Штурм Брестской крепости - Ростислав Алиев

Последними подвал перевязочного пункта покинули врач Бардин, фельдшеры Милькевич и Катюжанский.

К этому моменту в столовой уже находился и Фомин. Вид у него был страшно усталый. К нему то и дело подходили командиры групп. Было заметно, что готовилось что-то особенное. Каждый человек был напряжен до предела. Прикрываясь трубами, на крыше залегли стрелки, там же, как и у оконных проемов, заняли позиции пулеметчики.

К прорыву начали готовиться загодя, вероятно сразу, как освободили столовую. Пом. начштаба 33-го инженерного полка, один из командиров обороняющихся на этом участке, лейтенант Щербаков, взорвавший сейф в штабе, теперь спрятал и знамя полка, «в подвале, в восточном конце нашей казармы.

Спуск в этот подвал — в промежутке рядом с лестницей на 2-й этаж. Прямо против входа с улицы в музей. Сейчас спуск заделан полом, под которым должны быть ступени каменной лестницы»[1011]. Все документы 84 сп уничтожены еще при оставлении сектора у Холмских.

Возникла и другая проблема — что делать с пленными немцами? «Фомин приказал Лерману закончить операцию (расстрелять немцев), т. к. в нашем положении ничего другого делать не оставалось. Лерман сначала отказался от выполнения приказа и выполнил его после повторного и категорического приказания полкового комиссара. Все фашисты были расстреляны в помещении каптерки под лестницей, ведущей на 2-й этаж (2-й вход в казармы)»[1012].

Прорываться решили в сторону Кобринских ворот, — судя по стрельбе, доносящейся с той стороны, там наступали части Красной Армии. Так как мост с валов обстреливался, то некоторые решили форсировать Мухавец вплавь. Однако с оружием и в обмундировании плыть тяжело — из обломков столов и стульев, из остатков дверей, рам и др. деревянных частей делали плотики. Хорошим плавсредсвом служили пустые чемоданы.

Прорываться решили 3 группами по 30–40 человек. Первая, имеющая ручные пулеметы, перебежит мост и прикроет прорыв остальных, переправляющихся вплавь. На неожиданность рассчитывать не приходилось — над рекой постоянно висели осветительные ракеты на парашютах. Но несколько минут, хотя бы для того, чтобы в надвигающихся сумерках сосредоточиться в темных проемах Трехарочных, все же было.

И вот — застучали по мосту сапоги и ботинки — тронулись. Фомин на прорыв не ходил[1013]. Было примерно 23.30, как раз в это время на КП 45-й дивизии закончили составление приказа о завтрашнем штурме.

До берега успели добежать лишь первые — внезапно в воздух взмыли сразу несколько ракет. Одновременно в Мухавец устремились десятки бойцов, пытающихся переправиться вплавь. И сразу же — по переправе с обеих сторон (восточные валы и пкт 143) ударили пулеметные очереди, открыли огонь минометы.

…Внезапно кругом стало светло как днем. Долотов, как раз бежавший по мосту, упал на него между трупами и другими до этого бежавшими вместе… Те, кто остался жив, а таких было немного, поползли под пулеметным огнем между трупами назад, к казарме. Но очереди хлестали, хлестали по мосту — с валов он был виден как на ладони. И до казармы не дополз никто — выжившие в ужасе вжались в настил среди трупов, притворившись мертвыми. «Трассирующие следы пулеметного шквала прижали к земле. Стоны раненых, крики о помощи и отчаянные просьбы избавить от мучительной боли. Команды не слышалось. Стрельба то затихала, то после отдельных винтовочных выстрелов возникала пулеметными очередями»[1014].

Стало понятно, что прорыв не удался…

Но были и те, кто так не считали — немногим прорваться через мост и Мухавец удалось, — прижимаемые пулеметным огнем к земле, они смогли доползти до вала пкт 145, где находились другие бойцы. Предстояла атака на «восточные валы».

Сразу после открытия немцами стрельбы, заработали, прикрывая переправу, и пулеметы защитников на крыше и втором этаже инженерной казармы — по четко видимым вспышкам пулеметов врага на валах. Открыли огонь стрелки. B. C. Солозобов: «Из штаба обороны, находящегося снизу, нас предупредили, что надо усилить огонь. Я догадался, в чем дело: наши ушли на прорыв. Здесь, на втором этаже, мины противника пробивали крышу и потолок. Стояло густое облако пыли от щебенки. Я быстро вошел в азарт и с увлечением стрелял. Незаметно наступила ночь. Да какая там ночь… Темно было лишь в помещении, а вокруг светло, как днем. Немцы все время пускали осветительные подвесные ракеты»[1015].

23.45. Огонь прикрывающих переправу с крыши 33-го инженерного и залегших на валу пкт 145 оказался достаточно эффективным — срочно вышедший на связь с КП дивизии Кюлвайн (I.R.133) сообщает, что на восточной окраине цитадели солдаты блокирующего ее с запада батальона Герштмайера атакуются и залегли под сильным винтовочным и пулеметным огнем. «I/A.R.98 успешно ведет заградительный огонь», — сообщается на КП. Но наиболее смертоносным оружием для атакующих стали пулеметы на восточных валах и пкт 143 — никто из защитников даже не вспомнил о заградогне, ставящемся I/A.R.98. Образец воспоминаний о прорыве — свидетельство А. И. Дурасова: «Картину этого боя очень тяжело описывать. Небольшой отрезок реки немцы осветили специальными парашютными ракетами, открыли сильнейший пулеметный огонь по плывущим бойцам. Большая часть из них так и не добралась до берега, погибнув в водах Мухавца»[1016].

Между тем пулеметчики батальона Кене, бившие с вала пкт 143, не видя на мосту движения, прекратили по нему огонь. Вопли и стоны раненых постепенно затихли — лежавшему на мосту Долотову стало слышно, как справа, где-то за пекарней (пкт 145) слышались крики вперемешку с автоматной стрельбой и гранатными взрывами, грохали и отдельные винтовочные выстрелы.

Это в отчаянном порыве пошла в атаку группа, пробившаяся к валам вдоль пкт 145. Вероятно, им удалось пробиться к восточному валу на расстояние гранатного броска. Но бой был скоротечен — сил атакующих было слишком мало. Вскоре они уже бежали обратно, падая под пулеметами Кене и Герштмайера. Часть забежала в казематы пкт 145, усилив его защитников.

Оставшиеся в живых, по одному-двое, выжидая прекращения огня, возвращались в казарму, осторожно ползя по мосту или неслышно входя в Мухавец… Лейтенанту Л. А. Кочину, заместителю командира роты связи 84 сп, пришлось лежать на мосту до 40 минут, Иван Долотов с группой 5–6 человек (некоторые ранены) смог вернуться в казарму только к утру.

23.50 Тересполь КП 45-й дивизии. Приказ о завтрашнем штурме уже успели сообщить командирам частей устно. Но его письменную рассылку решили пока не делать — энергичная атака русских, сопровождаемая сильным пулеметным и ружейно-пулеметным огнем, дала понять, что их силы еще велики. Вероятно, с наступлением темноты, как и прошлой ночью, события вновь обогнали приказ. Тем не менее он пока не отменен — решено подождать дальнейших событий.

Этой ночью Деттмер решает и текущие задачи — в штаб корпуса уходит сообщение об отказе от использования бронепоездов, оказавшихся полностью бесполезными, но отнявших время и ресурсы: «Бронепоезда № 27 и № 28 не задействовались дивизией при нападении на Брест-Литовск, так как они не были готовы к применению (преимущественно технические нарушения при преобразовании на русский след). Их дальнейшее применение дивизией бесцельно; поэтому они будут, согласно А.О.К.4, Iа/Bv.T.O. Tgb.Nr.337/41 geh. от 19.6.41 заявлены к передаче».

24.06.41. «Граф Цеппелин»

00.00. Перестрелки, частично приписываемые общей нервозности, вызывающей беспорядочную стрельбу, останавливаются. Полки держат достигнутые позиции, наблюдая за освобожденными для защитного огня артиллерии районами.

02.00. Бытко вновь идет на прорыв — к Северным воротам. Его группа гораздо меньше, чем в прошлую ночь, но шансы на успех есть — Кене отошел к главному валу, пулеметчикам Герштмайера также не особо хорошо видны цели, мелькающие среди деревьев аллеи от Трехарочного моста до Северных ворот. Нужно преодолеть лишь Северные ворота, но висящие над головой ракеты вскоре выдают атакующих. Вновь — пулеметный огонь вдоль всей аллеи, взрывы минометных мин. Потеряв много людей, в хлещущих отовсюду очередях, Бытко вновь вынужден отойти.

Йон сообщает, что и на Северном развилась оживленная перестрелка с врагом, по-видимому, пытавшимся прорваться на север. Говоря о планах нападения, намеченного на утро, Йон заявил, что считает его связанным с большими потерями; помимо этого, он подчеркивает нехватку боеприпасов (прежде всего — носимых).

Тем временем стрельба на цитадели, казалось, разбуженная прорывами Фомина и Бытко, раздается отовсюду — взлетают ракеты, пулеметные трассеры бьют то с главного вала по Северному, то хлещут по темным обводам кольцевой с Южного и Западного. Растревожив сама себя, стрельба уже не может остановиться — по качнувшейся ли ветке, по вспышке ли одинокого выстрела — помутившись от недосыпания и издерганные ожесточенными перестрелками накануне, бьют пулеметчики обеих сторон.