Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата - Павел Елисеевич Щеголев

Лангера. Пусть Александр твой посвятит несколько времени на гимнастические упражнения, чтобы вместе с умом образовать также и телесную силу и ловкость: да не будет он только ученым, но также и светским человеком, совершенным жентльменом, не утрачивая, однако ж, ни доброты, ни прямоты, ни чистоты, ни простодушия и избегая, как безобразия, всякой вычурности и фанфаронства. А главное, пусть работает сам над собою и приучает себя понемногу к самопознанию, к отчетливости в желаниях и мыслях, к постоянству в целях, к самоограничению, признаку силы, без которого нет успеха ни в чем, к самообладанию, терпению, пусть создаст себе умную, добрую, сильную волю и будет человеком.

Прощай, я заболтался. Напишите мне скорее, что Лиза выздоровела.

Ваш М. Бакунин

Рад, что Мария Николаевна поправилась; поклонитесь им от меня.

9 апреля 1853 г.».

Письмо привлекло почему-то внимание Дубельта. Почерк Бакунина был крайне неразборчив, и потому Дубельт положил резолюцию на препроводительном рапорте: «Прошу задержать и дайте мне об нем дело». Письмо было переписано, прочитано Дубельтом в копии и задержано в III Отделении. «Удержать и предупредить», – сделал пометку Дубельт. В исполнение резолюции коменданту С.-Петербургской крепости было отправлено за подписью Дубельта 18 апреля следующее отношение:

«Исправлявший должность коменданта С.-Петербургской крепости г. генерал-лейтенант Корсаков при отношении от 10 апреля № 44 препроводил ко мне письмо содержащегося в Алексеевском равелине Бакунина на имя отца его. Усмотрев в сем письме рассуждения, несвойственные настоящему положению Бакунина, я признал необходимым письмо сие удержать и вместе с тем покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство, не изволите ли приказать предупредить Бакунина, чтобы он на будущее время ограничивался сообщением своим родственникам только таких сведений, которые необходимы для успокоения их на его счет, и что в противном случае письма его будут удерживаемы в сем Отделении».

Тут под руку подвернулось Дубельту и подошедшее в это время письмо из Прямухина к Бакунину. Пространность его била в глаза, последовал уже упоминавшийся нами запрет и указание Дубельта на необходимость для Бакуниных писать меньше и четче.

* * *

«Милостивый Государь Леонтий Васильевич. Родственники содержащегося в доме Алексеевского равелина преступника Бакунина представили ко мне шлафрок на беличьем меху, панталоны и сапоги, просят передать их ему, для употребления в носку в месте его заключения.

Вследствие чего я имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство почтить меня уведомлением, можно ли удовлетворить просьбу родственников Бакунина. Примите, Ваше Превосходительство, уверение в совершенном моем почтении и преданности. К. Мандерштерн».

Дубельт нашел возможным разрешить передать Бакунину вещи, но с тем, чтобы комендант «приказал тщательно удостовериться, нет ли в этих вещах какой-либо переписки или чего-либо непозволительного». Соответствующее этой резолюции отношение коменданту было отправлено 20 ноября [1852 г.].

Это единственное сохранившееся в архивном деле указание на передачи за все время заключения Бакунина в равелине.

В деле почти нет свидетельств о чтении Бакунина. Он пользовался книгами из библиотеки равелина, но были и другие источники, и прежде всего III Отделение. Начальство, очевидно, заботилось о чтении Бакунина. Об этом свидетельствует пришитая к делу лаконичная карандашная записка Дубельта «Бакунину книг». Об исполнении этой резолюции свидетельствует отправленное 5 декабря 1852 года отношение коменданту крепости:

«По поручению г. генерал-адъютанта графа Орлова имею честь препроводить к Вашему Высокопревосходительству журналы: «Отечественные записки» № 1 и 2, «Москвитянин» № 1, 2, 3 и 4 и «Библиотека для чтения» № 1 и 2, и покорнейше прося, не изволите ли приказать передать сии книги содержащемуся во вверенной Вам крепости Михаилу Бакунину и по прочтении оных возвратить в III Отделение Собств. Е.В. канцелярии».

22 декабря комендант вернул присланные Бакунину книги. Хотя и не сохранилось при деле других бумаг о посылке книг Бакунину, надо думать, что приведенное нами отношение не было ни первым, ни последним. Когда после перевода Бакунина в Шлиссельбургскую крепость III Отделение запросило коменданта Петропавловской крепости о том, какие книги и журналы были ему разрешены, комендант ответил в общих выражениях: «Давались для чтения книги: французские и немецкие романы, математические, физические, геологические и газета «Русский инвалид». Таким образом, можно с уверенностью сказать, что круг крепостного чтения Бакунина был довольно разнообразен, и, кроме того, читая «Русский инвалид» и журналы, Бакунин не мог не узнавать кое-что о текущей жизни, о крупнейших по крайней мере событиях, в пределах, допущенных в русской прессе.

* * *

Перевод Бакунина в Шлиссельбургскую крепость был обставлен некоторой торжественностью. 5 марта граф Орлов, сообщая коменданту Шлиссельбургской крепости о состоявшемся высочайшем повелении, просил его приготовить для доставления двух лиц, в особенности для одного из них, приличное помещение в секретном замке и немедленно уведомить о тех распоряжениях, которые предполагает сделать комендант для помещения не названных в бумагах двух арестантов. 8 марта комендант генерал-майор И.О. Троцкий ответил следующим рапортом: «Сим почтительнейше имею честь донести, что для помещения двух арестантов в секретном замке я предполагаю два нумера, 1-й и 7-й, совершенно готовые, заключающие в себе по одной комнате каждая в два окошка, принадлежность в них: кровать, стол и стул по положению, ежели же Вашему Сиятельству угодно, чтобы в сих номерах было что-нибудь лучшее из мебели, в таком случае не соизволите ли приказать искупить таковые вещи в С.-Петербурге и доставить, ибо в Шлиссельбурге подобного ничего нельзя получить.

Есть два номера, 4-й и 5-й, которые могут быть чрез открытие заделанной двери соединенными, в сем случае буду иметь честь ожидать повеления Вашего Сиятельства на таковое соединение, которое и предпишу заведующему работами немедленно привести в исполнение, что может быть готово дни в три после получения повеления, обмеблировка по соизволению Вашего Сиятельства может быть вышеизложенным способом произведена».

Получив ответный рапорт генерала Троцкого, граф Орлов 11 марта уведомил [коменданта Петропавловской крепости] о высочайшем повелении о переводе заключенных из равелина в Шлиссельбургскую крепость и предложил ему «передать Бакунина с соблюдением всевозможной осторожности командируемому им для сего подполковнику корпуса жандармов Тизенгаузену, который явится в крепость 11 марта в 8 часов вечера». А шлиссельбургскому коменданту того же дня граф Орлов писал:

«Государь император высочайше повелеть изволил: содержащегося в Алексеевском равелине преступника Михаила Бакунина перевести в Шлиссельбургскую крепость.

О таковой монаршей воле сообщая Вашему Превосходительству и присовокупляя, что Бакунин под строжайшим арестом будет доставлен к Вам подполковником корпуса жандармов Тизенгаузеном, имею честь покорнейше просить Вас поместить упомянутого преступника в лучшем и самом надежнейшем из тех двух номеров Секретного замка, о которых Вы известили меня от 18 марта, и как Бакунин есть один из важнейших арестантов, то не угодно ли будет соблюдать в