Алхимик - Питер Джеймс

— Мы знаем, что у вас был выбор авиакомпаний, и мы благодарны вам за то, что вы предпочли «Юнайтед». Мы надеемся, что вы проведете приятный вечер в Вашингтоне и что мы скоро снова увидим вас.

Автотрасса была забита транспортом, и прошло не менее получаса прежде, чем Коннор увидел между деревьями длинную низкую серо-коричневую стену Пентагона. Машина нырнула в короткий туннель, сделала правый поворот на знакомый широкий проезд, по обеим сторонам которого стояли современные высотки Кристалл-Сити.

Живущие в них люди часто работали в офисах этих же зданий; при желании они могли провести всю жизнь не выходя за их пределы, поскольку могли, как кроты, передвигаться по сети подземных коридоров, которые соединяли огромные комплексы магазинов и ресторанов.

Этот район не особенно привлекал Коннора, но, поскольку здесь располагалось Патентное управление, компания предпочла, чтобы он остановился именно здесь. И сейчас он хотел, чтобы компания удостоверилась: он делает именно то, чего от него ждали, — и ничего иного.

Номер на восьмом этаже «Мариотта», обставленный мебелью темного дерева и с мягким ковровым покрытием, был достаточно просторен. Из него открывался вид на аккуратно подстриженную кустарниковую пустошь, уходящую далеко за высотки.

Коннор снял пальто и пиджак, скинул туфли и, воспользовавшись набором мини-бара, налил виски со льдом. Плюхнувшись в кресло, он закурил, прикинул, не умнее ли было бы сделать звонок из таксофона в холле, но решил, что предпринятых им предосторожностей будет достаточно, чтобы избежать глаз и ушей «Бендикс Шер». По прибытии в отель он зарегистрировался и попросил предоставить ему другую комнату, а не ту, что была для него зарезервирована. Затем он выскользнул через боковую дверь гостиницы, вошел снова и, обратившись к другой девушке, зарегистрировался второй раз в номере, который он уже заказал на имя мистера К. Донахью. Его номер на шестнадцатом этаже на имя К. Моллоя сейчас оставался пустым, и на ручке дверей предусмотрительно висела табличка «Не беспокоить!».

Он сделал глоток виски, взял трубку и набрал номер, который знал наизусть.

Через пару гудков он услышал хрипловатый голос матери:

— Алло?

— Я на месте, — сказал он.

— Она с тобой?

— Прибудет в четверг.

Наступила краткая пауза.

— В какую чертовщину ты опять впутался, Коннор?

— Не знаю. Я думал, что смогу справиться, но ты была права.

— Позвони мне, когда она окажется здесь, хорошо?

— Позвоню.

Он положил трубку и допил остаток виски. Затем набрал номер своей лондонской квартиры.

На звонки никто не отвечал. Он сверился с часами. В Англии четверть десятого. Он снова набрал номер, надеясь, что в первый раз ошибся, но тут же услышал знакомые гудки. По тому, как звучат гудки, подумал он, ты почти точно можешь предположить, что в квартире никого нет. Он надеялся, что не сделал серьезной ошибки, оставив Монти в одиночестве. Может, она просто вышла вечером прогуляться. Коннор считал, что они должны быть в безопасности, пока доктор Баннерман не закончит анализ «Матернокса». И он не мог отделаться от ощущения, что вот уж после этого ситуация крепко усложнится. Но ведь этого еще не произошло, не так ли?

Четверть десятого. Ему стало как-то не по себе. Черт возьми, что с ней случилось?

89

Ганн сел за стол, выпил из своей толстостенной чашки чай без сахара и скривился от отвращения. Никки отпускала комментарии относительно объема его талии, и, как обычно, он был не в состоянии понять, шутит она или нет.

Он напряг мышцы живота и несколько раз врезал кулаком в солнечное сплетение. Живот твердый как железо. И плоский. Никакого отвратного брюшка, никаких складок. Хотя ладно, если он позволит мышцам расслабиться, совершенно распустит их, то, конечно, будет заметен лишний жирок. Но, черт побери, у какого мужчины средних лет нет кое-каких излишков…

О, дерьмо! Средних лет! Вот в чем проблема. Он сравнивал себя с другими мужчинами своего возраста — а не с теми, кто был в ее возрасте.

Следовательно, никакого сахара в чай, следовательно, сырный салат на ланч и каждый вечер — час в гидролечебнице.

Мигающая иконка на экране компьютера сообщила, что ему пришло новое письмо. Сегодня она весь день с регулярными интервалами возникала на экране, но он был слишком занят, чтобы ответить. Щелкнув по клавише, он открыл свой почтовый ящик, пробежал взглядом список отправителей, отмечая тех, кого он особенно ждал, и остановился на третьей строчке снизу: «Джон Макласки. Тема: поиск Моллоя».

Макласки был его коллега в США. Трудился он на заводе «Бендикс Шер» в Мэриленде. Ганн подвел курсор к нужной строчке и дважды щелкнул.

«Во исполнение вашей просьбы проверить квалификацию мистера Коннора Моллоя. Вы сообщили мне следующие данные: 1981–1987 — Стенфордский университет, биохимический факультет, степень мастера по органической химии; 1987–1989 — университет Карнеги-Меллона, докторат по молекулярной биологии; 1989–1992 — Гарвард, юридическая школа, специализация по адвокатуре и патентному праву; 1992–1994 — группа патентов и соглашений, фармацевтическая корпорация „Мерк“.

Тут есть нечто странное: „Мерк“, как и юридическая школа Гарварда, провел проверку, но предыдущей биографии как бы не существует: ни в Карнеги-Меллоне, ни в Стенфорде нет никаких упоминаний о Моллое.

Выяснилось также, что нет никаких данных о нем и в той информации, что была прислана вами, а также я не мог найти никаких данных и о его рождении в Управлении актов гражданского состояния. Похоже, что вы столкнулись с проблемой. Сообщите, пожалуйста, какие дальнейшие действия вы собираетесь предпринимать».

Ганн выругался. Черт возьми, ему с самого начала надо было руководствоваться своими инстинктами относительно Коннора Моллоя. С самого начала ему что-то в нем не понравилось.

В соответствии с политикой компании она запрашивала как минимум две характеристики от предыдущих работодателей или от академических институтов плюс две профессиональные оценки. Данные, которые на Моллоя пришли из Гарварда и особенно из «Мерка», были просто из ряда вон. В то время Ганн решил, что ему стоило бы продолжить проверку, но «Мерк» считался исключительно профессиональной компанией, и он прикинул — впервые принимая на работу юриста-патентоведа, они сделали все, что полагалось, и если этот парень устраивал их, то устроит и «Бендикс Шер».

Теперь перед ним было досье Коннора Моллоя: кроме писем из Гарварда и «Мерка» в нем была также подробная личностная справка от балтиморского юриста Майкла Кловиса и еще одна — от врача Роберта Мелвилла из Шарлоттесвилля. На экране компьютера он изучил оба документа, а затем по электронной почте переслал их Джону Макласки с просьбой тщательно проверить эти два документа.

Макласки снова объявился через час: Майкл Кловис в самом деле был партнером юридической фирмы в Балтиморе. Но он умер за четыре года до той даты, которая стояла на характеристике Моллоя. А доктор Мелвилл умер за год до своего свидетельства.

Ганн мрачно уставился на экран. Теперь у него оставались две основные проблемы. Первая — сам Коннор Моллой. Вторая, которая волновала его куда больше, — необходимость скрыть от доктора Кроу допущенную оплошность.

Разозлившись на самого себя и решив возложить эти обязанности на Макласки, он отстучал ответ:

«Выясните, черт возьми, кто такой на самом деле Коннор Моллой».

90

Монти испытывала острое чувство вины из-за того, что не послушалась совета Коннора, и оно еще более усилилось, когда девушка вошла в элегантное фойе отеля «Стренд-Палас».

Она неустанно взвешивала все за и против и каждый раз приходила к одному и тому же выводу: надо обратиться в полицию. Она сможет их убедить действовать осторожно и продуманно.

Пересекая холл, она услышала свое имя и, обернувшись, тут же узнала детектива-суперинтендента Левайна.

Он шел ей навстречу. Его коротко стриженные черные волосы и резкие черты лица создавали впечатление энергии и целенаправленности. Она ясно припомнила, что именно такое впечатление у нее создалось во время их предыдущей встречи в больничной палате.

Он протянул ей руку. Пожатие его было крепким, и он на несколько секунд придержал руку Монти, глядя ей прямо в глаза — словно пользовался стандартной техникой коммивояжера.

— Очень рад снова видеть вас, мисс Баннерман.

Оказавшись с ним в полном смысле слова лицом к лицу, Монти почувствовала себя неловко. Он был высокопоставленным офицером полиции, и то, что она собиралась ему рассказать, могло иметь драматические последствия для одной из крупнейших компаний мира, и в результате — тюремные сроки для всех, вовлеченных в эту историю.