Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

преодолев сопротивление большей части редакции, в сентябрьских номерах газеты «Молодой коммунар» была напечатана пасквильная статья Л. Коробкова «Россказни», в которой Ж. обвинили во лжи, в клевете и вообще во всех смертных грехах. В итоге его фамилию вычеркнули из уже согласованного списка лауреатов Государственной премии РСФСР за 1988 год. А резонанс еще долго катился по всей стране, в журналах и газетах, — как подсчитал В. Колобов, верный биограф поэта, — было опубликовано более 250 материалов о поэзии и правде «Черных камней». Причем если против Ж. с озлоблением выступили коммуно-патриотические «Наш современник», «Молодая гвардия», «Агитатор», «Советская Россия», то заступились за него и «Огонек», и «Комсомольская правда», и «Нева», и «Октябрь», и «Знамя», и другие издания демократической направленности. А в «Литературной газете» 24 мая 1995 года при очередных атаках на «Черные камни» появилось письмо группы писателей (Б. Ахмадулина, Ю. Давыдов, Ф. Искандер, А. Истогина, Ю. Карякин, Н. Коржавин, С. Липкин, И. Лиснянская, Б. Окуджава, Н. Панченко, Г. Поженян), где Ж., не давший «теме ГУЛАГа напрочь исчезнуть из нашей „здесьиздатовской“ литературы», был назван «бессребреником» и «подвижником».

Несмотря на Государственную Пушкинскую премию, полученную в 1996 году, и премию московских писателей «Венец» (1999) жилось Ж. в последние годы трудно: и гонорары практически исчезли, и донимало многолетнее пристрастие к алкоголю, и туберкулез, другие болезни, оставшиеся на память о лагерной юности, все чаще и все на более долгий срок укладывали в больницы. Ему случалось даже впадать в отчаяние. «Небывалое что-то творится. Лютая мерзость. Уехать хочется из этой <…> страны! Да, на чужбину. Да, в нищенство и безвестность, в неизвестность! Но это минутная слабость. Эта проклятая, лживая и подлая Родина мне необходима. Без нее — смерть»[1121].

Да, где родился, там и пригодился. И времена действительно не выбирают. Так что закончить уместно воспоминанием о самом, вероятно, знаменитом поэтическом вечере времен перестройки. Двухтысячный зал кинотеатра «Октябрь», — рассказывает Е. Евтушенко, —

оказался переполнен. Люди подсказывали поэтам забываемые ими строчки, выкрикивали названия любимых ими стихов… Но, пожалуй, самое потрясающее впечатление произвело на всех, когда Толя Жигулин сиплым голосом колымского кострожога запел лагерную песню о том, как «вставал впереди Магадан, столица Колымского края…» Он пел не только голосом. Казалось, пели его затравленные смеляковские глаза, его спина сахалинского каторжника, описанного еще Чеховым. Ноги в невидимых кандалах, перешедших по наследству от Достоевского, были широко расставлены на сцене, как на палубе парохода, который, покачиваясь, приближался к Магаданскому порту — последнему причалу Великой Утопии. Нет, не «Железного Феликса» нужно поставить напротив Лубянки, а Толю Жигулина, в бронзе или граните[1122].

Соч.: Черные камни. Урановая удочка. М.: Культура, 1996; Далекий колокол: Стихи, проза. Письма читателей. Воронеж: Изд-во им. Е. А. Болховитинова, 2001; Полвека боли и любви: Стихотворения и проза. М.: Союз российских писателей, 2003.

Лит.: Ланщиков А. Анатолий Жигулин: «Уроки гнева и любви…». М.: Сов. Россия, 1980; Истогина А. «Все, чем живу и дышу» // Истогина А. Два портрета. Воронеж, 1986; Колобов В. Жигулинский век. Воронеж, 2011; Колобов В. Читая дневники поэта… (А. В. Жигулин о времени и о себе). Тамбов, 2016; Уроки «Нового мира» А. Твардовского. Воронеж: ИД ВГУ, 2017; Колобов В. «Продли, Господь, покой и счастье Беллы…» // Знамя. 2019. № 9.

Журавлев Василий (Вильгельм) Андреевич (1914–1996)

Выпускник (и в 60-е годы преподаватель) Литературного института, фронтовик, автор около 30 поэтических сборников, Ж. попал в эту книгу по единственной причине: в журнале «Октябрь» (1965. № 4) была опубликована его подборка стихов, куда вошло и стихотворение Анны Ахматовой «Перед весной бывают дни такие…», выданное Ж. за свое.

За сим, — комментирует в дневнике Л. Чуковская, — последовала насмешливая реплика в «Известиях»[1123]. Оправдываясь, Журавлев разъяснял, что в своем фронтовом архиве он обнаружил эти стихи и принял их за свои… На месте начальства я, после этого эпизода, разогнала бы всю редакцию[1124].

И еще раз процитируем слова Л. Чуковской, уже из ее письма К. Чуковскому от 19 апреля:

Он — известный подонок, алкоголик, член СП, кочетовец — и преподаватель Лит. Института.

Воспитатель юношества.

А каково невежество редакции![1125]

Попытки Ж. оправдаться[1126] никого ни в чем не убедили[1127], так что эта история облетела всю читающую Россию. И вошла в словари — во всяком случае, именно она иллюстрирует статью «Плагиат» в 5-м томе «Краткой литературной энциклопедии» (М., 1968).

Ж., разумеется, продолжал печататься и позже, однако ничего более эффектного с ним уже не случилось.

Соч.: Косынки моей матери: Стихотворения и поэма. М.: Современник, 1986; Три поэмы. М.: Сов. Россия, 1988.

З

Заболоцкий (Заболотский) Николай Алексеевич (1903–1958)

В Заболоцкого он переименовал себя только в 1925 году — уже заканчивая Герценовский пединститут в Ленинграде и, — по собственному признанию, — имея на руках «объемистую тетрадь плохих стихов». Естественно, возникает вопрос, зачем же потребовалась смена фамилии. Может быть, предположим, затем, чтобы еще и этим провести разделительную черту между вполне заурядным, не по годам степенным человеком с ординарной, — как вспоминают современники, — внешностью и ни на кого не похожим лирическим поэтом, чьи стихи уже тогда начинали приобретать возмутительные содержание и форму.

Работу под началом С. Маршака в Ленинградском отделении Детгиза, дружбу с Д. Хармсом, А. Введенским, Н. Олейниковым, историю движения ОБЭРИУ и сборника «Столбцы» (1929) здесь можно, пожалуй, пропустить — благо об этой поре написаны сотни исследований, подытоженных образцовым изданием «Столбцов» в серии «Литературные памятники» (2016). А вот публикацию поэмы «Торжество земледелия» (Звезда. 1933. № 5) упомянуть необходимо, поскольку и эта публикация, и вызванные ею злобные статьи В. Ермилова «Юродствующая поэзия и поэзия миллионов» (Правда, 21 июля 1933 года), Е. Усиевич «Под маской юродства» (Литературный критик. 1933. № 4), А. Тарасенкова «Похвала Заболоцкому» (Красная новь. 1933. № 9) перевели З. из разряда заблуждающихся в статус кулацких поэтов и не разоружившихся классовых врагов.

И ни предельная осмотрительность в поведении, ни попытка покаяться в формализме (Литературный Ленинград, 1 апреля 1936 года), ни патетический гимн Сталину в «Горийской симфонии» (Известия, 4 декабря 1936 года), ни стихи, которыми З. в дни Большого террора клеймил «троцкистских предателей» (Известия, 27 января 1937 года), спасти его уже не могли. 19 марта 1938 года З. взяли, 2 сентября осудили на пять лет и 8 ноября по этапу отправили в исправтрудлагерь под Комсомольском-на-Амуре.

Представление об этих годах — от следствия с активным применением пыток до общих работ в тайге и в карьерах и наконец до положения вольнонаемного, а на самом деле крепостного сначала на Алтае, потом в Караганде — дают