Штурм Брестской крепости - Ростислав Алиев

Ни о собственных потерях, ни о взятых трофеях дивизия еще не может доложить. Полевой запасный батальон, тактически подчиненный отделу Ib, назначается для охраны склада трофеев в Брест-Литовске, его прежние задачи по сбору и охране пленных принимаются частями охраны тыла.

Из-за упорного сопротивления врага в цитадели пришлось отложить и первоначально предусмотренное на 23.6 перенесение на Южный остров отдела тыла и продвижение подразделений снабжения в Брест-Литовск. Продолжается подвод тыловых частей — после того как уже ночью гужевые части достигли Вульки Добринской и Малашевичи, моторизованные подразделения снабжения переносятся в Тересполь.

Из-за неожиданной заминки с взятием Бреста различным частям дивизии пришлось освобождать погрузочное пространство для перевозки боеприпасов, обеспечиваемое лишь разгрузкой уже стоящих в готовности к походу колонн грузовиков. Ночью неоднократно пришлось подвозить боеприпасы действующим подразделениям. Повышенные требования к транспорту дивизии предъявляет и смена положения мортирного дивизиона Галля, и привлечение новых приданных мортирных дивизионов с их боеприпасом.

Как уже говорилось, в этот день на всех дорогах в полосе дивизии из-за пробок движение практически замерло[987], все тщательно выписываемые его графики можно было выбрасывать в корзину. Особенно трудно пришлось частям дивизии, не имеющим какого-либо приоритета проезда, в отличие от транспорта танковых соединений. Сильные заторы затрудняли походное движение моторизованных подразделений снабжения на шоссе, а походное движение гужевых колонн тормозилось запретом на использование магистрали Залесье — Брест.

Майор Вирзинг (Ib) отметил, что регулирование дорожного движения ведется различными частями, не всегда имеющими одинаковые указания.

В ночь на 24.6 предусмотрено дальнейшее перемещение гужевых частей вперед — в район Тересполя, так как на следующий день подразделения снабжения должны достигнуть Брест-Литовска.

* * *

21.00. Из оперативной сводки штаба Западного фронта № 3: «…6 и 42 сд ведут бой на рубеже Шиповичи, Мазичи, западная окраина Кобрин, Зацише, имея перед фронтом до трех пехотных дивизий с танками. Дивизии продолжают отходить за Кобрин…»[988].

Военный совет Западного фронта, решив пресечь все более усиливающийся хаос, отдает директиву Военным советам армий и командирам корпусов: «Опыт первого дня войны показывает неорганизованность и беспечность многих командиров, в том числе больших начальников. Думать об обеспечении горючим, снарядами, патронами начинают только в то время, когда патроны уже на исходе, тогда как огромная масса машин занята эвакуацией семей начальствующего состава, которых к тому же сопровождают красноармейцы, то есть люди боевого расчета. Раненых с поля боя не эвакуируют, отдых бойцам и командирам не организуют, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу.

Приказываю:

1. Каждый начальник обязан заниматься обеспечением предстоящего боя огнеприпасами. Заставить снабженцев ежечасно заниматься организацией боевого обеспечения боя. Ответственность возлагаю на старшего начальника.

2. Прекратить эвакуацию семей на машинах.

3. Все должны исполнять обязанности по занимаемой должности.

4. Организовать эвакуацию раненых с поля боя. Ни один раненый командир и боец не должны остаться у врага.

5. Похороны убитых проводить организованно. Чтить память погибших за правое дело, за Родину.

6. Бойцам и командирам в свободное время организовать поочередно отдых.

7. При отходе скот угонять, продовольствия врагу не оставлять.

8. Организовать питание горячей пищей через местное население»[989].

* * *

21.12. 45 I.D. сообщает: На Центральном острове сдалось много русских. Завтра дивизия рассчитывает, что будет готова с Центральным (основание — планомерный обстрел тяжелой артиллерией). Многоэтажные подвалы.

21.20. По телефону продиктовано итоговое донесение[990] от Масуха. Главное событие прошедшего дня — обстрел моста. Из-за угрозы обстрела его строительство[991] продолжится ночью малыми отрядами. Безопасность строительства обеспечивается захватом дота в северо-западной части Западного острова, обороняемого отрядом офицеров[992].

Как уже было устно сообщено, двое, считавшиеся пропавшими без вести (лейтенант Дицель и унтер-офицер), вернулись ранеными — очевидно, это они вышли вечером из крепости[993].

21.30–22.00. После окончания артналета рота Лерцера вновь ведет приемку пленных у Тереспольского моста, хотя туда подведена и 3-я рота, ранее находившаяся в резерве. Лео Лозерт: «Внезапно я увидел, что примерно 100 сдающихся русских бегут в направлении 3-й роты I.R.133 с этого дня полностью введенной в бой. Я сразу же понял, что необходимо как можно быстрее сообщить ее командиру обер-лейтенанту Кушореку, чтобы он распорядился в роте об отмене стрельбы.

Так как 3-я рота задействовалась лишь первый день, она еще стреляла во все подряд. Вдруг примерно 500 сдающихся русских вышли походным строем из цитадели. Я пошел навстречу им. Фельдфебель 3-й роты[994] (к Рождеству он получил Рыцарский крест), принял их передо мной. Он сообщил мне, что в церкви в цитадели русскими были пойманы немецкие солдаты. Военный инспектор Манхарстбергер, поверив, что война закончилась, уже пошел было для реквизирования в цитадель, но был подстрелен русскими и остался там лежать. Сообщив об этом Кушореку, стоящему перед мостом с солдатами его 3-й роты, я попросил у него приказа освободить пленных[995] с отделением его роты.

Имелись 2 возможности проникнуть в цитадель: надежный (по дамбе, идущей справа от моста к кольцевым казематам), но требующий много времени; и (более опасный) — по мосту, находившемуся по всей длине в поле обстрела из двора крепости. Я скомандовал подойти по правой и левой стороне моста с отрывом на ворота крепости и уже должен был первым начать перебежку, как фельдфебель 13-й роты[996] (имеющей уже высокие потери) срочно отговаривал меня от проникновения в крепость, потому что уже имелся приказ обер-лейтенанта не делать этого. Однако в голове я держал лишь раненых смелых солдат I.R.135 и выскочил слева. Перебежками мы достигли укрытия в воротах крепости. Здесь на позиции, с которой ночью нас атаковали[997], находилось русское орудие[998]. Расчет убежал перед нами.

После тщательного наблюдения за двором и казематами я решился на следующий скачок по двору к стене левого внутреннего корпуса[999], позволив следующему справа перебежать к противоположной от меня линии строений и наблюдая при этом за теми окнами, откуда в течение дня всегда велся огонь. Начиная с ворот, я оставлял позади себя, с целью обеспечения обратного пути при углах и руинах домов посты с приказом зорко наблюдать. Таким образом, мы незаметно продвинулись хорошо вперед. Хотя шумов было достаточно, мы не видели никакого противника. Было зловеще и выглядело, как будто бы нас хотели впустить все дальше в цитадель, чтобы затем расстрелять в упор. Примерно в 400 м перед церковью и столовой, внезапно появившейся после преодоления руин нескольких домов, я оставил последних солдат и работал один — медленно пойдя к церкви. Впереди, примерно в 200 м слева от церкви, мне бросилась в глаза часть здания при белых воротах[1000], с расстрелянным входом, обозначенным красными лоскутами. Я счел это верным доказательством русского пункта управления. Подойдя дальше к церкви, я отошел назад, чтобы выманить огонь. Но ничего не происходило. Незадолго перед церковью, когда я уже смог бы заскочить последним прыжком внутрь, я остановился, крикнув: „Немецкие солдаты!“ Поднял стальной шлем. Внезапно раздался выстрел, и я еще успел заметить, как сверкнула вспышка в подозрительном доме. Между тем стало уже смеркаться. Теперь я находился примерно в 60 м перед церковью и смог заглянуть внутрь нее. Четверть часа я обращал на себя внимание призывами, но без успеха. Немецкие солдаты, блокированные в церкви, не давали о себе знать никаким звуком. Без поддержки я не осмеливался проникнуть в церковь, где я находился бы вне поля зрения моих последних сторожевых постов. I.R.135 рассказали, что, прежде всего, русские впустили весь батальон, с офицерами впереди, спокойно во двор, затем, однако, открыли со всех сторон внезапный убийственный огонь, чьей жертвой пали почти все офицеры. Поэтому я ходил вокруг, однако хотел сохранить это в памяти к следующему дню. Вернувшись, я отпустил штурмовую группу к 3-й роте и сообщил об этом дополнительном рейде моему командиру обер-лейтенанту Лерцеру. Я имел нечистую совесть, так как он, очень хороший и объективный офицер, охотно отпускал меня в случаях, не входящих в обязанности нашей роты»[1001].