Ахульго - Шапи Казиев

Отряд нес потери, и было приказано не отвечать на огонь. Так и шел огромный отряд, тревожимый невидимыми горцами и не обращавший внимания на стрельбу.

Когда к утру отряд добрался до Ашильты, за ним прибыли две подводы с ранеными и убитыми. Убитых похоронили, а раненых отнесли в лазарет, который уже разворачивали на окраине Ашильты.

Отсюда уже было видно Ахульго. Доктор долго смотрел на высокие горы, а затем впал в панику, требуя у Траскина выписать из Шуры побольше корпии, бинтов, пластырей и компрессов.

– Вы представляете, господин полковник, что тут будет? Вы посмотрите на эти исполины!

– Горы как горы, – отвечал Траскин, поеживаясь на утреннем холоде.

– Это не горы, а травматическая эпидемия! – предрекал доктор.

– Я который уже раз прошу перевязочных средств, а привозят все пушки да ядра!

– Будут вам средства, – обещал Траскин.

– Вот только дорога откроется…

– И пусть пришлют еще инструментов, у меня уже пилы тупые! – требовал доктор.

– И спирту побольше! Одни только ампутации сколько его требуют!

Граббе рассматривал Ахульго в подзорную трубу, оперев ее о седло своего коня. Заодно он прикрывался конем от снайперов, не перестававших обстреливать лагерь неизвестно откуда. Граббе считал оправданными любые меры предосторожности. Он не мог позволить отряду потерять своего командующего, и не столько из личных, сколько из государственных соображений.

Граббе уже оправился от материализации ночных кошмаров, и теперь Ахульго казалось ему не таким грозным. Зато он все более убеждался, сколь неприступна эта твердыня, занятая Шамилем. Граббе слышал отчаянные возгласы главного полкового врача, и это помогло ему точнее определить то, что предстояло совершить отряду.

– Ампутация! – вспомнил Граббе выражение доктора.

Вот верное слово! Граббе намеревался провести над Ахульго хирургическую операцию, пока восстание не охватило всю горную страну. Ампутировать Ахульго и удалить источник всех беспокойств – Шамиля с его зловредным учением о свободе. Свободы не бывает. Это мираж, губящий человечество и чуть не погубивший самого Граббе, не устоявшего перед соблазнами будущих декабристов.

– Ампутация! – повторил Граббе.

– Сначала Ахульго – от прочих гор. А затем и самого Шамиля – от Ахульго.

Глава 86

Шамиль наблюдал за происходящим из Сурхаевой башни. Войска Граббе разбивали свой лагерь рядом с Ашильтой.

– Выжидает, гяур, – говорил стоявший рядом Али-бек.

– Не подходит.

– Еще подойдет, – сказал Шамиль.

– Но мы тоже к нему подойдем.

Одна за другой в лагере поднимались белые палатки.

– Много их, – прикидывал Али-бек.

– Чем больше, тем лучше, – ответил Шамиль.

– Наши стрелки не промахнутся, даже если будут стрелять с закрытыми глазами.

– А через месяц, если кто останется, сами уйдут, – надеялся Али-бек.

– Голодный солдат воевать не станет.

– Ты на это не надейся, – сказал Шамиль.

– Лучше обеспечь своих людей как следует. Если генерал отрежет башню от Ахульго, вам придется трудно.

– Им будет труднее, – ответил Али-бек.

– Они внизу, а мы наверху. Пусть попробуют сюда залезть. У нас даже пушка есть!

Он имел ввиду фальконет, который Магомед сумел уволочь из осажденного укрепления Ахмет-тала.

Теперь палатки отряда Граббе появлялись уже и в ашильтинских садах. И их становилось все больше. Глядя на них, Шамиль вспомнил, как впервые увидел такие палатки.

Это было в далеком детстве. Однажды Шамилю пришлось пойти из Гимров в Эндирей, к отцу, который продавал там вино и неожиданно занемог. Отца он нашел больным, простудившимся на необычайно холодном для ранней осени ветру. Шамиль подозревал, что тут не обошлось без возлияний, до которых его отец был большой охотник. Он умел делать хорошее вино, но умел и пить его, когда находился подходящий повод. Шамиль безропотно исполнял сыновние обязанности, ухаживая за отцом, пока тот полностью не поправился. Тем временем на окраине Эндирея разбил свой лагерь генерал Ермолов. Для дагестанцев это было тогда в новость, да и сам Ермолов появился здесь впервые. И Шамиль пошел посмотреть на русское войско. Палаточный лагерь занимал огромное пространство на том месте, где теперь стояла крепость Внезапная. Офицерские палатки напоминали шатры с откидным пологом, под которым командиры спасались от солнца днем, а на случай холода они были подбиты изнутри сукном. Солдатские палатки походили на поставленные набок открытые книги. Начальство и штаб располагались в огромных шатрах, состоявших из нескольких отделений. Шамиль ходил между палаток, разглядывая устройство лагеря, обмундирование солдат и их оружие.

Караульный, заметив любопытного мальчишку, пригрозил ему штыком и стал прогонять, крича: «Айда, татар, айда!».

Шамиль ушел из лагеря, а затем долго рассказывал отцу, какие диковинные вещи там видел. Теперь же Шамиль думал, что, знай тот солдат, кого он гонит из лагеря, наверное, тогда же и проткнул бы Шамиля своим острым трехгранным штыком.

После того случая Шамиль спрашивал отца: зачем Ермолов пришел в Дагестан? Отец на это отвечал, что, наверное, чтобы покупать вино, которое он делает. А дело Шамиля – учиться и не совать нос не в свои дела. Но Шамиль думал иначе. В гости со штыками не ходят. А продавать вино солдатам, не говоря уже о горцах, – и вовсе грех. Отец от него отмахивался, но Шамиль твердо решил вернуть отца на путь истинный и избавить его от пристрастия к запретному зелью, которое, как говорил пророк, способно рано или поздно причинить большое зло. Убедившись, что проповеди не приносят желаемого результата, Шамиль прибегнул к более действенному средству. Он поклялся на Коране, что убьет себя на глазах отца, если тот не оставит греховной привычки и не перестанет позорить их род. В том, что его единственный сын непременно исполнит данное слово, отец не сомневался. И ему ничего не оставалось, как бросить пить и перестать делать вино. Он был хороший кузнец, и в горне снова загорелся огонь, и зазвенела наковальня. С тех пор виноград употреблялся только в пищу, а остальное доставалось птицам, которые щебетали в их саду целыми днями.

Шамиль смотрел на растущий лагерь Граббе и пытался предугадать его дальнейшие действия. Шамиль понимал, что генерал попробует произвести разведку боем. Так оно и случилось. В лагере запели горны, и вот уже небольшие отряды двинулись к Ахульго, стараясь прощупать возможные подходы к крепости.

– Идут! – показал Али-бек.

– Разведка, – догадался Султанбек.

– Юнус, – позвал Шамиль своего помощника.

– Скажи нашим, чтобы не раскрывали все позиции. Пусть потерпят.

– Да, имам! – ответил Юнус и поспешил вниз, на Ахульго.

Когда посланные в разведку егеря приблизились к Ахульго и Сурхаевой башне на выстрел, в них полетели пули. Егеря укрылись в горных складках, пытаясь высмотреть, откуда стреляют. Стрельба со стороны Ахульго прекратилась, зато начали стрелять из Сурхаевой башни. Егеря меняли укрытия, но пули летели с разных сторон, не давая им поднять головы. Егерям пришлось отступить, унося раненых.

– Бегут! – ликовал Али-бек.

– Может, нам самим на них напасть?

– Не торопись, брат мой, – отвечал Шамиль.

– Они попробуют еще раз. Но это не принесет им пользы.

– Не будем же мы просто так тут сидеть, пока они будут выведывать все подходы? – горячился Али-бек.

– Посмотрим, – размышлял Шамиль.

– Нам тоже нужно узнать, как расположены их войска. И кто на что годится.

– А если полезут все вместе? – спросил Али-бек.

– Граббе любит штурмовать.

– Когда уверен в успехе, – сказал Шамиль.

– А для открытого штурма у него не хватит сил. Он будет подбираться понемногу, рыть окопы и продвигать вперед пушки. А пока ему негде спрятать даже своих солдат. Теперь его оружием станет лопата.

– Мы не дадим им приблизиться, – сказал Али-бек.

– Если каждый будет делать то, что должен, и вовремя, Граббе найдет здесь свой конец, – сказал Шамиль.

Было ясно, что предстоит решительное сражение. Горцам отступать было некуда, а Граббе, судя по всему, уходить не собирался.

Понаблюдав еще немного за действиями Граббе, Шамиль решил вернуться на Ахульго, чтобы немного изменить тактику общих действий. Теперь была важна каждая мелочь, каждый шаг противника. Даже то, как он предпочел расположиться, имело свое значение. А Шамиль не желал оставаться безучастным зрителем на маневрах генерала Граббе, развернувшихся вокруг Ахульго.

Уходя, имам сказал Али-беку:

– Будьте внимательны! Их лопаты могут оказаться посильнее ружей. Они работают даже ночью.

Шамиль и его помощники спустились по крутому узкому перешейку к Ахульго, миновали глубокие перекопы и, приветствуемые сидящими в укрытиях воинами, пошли дальше. Вдруг они заметили толпу взволнованных женщин, которые грозили кому-то половниками и скалками. Когда подошел имам, женщины расступились, смущенно опуская глаза. Их пленником оказался изобретатель Магомед, которого держали двое мюридов. Рядом стоял слепой старик, сказитель, который держал одной рукой край большого мешка, а другой вынимал оттуда разные предметы.