Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Почему же он не написал об этом в своих мемуарах? Шпеер отвечает: «Ну, считается, что я человек сверхрациональный, понимаете, пишущий авторитетнейшую книгу об этих ужасных временах, ставших историей. Как вы думаете, что сказали бы читатели, если бы в середине книги я заявил, что уверен – и уверен до сих пор, – что в ту ночь я умер и вновь вернулся к жизни? Представляете, как повеселились бы критики?»301 Именно из этих или подобных соображений важнейшие переживания исключаются из «официальной» истории, которая подобна слою холодного пепла над расплавленной магмой действительности.

Как мы уже видели, человеческое существо, с нематериалистической точки зрения, по определению является оккультным, так как состоит главным образом из частей, которые обычные органы чувств воспринять не способны. Оно оккультно хотя бы потому, что большая часть его деятельности – мысли, чувства, импульсы, сновидения – является «оккультной», скрытой. То, что оккультизм так часто использовался всевозможными мошенниками и шарлатанами, не меняет справедливости сказанного. Индивидуальная жизнь – это большей частью оккультное переживание, более того, основы современного научного и материалистического мира пропитаны оккультизмом. Мы уже упоминали о магической составляющей Возрождения. Наитие, приведшее Декарта к переоценке основ западной философии, пришло к нему в трех сновидениях. Огюст Конт, теоретик позитивизма, создал новую религию человечества. Мысль Ницше, ориентированная главным образом на «этот» мир, исходит из и возвращается к положениям, не являющимся материалистическими. А развитие теоретической физики в течение последних ста лет привело к появлению «мифа материи».

В предшествующем абзаце мы обошли вниманием Исаака Ньютона. Благодаря прошедшему в 1936 году в Сотби аукциону «ученые впервые имели возможность оценить глубину и широту магических интересов Ньютона, – пишут Майкл Байгент и Ричард Лейгх. – Это оказалось поразительным открытием. Первым комментатором, опубликовавшим работы, которые до того времени замалчивались, был Джон Мэйнард Кейнс. Он пришел к заключению, что “глубочайшие интересы Ньютона были оккультными, эзотерическими и семантическими…” Согласно Кейнсу, “Ньютон не был первенцем века разума, он был последним из магов…” Пользуясь словами другого комментатора: “Можно уверенно утверждать, что алхимические идеи Ньютона так прочно покоились на базовых принципах, что он никогда не сомневался в истинности их главных положений. В каком-то смысле, вся его карьера, начиная с 1675 года, была одной долгой попыткой объединить алхимию с механической философией”»302.

Николас Гудрик-Кларк назвал вторую главу своего труда об оккультных корнях нацизма «Оккультное возрождение в Германии в 1880—1910 годах». Он пишет об этом периоде следующее: «Оккультное учение старалось подчеркнуть тесную и глубокую связь человека и космоса в терминах “сущностного” соответствия микрокосма и макрокосма. При этом оно старалось противостоять материалистической науке, которая делает упор на феномены осязаемые и измеряемые, но пренебрегает невидимыми качествами, относящимися к духу и эмоциям. Эти новые “метафизические” науки давали человеку целостный взгляд на себя и на мир. Они давали ему чувство участия во всеохватном осмысленном миропорядке и с помощью предсказаний будущего позволяли планировать поступки в соответствии с этим миропорядком»303.

Гудрик-Кларк набрасывает картину быстрого распространения оккультизма в Германии. Он упоминает об издании в Лейпциге двенадцатитомной «Эзотерической библиотеки» (1898—1900), а также о выходе тридцатитомной серии «Теософских работ» в Веймаре (1894—1896). В 1906 году в Лейпциге было основано Теософское издательство, в результате чего появилась «целая волна оккультных журналов». Опираясь на свои данные, Гудрик-Кларк заключает, что новый пик выхода оккультной литературы приходился на период с 1906 по 1912 год. Расцвет оккультного движения в Германии окажет заметное влияние на немецкое население Австрии. «Импульс исходил главным образом из Германии: как Лист, так и Ланц черпали свое знание теософии из германских источников… Теософию в Вене после 1900 года можно описать как квазиинтеллектуальную сектантскую религиозную доктрину, импортированную из Германии и распространяющуюся среди людей, шатких в своих религиозных убеждениях, но тяготеющих к религиозному мировоззрению»304. Мы знаем, что Ланц и Лист вернут свой долг Германии сторицей, став непосредственными вдохновителями Germanenorden и нацизма.

Неудивительно, что трагические события Первой мировой войны – такого эффекта можно ожидать от всякого великого кризиса – породили новую волну интереса к оккультизму. В послевоенный период, пишет Ульрих Линзе, «многие психологически предрасположенные люди окунулись в вещи оккультные и мистические и оказались крайне восприимчивыми к различного рода внушениям. Хорошо известно, что сразу после войны появилось огромное количество гипнотизеров, магнетизеров, телепатов и им подобных. Они устраивали публичные выступления и демонстрировали свои “мистические” и целительские способности в ходе тщательно организованных шоу»305. Германский кризис затянулся на годы: после унизительного поражения последовали левые и правые революции, затем гиперинфляция. Это было время Терезы Ньюман со стигматами, спирита Вайсенберга Чёрча и знаменитого мага и шоумена Хануссена. В 1925 году масоны в Германии достигли абсолютного пика своей численности, насчитывая 82 194 брата в 632 ложах306. Нацизм тоже был частью общего поиска новых мощных, если не сказать чудесных, ценностей.

«Спасители являлись повсюду, – вспоминает Себастьян Хаффнер, – длинноволосые, во власяницах, провозглашавшие, что посланы Богом для спасения мира. Самым удачливым из них был некий Хауссер: он печатал плакаты, проводил массовые собрания и имел множество последователей в Берлине. Его мюнхенским аналогом, согласно газетам, был некий Гитлер, который, правда, отличался от своего берлинского соперника возбуждающей грубостью речей и побивал все рекорды вульгарности дутыми угрозами и неприкрытым садизмом. Гитлер хотел установить тысячелетнее царство, уничтожив всех евреев, тогда как некий Ламберти из Тюрингии хотел сделать это с помощью народных танцев, пения и игр. У каждого спасителя был свой стиль. Никто и ничто не вызывало удивления, люди давно забыли, что значит удивляться»307.

«В немецком уме есть сильная иррациональная составляющая, – пишет Йохен Кирхгоф, – и он чувствует свое превосходство над западноевропейским рационализмом… С позиций этого ума декартовское clarté (ментальная ясность) кажется плоской, искусственной… У немецкого ума есть давняя склонность к запредельному, глубинному в бытии. Это соответствует немецкой увлеченности вещами духовными, эзотерическими, сверхчувственными, оккультными, а также магией и всякого рода тайными обществами… В немецкой философии всегда есть что-то от мистицизма, от Мейстера Экхарта и Якоба Бёме. Западные европейцы склонны считать немецкий иррационализм близким к демонизму, к общению с мертвыми. За всем этим они чувствовали сползание в средневековье, к “тевтонскому варварству”… Это соответствует уровню “позавчерашнего дня” в немецкой ментальности, “древней основе неврозов”, “тайной связи германской природы с демоническим”, как говорит об этом Томас Манн, видящий здесь один из источников национал-социализма…»308

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});