогда же пришли и люди с его работы. Они так подробно расспрашивали мистера Шамберга об ошибках, замеченных в технологическом процессе, что я ничего не понимал из их разговора. Он настаивал, что все было в порядке. Его жена опять повторяла, что «он всегда очень аккуратен». Мне даже стало интересно, в самом деле он допустил ошибку или (если он действительно такой ответственный, как утверждает) это компания не предприняла необходимых мер безопасности?

Один из докторов зашел задать пару вопросов сотрудникам, и они, все вместе, стали изучать снимки легких мистера Шамберга. Затем представители компании попросили дать им копии снимков и быстро покинули больницу. Пришла медсестра и увезла мистера Шамберга на биопсию. Его жена прошла в комнату для посетителей, но вскоре вернулась и села в кресло у моей кровати.

— Вы не против, если я включу телевизор? — спросила она. — Комната для посетителей переполнена, и там все смотрят футбол. А я бы хотела подождать Берни здесь.

Я сказал, что мне все равно.

Включив кулинарный канал и совершенно не обращая внимания на экран, она позвонила Анне, рассказала про биопсию и возможную операцию и стала листать журнал для домохозяек. По меньшей мере час, пока миссис Шамберг не перебралась в комнату для посетителей, я был вынужден смотреть программу о приготовлении спагетти.

После ее ухода в комнате повисла странная тишина. И дело было вовсе не в том, что я выключил телевизор. Постоянно находясь рядом с мистером Шамбергом и его семьей, я, наверное, слишком часто стал задумываться о том, чего мне не хватает в жизни. Вокруг мистера Шамберга всегда было много людей, но тихая больничная палата слишком напоминала бы мне мой пустой дом. Мне показалось, что вот он, тот самый момент, когда можно все изменить, сделать жизнь лучше. Хотя я знал, что обещания, которые даются в больнице, сродни новогодним — их часто забывают после праздника. Но я-то не забуду. Есть еще люди, которым я могу позвонить, старые друзья, которые, возможно, захотят со мной встретиться, и у меня еще будет возможность завести новых.

И после выписки из больницы у меня даже будет рецепт спагетти, которые я для них приготовлю.

Грудь разрывалась от кашля, но я не мог остановиться. Медсестры дали мне микстуру, и она мне даже помогла. Примерно на полчаса. Температура у меня поднялась до 103,5 [101]. Меня знобило, я попросил сестру принести еще одно одеяло.

Я удивился, когда мой врач вошла в палату около трех, на час раньше вечернего обхода. Прежде чем подойти ко мне, она надела перчатки, чего раньше никогда не делала.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Плохо, — честно признался я.

— Наклонитесь вперед, — сказала она. — Мне нужно прослушать ваши легкие.

Я сделал как она просила. Она ощупала мне спину и грудь, спрашивая, в каких точках я ощущаю боль.

Болело везде.

Она извинилась и вышла в коридор, к посту медсестер; я видел ее через дверной проем. Один из лечащих врачей мистера Шамберга подошел и заговорил с ней, затем открыл папку и показал несколько рентгеновских снимков. Взяв один, она посмотрела его на свет и тряхнула головой. Старший интерн тоже подошел взглянуть. Было видно, что мой врач с каждой минутой сердится все больше, хотя я не слышал, о чем они говорили. Медсестра на посту спешно подала ей карту, и доктор вернулась ко мне вместе со старшим интерном.