Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Человеком, впервые провозгласившим Гитлера фюрером, был Дитрих Эккарт. После знакомства с Гитлером в своем журнале «Простым немецким» 5 декабря 1919 года он напечатал стихотворение, названное «Терпение» (Geduld). Здесь он говорил, что ожидаемый неведомый лидер кому-то уже известен, несмотря на то, что он по-прежнему «некто безымянный, кого все чувствуют, но никто не видит». Он выжидает, «герой, в ком вся наша опора». Терпение, терпение, он здесь и скоро объявит себя. Нужно сказать, что Эккарт напечатал это стихотворение еще раз – 25 августа 1921 года в «Фёлькишер Беобахтер», газете НСДАП (он был ее редактором). Это случилось после того, как Гитлер ультимативно потребовал и, не без помощи Эккарта, получил диктаторские полномочия в партии.

Позже Генрих Гиммлер скажет: «Гитлер пришел к нам в разгар наших бедствий, когда у немецкого народа уже не было будущего. Он – одно из Существ Света, которые всегда являются среди немцев, когда те находятся в глубочайшей физической, умственной или духовной нужде. Гете был таким в сфере ума, Бисмарк – в политике, но фюрер является им во всех сферах: политической, культурной и военной. Кармой германского народа ему суждено вести войну с Востоком для спасения всего немецкого в мире. Одно из величайших Существ Света воплотилось в нем»326. Гиммлер позаимствовал этот термин у Хьюстона Чемберлена – тот провозгласил Гитлера Существом Света после личной встречи с ним в 1923 году.

Уже под конец войны, 31 декабря 1944 года, другой верный гитлеровский паладин, министр пропаганды Йозеф Геббельс, все еще описывал своего вождя так: «Он – величайший из всех, кто делает сегодня историю, и он на голову выше остальных по силе предвидения будущего. [В то время русские войска уже глубоко продвинулись на территорию Германии, а союзники стояли у ее западных границ.] Он превосходит их не только гением и политическим инстинктом, но также знанием, характером и силой воли… Свои дни и большую часть бессонных ночей он проводит в кругу близких и ближайших соратников, но даже среди них он остается в ледяном одиночестве гения, победоносно возвышаясь над всем и над всеми. Никогда с губ его не слетало слово лжи или низости. Он – сама Истина. Достаточно просто быть около него, чтобы физически чувствовать, какую он излучает силу, как он могуч и сколько энергии придает другим. От него исходит непрерывный поток веры и силы воли, несущий нас к величию»327.

Эти обороты речи характерны для времен расцвета гитлеровского мифа. В час величайшей нужды великий человек вновь дарован Германии, он ведет народ к его предначертанной судьбе, к славе, к овладению миром. Этот великий человек – гений и провидец, герой и победитель драконов нашего времени, тот, кто воплощает вековые мечты, пророк и мистический спаситель народа, одаренный магическими силами для выполнения своей миссии. «Слова фюрера заменяют молитву, утреннее нацистское построение – мессу. Изображение Гитлера на фоне свастики заменяет Христа на кресте. Вместо Старого и Нового Заветов – “Майн Кампф” и “Миф двадцатого столетия”. Вместо религиозных процессий – марши со свастикой в качестве мистического символа, вместо благотворительных христианских организаций, созданных по личной инициативе, – государственные Winterhilfe [помощь бедным, особенно зимой], выполняющие роль “церкви действия”. “Божественная миссия” фюрера, по-видимому, была не просто трюком для обожествления режима и безграничного расширения его власти, она была чем-то большим – есть достоверные указания на то, что Гитлер считал себя мессией»328.

Гитлер считался посредником между Народом и Богом, пишет Шольдт. «Торжественно проходит он / в молчании сквозь свою коричневую армию, / как священник, который благословляет / прорастающие семена». Однако Гитлер – это не просто священник, он – спаситель, посланный Богом, исполнитель и инструмент божественного вмешательства. «Фюрер приказал – значит, это воля Бога». В стихотворении, обращенном к [покойной] матери Гитлера, есть строчка: «Ты дала нашему народу спасителя»329. Во многих домах можно было увидеть алтари, посвященные Гитлеру как божеству. Люди, чьей руки он коснулся, не мыли ее неделями и почитались в своих деревнях за святых. Паломники, бывшие в Оберзальцберге, хранили как драгоценность камешки, на которые ему случалось наступать. Розы, улицы, церковные колокола, деревни и дети назывались и переименовывались в его честь, Рейхсканцелярии в Берлине приходилось неоднократно вмешиваться, чтобы отделять великое от смешного.

Сам Гитлер способствовал тому, чтобы превратить свою невероятную популярность в восхваление, почитание и обожествление. «В особенности во время речей, обращенных к старым борцам, после минуты молчания в память павших он часто впадал в совершенно экстатический тон. Загадочными фразами он словно мистически причащал их. Наконец лучи прожекторов опускались на середину арены, и флаги, мундиры и музыкальные инструменты сияли багрянцем, золотом и серебром. Я всегда чувствовал, – кричал он в 1937 году, – что человек, пока он жив, должен стремиться к тем, кто помог ему создать свою жизнь. А чем была бы моя жизнь безо всех вас? То, что вы нашли меня, поверили в меня так давно, придало новый смысл вашим жизням, поставило перед вами новую задачу. То, что я нашел вас, сделало возможными мою жизнь и мою борьбу!

Годом ранее, на таком же собрании он выкрикивал: “И разве мы не переживаем сейчас вновь то чудо, что свело нас вместе! Когда-то давно вы услышали чей-то голос. Ваши сердца отозвались, и вы пошли за этим голосом. Годами вы шли за ним, но даже не видели, кому он принадлежит; вы просто слышали голос, и вы шли. И встречаясь здесь, мы все исполнены трепета от этой встречи. Не каждый из вас может видеть меня, и я вижу не каждого. Но я чувствую вас, а вы чувствуете меня! Именно вера в наш народ сделала нас, лилипутов, великанами, сделала нас, бедняков, богачами и из сомневающихся, разочарованных, беспокойных людей сделала храбрецов и героев. Она дала нам, заблудшим, возможность видеть, и она спаяла нас воедино”»330.

Немецкие дети, стоя на коленях у своих кроваток, молились: «Я складываю ладони и преклоняю голову, / и думаю об Адольфе Гитлере, / который дает нам работу и хлеб / и помогает нам в каждой нужде». Звезду на верхушке елки заменили светящейся свастикой. И самой задушевной рождественской песней была следующая: «Тихая ночь, святая ночь. / Все спят, на посту лишь один: / Адольф Гитлер хранит судьбу Германии. / Он ведет нас к величию, славе и счастью»331.

За пределы человека

Водоворот перемен порождал замешательство и неуверенность. И все же тоска по смыслу, который мог бы придать значимость этой жизни, сопровождалась предчувствием, что новый золотой век на подходе, что создается новый мир. На «стыке истории», около 1880 года, мыслители, поэты и художники, восприимчивые к духу времени, выражали идею о новом человеческом существе и даже говорили о необходимости его появления. Предчувствие высшего существа, способного создать новые ценности и новый мир, является одним из самых разительных признаков фундаментальных исторических перемен.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});