Штурм Брестской крепости - Ростислав Алиев

10.20. Ic XII А.К. просит сообщить данные о трофеях, уничтоженных боевых машинах и т. д. за последние 3 дня.

10.45. Готов «трофейный» отчет в ХII А.К. Итак, пока на счету I.R.130 — 11 уничтоженных боевых машин противника, у I.R.133 — 2, PzJgAbt 45 — 1 разведывательный бронеавтомобиль.

Частями дивизии захвачены две 15-см мортиры с тягачами, одно орудие ПТО[1045].

В эти часы, наполненные грохотом рвущихся на Цитадели снарядов, к 33-му инженерному вновь сходятся командиры боевых групп — Зубачев, Виноградов. На этот раз, учитывая непрекращающийся обстрел, собрались в подвале: «Это был небольшой отсек подвала, из которого выходило маленькое полуокно на Мухавец. С противоположной стороны бойцы по приказу Фомина пробили еще одно отверстие в сторону Белого дворца. У обоих окон дежурили бойцы и младшие командиры с ручными пулеметами Дегтярева. Стояло много ящиков, большинство из которых было уже пустыми. Посредине находился столик. К нему-то и пригласил Фомин всех прибывших на совещание. Мне он дал блокнот и попросил вести запись. Затем каждому было предложено кратко доложить свои соображения относительно дальнейших действий. После кратких докладов уже тогда, 24 июня, складывалось следующее положение: „1) Очень большие потери убитыми и ранеными. 2) Малое наличие отечественных боеприпасов. 3) Исключительно тяжелое положение с ранеными, детьми и женщинами из-за отсутствия требуемых условий, медицинского персонала, медикаментов и перевязочных средств, необходимых для раненых бойцов и командиров. Тяжелая атмосфера от разложения трупов валила с ног малосильных и легкораненых бойцов и командиров. 4) Запасы продовольствия, которые нам удалось создать в первый день, приходили к концу“»[1046].

Одним словом — что-то надо делать. Выход один — прорываться, теперь уже объединенными силами.

Таким образом, утром 24 июня, вероятно на основе неудачных попыток действовать разобщенными силами, было принято решение о создании сводной боевой группы (СБГ). Ее командиром, по предложению Фомина, стал капитан Зубачев, комиссаром — Фомин. Начальником штаба Иван Зубачев предложил назначить своего однополчанина по 44 сп — старшего лейтенанта А. И. Семененко, помначштаба 44 сп[1047].

Кроме того, первоочередными мероприятиями должны были стать — учет бойцов по списочному составу, формирование роты из 4 взводов — 1 пулеметного и 3 стрелковых. Именно она, возглавляемая лейтенантом Виноградовым, составит авангард прорыва.

Итоги обсуждения Виноградов тут же, под диктовку Фомина и Зубачева занес в созданный, здесь же на столике, на 3 листках блокнота «приказ № 1» — важнейший источник, во многом предопределивший историю изучения обороны Брестской крепости.

Вероятно, к документам этого совещания можно отнести и короткий список раненых «Пинкин (455 сп) — правая рука, Казаков (333 сп) — правая нога, Уруднюк (44 сп) — контужен, Омельченко (455 сп) — правая нога, Офименко (44 сп) — голова и лопатка, Ковтун (455 сп) — рука, Мельник П. Е.(455 сп) — контужен».

Документ принадлежит, вероятно, одному из командиров, пришедших в 33-й инженерный со стороны 455 сп — из 7 перечисленных в нем бойцов четверо относятся к 455 сп, двое — 44 сп, и один — 333 сп.

Помимо списка раненых бойцов одного из подразделений и Приказа № 1 информацию о тех событиях несет и источник, как правило, фигурирующий под названием «тетрадь неизвестного командира»[1048]. Она, вероятно, принадлежала одному из командиров 44 сп, занимавшемуся в основном хозяйственными вопросами — ее страницы испещрены заметками о заготовке сена, сбруи, продуктов и т. п. Постоянно упоминается капитан Зубачев — если бы не это, можно бы было предположить, что тетрадь принадлежит ему. Обращает на себя внимание и список красноармейцев, совершивших различные проступки — в том числе кражи.

Затем как-то сразу резко, без перехода — «План действия.

1. Станков. пу

2. Доорганизоваться

3. меропр. (зачеркнуто) разбить участок

4. Организовать охрану

5. Наблюдение

1. Прибрать участки

2. Умерших[1049] — собрать

Боеприпасы»

Далее в тетради идут белые листы…

…Уже после написания Приказа № 1, предусматривающего немедленный выход из крепости, среди командиров вновь возник спор — прорыв или все-таки оборона в ожидании помощи? Зубачев с неожиданной горячностью выступил против прорыва: «Мы не получали приказа об отходе и должны защищать крепость! Не может быть, чтобы наши ушли далеко — они вернутся вот-вот, и если мы оставим крепость, ее снова придется брать штурмом. Что мы тогда скажем нашим товарищам и командованию? Да и хватит так безрассудно терять людей, как сегодня ночью… Разведать возможность прорыва, конечно, стоит, но главная задача сейчас — организованная оборона до подхода помощи»[1050].

По настоянию Зубачева фраза о «немедленном выходе» была заменена на «организованного боевого действия».

Вероятно, дальнейшее обсуждение было прервано бурными событиями второй половины дня.

Пока командиры совещались, в содрогающихся от обстрела тяжелой артиллерии казематах 33-го инженерного, куда после неудачного прорыва вернулись немногие выжившие, настроение было несколько подавленным. Даже 22 июня не было таких потерь, как в эту ночь. Тогда врага хотя бы было видно — и доказано, что его можно побеждать. Но вот уже вторые сутки — лишь грохот снарядов днем, да осветительные ракеты ночью, и, наконец — очереди невидимых пулеметчиков, не дающих ни прорваться сквозь мост, ни даже набрать воды. «После прорыва людей заметно поубавилось, — вспоминал Иван Долотов. — В коридорах появлялись только отдельные пробегающие красноармейцы. Все были у окон, заваленных разломанной мебелью и матрасами почти доверху. Снизу под матрасами подложены были кирпичи, которые представляли своеобразные бойницы, позволяющие все видеть и обстреливать впереди. С внешней стороны они скрывали все, что делается или перемещается в казармах. Иногда взрывом снарядов вышибало всю заделку из окна, внутри начинался пожар, но это было уже незначащим пустяком среди окружающих событий»[1051].

Около 11 утра. Тересполь, КП 45-й дивизии. Пока в течение первой половины дня все идет по плану — истощение противника в Цитадели ведется стрельбой на разрушение, дважды переходящей в сильные огневые налеты.

Небольшую проблему создают военные корреспонденты — вернее, это у них проблемы, которыми они поневоле создают проблемы другим. В чем же дело? В том, что задачей военкоров Гримма и Мюллер-Вальдека («Signal») и Герда Хабеданка («Die Wehrmacht»), прикомандированных к «сорок пятой», было показать падение города-символа (отчет о его триумфальном взятии дивизией-символом — скорее интрига штабов, а не прессы). Вместо этого вот уже третий день военкоры киснут на КП, вытягивая из хмурых, наскоро бритых штабистов «сорок пятой» какие-либо детали. И главное — залавливая вопросами, когда все же можно будет подать уже, вероятно, спланированный в редакциях материал? Нервничают штабисты, нервничают редактора — нервничают и военкоры. Реальные факты — не столь живописны, как у соседей, где тысячами идут пленные, и дороги забиты сожженной техникой русских. Фронтовые репортажи? Вот уже второй день идет лишь периодическая перестрелка и вялотекущий обстрел артиллерией — вряд ли это заинтересует редакции. Пленные есть — но не так много, как у соседей. Идти на передовую, вероятно, опасаясь вездесущих снайперов — не приветствуется ни редакциями, ни командирами штурмовых групп, да и самими военкорами, вероятно, тоже. Хотя многие снимки в «Signal» говорят о том, что кто-то из его военкоров хоть и не мчался впереди штурмовых групп, подобно Хабеданку, но на передовой поползал и по казематам вместе с прочесывающими их группами походил.

Тем не менее репортажи от 24 июня, ушедшие из Бреста от Гримма и Мюллер-Вальдека («Signal») и Герда Хабеданка («Die Wehrmacht»), — это скорее некие обзорные статьи, максимально избегающие указания на какие-либо конкретные факты, написанные, скорее всего, после того как им просто приказали «написать что-то в любом случае».

«Утро 24.06.1941, — начинают свою статью „Пехота и артиллерия штурмуют цитадель Брест-Литовска“ Гримм и Мюллер-Вальдек. — Немецкая артиллерия и немецкие бомбардировщики[1052] штурмуют Брест-Литовск. В течение трех дней наша пехота залегает на валах перед крепостью. В 10 утра начинается последний акт драмы: в этот момент слышен звук сигнала. В казематах и казармах с неистовой ненавистью против немцев еще сражается несколько тысяч советских солдат. Вокруг горят дома, и над территорией сражения стоит постоянный грохот. Советские снайперы ведут огонь с крыш; советские войска выбрасывают белые флаги, но после этого стреляют в немецких парламентеров, санитаров и посылают русских в немецкой униформе»[1053].