Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Если наложить друг на друга перечисленные Штернеллом характеристики, получится нечто вроде фоторобота идеального характера среднего немца рассматриваемого нами периода. Немец нуждается в порядке, дисциплине и повиновении. Ему свойственна верность и самопожертвование. «В этой нации инстинкт законопочитания и повиновения укоренился очень глубоко, – пишет Фест. – Ей нужен или упорядоченный мир, или ей вообще не нужно этого мира… Ум немца безусловно признает принципы порядка, дисциплины и самоограничения… Гитлер умел манипулировать этими моделями поведения для реализации своих целей, для достижения господства. Именно поэтому он создал культ повиновения фюреру и организовывал эти полувоенные демонстрации, чья геометрическая точность построений была убежищем от хаоса, которого боялись все до единого»288.

«С самого детства в нас воспитывали восприимчивость к этим идеям, – пишет в свое оправдание Альберт Шпеер. – Наши убеждения базировались на Obrigkeitsstaat, на государстве авторитарном, но не тоталитарном – на Германской империи. Кроме того, мы впитали эти принципы в военное время, когда авторитарный характер государства усилился еще более. Быть может, это прошлое готовило нас, как солдат, к мировоззрению, с которым мы встретились в гитлеровской системе. Строгий общественный порядок был у нас в крови; либерализм Веймарской республики казался чем-то подозрительным, мягкотелым и крайне нежелательным»289.

«Более того, многие нацисты вышли из семей, порядки в которых основывались на строгих правилах кадетских училищ. Гитлеру очень помогли эти особенности авторитарной системы образования»290. Исполненные патриотизма, суровые авторитарные учителя подготовили «молодежь Лангемарка» к окопам Первой мировой. Такие учителя, а также пособляющие им отцы-солдафоны встречаются в биографии практически любого немца времен Второй мировой войны, будь то Гитлер, Борман, Шпеер, Геббельс, кто угодно. Это была «нация, которую буквально выдрессировали почитать эти качества… Подчинение властям было внутренне присуще немцам как до Гитлера, так и после его прихода». Прусская традиция, слепого повиновения (Kadavergehorsam) была еще очень сильна. И пословица сержантов-строевиков: «Пусть лошадь думает, у нее голова большая» не теряла своей актуальности.

Куда могла пойти молодежь с характером, созданным по этому шаблону, не способная принять ни обветшалых предписаний религиозного догматизма, ни современного мира, которого она не понимала и боялась? Что могло утолить ее жажду порядка, подчинения, самопожертвования, а главное, жажду идеала, цели, ради которых стоило жить и умереть? Херуски Арминия и другие древнегерманские племена не могли предложить ничего, что можно было бы назвать «духовным» хотя бы с натяжкой. А у древних греков, высокочтимых создателей культуры и искусства, можно было найти лишь произвольность своенравного мира Гомера или трагичность человеческой судьбы Софокла. И все же истинную духовность, удовлетворявшую всем критериям, можно было обнаружить там, где ее искали великие Романтики и куда по их стопам устремился новый романтизм – в (идеализированном) Средневековье. Поэтому в воображении молодых людей – будь то в поездах, в химических лабораториях, в банках или часовых мастерских – царили монашеские ордена. Главным образом, ордена воинствующие.

На всех перепутьях фолькистской мысли Германии мы встречаемся с Тамплиерами или Тевтонскими рыцарями. Ланц фон Либенфельс уже в двенадцать лет мечтал стать тамплиером и в итоге основал Орден новых тамплиеров. Вступавшие в него клялись сражаться за окончательную победу светловолосых арийцев над недочеловеками-чандалами. Поэт Стефан Георге, «назначивший себя хранителем духовного и культурного будущего Германии», собрал вокруг себя кружок молодых людей, которые должны были стать не только эзотерическими посвященными, но и мистическими воинами, «солдатами духа» в духовном крестовом походе. В этом смысле они были наследниками рыцарей из его стихотворения «Тамплиеры». Конечно, под этим словом Георге подразумевал нечто весьма отличное от ариософских Новых тамплиеров Либенфельса»291. Часто утверждают, что Гиммлер, создавая свой Черный орден, пытался подражать тамплиерам или иезуитам, которые фактически были воинами католической церкви, сражавшимися с Реформацией. Сам Гитлер поведал однажды Раушнингу: «Скажу вам по секрету: я основываю орден». Главные элитные школы «его» молодежи были расположены в трех «орденсбургах»[17] : в Крёссинсее, Зонтхофене и Фогельзанге. Даже обычный Гитлерюгенд, в который вступали все немецкие дети с шести лет, с гордостью следовал идеалам военного ордена.

Традиции самоотверженного поведения базировались, главным образом, на прусском прошлом. Дисциплина, уважение к военным чинам, честь мундира, прищелкивание каблуками, энергичная отдача чести, выкрикивание приказов и безжалостная муштра были так же обычны в XX веке, как и при Фридрихе II. Но то, что для большинства «новых романтиков» было лишь фантазией, с началом Первой мировой войны стало суровой реальностью. Идеалам слепого подчинения, безусловной дисциплины и самопожертвования следовали ежедневно. У тех, кто выжил, эти идеалы вошли в плоть и кровь. На смену тамплиерам и тевтонским рыцарям пришел рыцарь Дюрера, скачущий к неведомой судьбе между Дьяволом и Смертью. Его небом было блеклое небо нигилизма, расцвеченное облаками какой-нибудь возвышенной мечты или вовсе пустое. Несломленные в битве немецкие солдаты вернулись домой и стали членами Добровольческого корпуса. Здесь они маршировали бок о бок с молодыми людьми, сожалевшими, что родились слишком поздно для прошедшей войны. Эти солдаты удачи, ландскнехты, потерявшие идеалы, но сохранившие привычки, служили примером поколению «перелетных птиц». И никто не сможет использовать их стремление к служению и заполнить пустоту их сердец лучше Адольфа Гитлера. Он построит из них свой Орден новых тамплиеров для защиты «Святого Грааля чистой крови».

Водораздел 1880 года

Здесь нужно еще раз уделить внимание важным изменениям в европейской культуре, предвестникам грядущих потрясений XX века. Точкой отсчета здесь является 1880 год. Важность этого времени – один автор назвал эти годы Zeitbruch 1880, разрывом или стыком времен, подобным Achsenzeite (осевому времени, времени великих перемен Карла Ясперса), – еще не получила общего признания в официальной истории. «В такие времена ощущается страшная боль, и страдание становится невыносимым. Все ждут спасителя, распятые видны повсюду. Быть может, этот мир стоит на краю гибели? Возможно, мы пришли к концу, к смерти истощенного человечества, и впереди лишь последние конвульсии. Но возможно и то, что мы стоим в самом начале, и впереди – рождение нового человека»292. Искания Ренессанса, столетнее владычество интеллекта в век Разума подточили основы древней христианской веры и заложили основы чего-то иного. Обломки веры прошлого распадались, однако Разум не мог сказать, что придет ей на смену.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});