Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата - Павел Елисеевич Щеголев

Бакунина».

По всеподданнейшему докладу ходатайства В.А. Бакуниной последовало высочайшее изволение на свидание «у коменданта и в присутствии его». 20 января III Отделение уведомило о разрешении В.А. Бакуниной и шлиссельбургского коменданта. «Государь император, – писал последнему граф Орлов, – высочайше соизволил на просьбу В.А. Бакуниной, но с тем, чтобы означенное свидание должно быть в квартире Вашего Превосходительства и в Вашем присутствии». Свидание состоялось, очевидно, в самом конце января или начале февраля 1855 года.

18 февраля 1855 года умер Николай Павлович, в самый разгар Крымской войны. Потянуло иным ветром; надежды оживились и расцвели. Пришло время серьезных попыток в изменении участи Бакунина. 21 марта 1855 года В.А. Бакунина обратилась с прошением к новому царю Александру II.

«Всемилостивейший Государь.

Четырнадцать лет я оплакивала сына своего, как умершего, но милостью царя он снова жив для меня. Как благодарная мать, молю Бога, да наградит Он того, кто строгость Царя и Судии смягчил милосердием Отца, и да воздаст ему за утешение, мне дарованное. Не отвергни, Государь, бессильных выражений моей благодарной души и дозволь мне излить перед Тобою чувства признательности и скорби, переполняющие мою душу. Дозволь мне сказать все, что мать может сказать в пользу сына, ничего не скрывая, и как она не осмелилась бы говорить никому иному. Слова мои слабы, но снисхождение Вашего Императорского Величества может дать им силу.

Я видела сына моего сокрушенного, вполне чувствующего неизреченную и незаслуженную милость в Бозе почившего Государя, незабвенного Отца России, превратившего для него темницу в самое легкое заключение. Я видела его горящего желанием искупить кровью свое прошедшее. Невозможность этого составляет главное его мучение и мою величайшую скорбь. Больно матери знать, что сын ее преступник, но невыносимо думать, что он не имеет возможности загладить вину свою. Легче было бы мне видеть его истекающего кровью, если бы кровью этою смывался грех его молодости, чем видеть его изнывающего в бездейственном сознании вины и ежедневно умирающего в ожидании бесславной смерти.

Государь. Сын мой не бесчестный человек, я первая отреклась бы от него, если бы заметила в нем чувства, недостойные Вашего милосердия, но я нашла в нем полное раскаяние и жажду загладить ошибки своей молодости и тем заслужить милости, оказанные ему покойным Государем и Вашим Величеством.

Уже пятеро сыновей моих, верные долгу дворянства, вступили в военную службу на защиту отечества; благословив их на святое дело, я осталась одна, без опоры и могла бы, как милости, молить о возвращении мне шестого; но я молю Ваше Величество о дозволении ему стать с братьями в передних рядах храброго Вашего воинства и встретить там честную смерть или кровью заслужить право называться моим сыном. Ручаюсь всеми сыновьями моими, что где бы он ни был поставлен волею Вашего Величества, он везде исполнит долг свой, до последней капли крови.

Неужели невозможно для него иное наказание, кроме вечного заключения?

Ваше Величество. Простите женщине и матери, которая, кроме Вас, не имеет заступника и никому не дерзнула бы говорить так откровенно, как Вам, своему Государю. Вашему милосердию вверяю я и свою скорбь, и страх, и надежду, Вашему суду предаю с упованием судьбу мою.

Другие могли бы холодно смотреть на мою горесть, но Вам, Государь, не чужда скорбь ни одного из Ваших подданных, и я, как мать, не могу поверить холодному суду чужих; но беспрекословно и от всей души предаюсь милосердному суду Вашего Величества.

С благоговением имею счастье быть Вашего Императорского Величества верноподданная Варвара Бакунина, вдова коллежского советника.

21 марта 1855 г.

Жительство имею:

Тверской губернии

Новоторжского уезда

в селе Прямухине».

На прошении Бакуниной находится следующая пометка: «Прошение сие доставлено было при отношении г. статс-секретаря тайного советника Голицына от 13 апреля 1855 г. за № 1851, которое было доложено графу А.Ф. Орлову, и его сиятельство приказал отставить».

Первая попытка кончилась неудачей.

В январе 1856 года В.А. Бакунина опять видела сына. 11 января 1856 года она обратилась с письмом к генералу Дубельту: «Милостивый Государь Леонтий Васильевич. Прибыв в Петербург в надежде видеться с заключенным сыном моим Михаилом, прибегаю к Вам с покорнейшею просьбою исходатайствовать на сие Всемилостивейшее разрешение Государя Императора мне и сопровождающему меня сыну Алексею.

Вы были столь добры, что позволили мне относиться прямо к Вам, и, пользуясь ныне Вашим позволением, я вполне надеюсь на Ваше доброжелательное участие.

С истинным почтением имею честь пребывать, Милостивый Государь, покорная к услугам Варвара Бакунина».

Новый царь разрешил свидание «на прежних распоряжениях, утвержденных покойным государем». 19 января В.А. Бакунина и шлиссельбургский комендант были извещены о высочайшем разрешении. Свидание состоялось через несколько дней [В деле есть заметка: 28 января 1856 года, вследствие словесной просьбы г. Бакуниной, возвращен ей медицинский препарат (спринцовка), который предназначен был ею к доставлению брату ее Михаилу Бакунину, но по приказанию начальства послан не был.].

После этого свидания В.А. Бакунина попыталась добиться нового смягчения в положении М.А. Бакунина. 30 января она написала Дубельту: «Милостивый Государь Леонтий Васильевич. Позвольте мне опять обратиться к Вам и Вашему искреннему и уже не раз мною и всем моим семейством испытанному участию. Последнее свидание мое с сыном Михаилом столько же порадовало, сколько и огорчило меня, порадовало тем, что я нашла его христиански преданным судьбе своей и так терпеливо несущим заслуженное наказание, как я и сама того не ожидала, – не я его, а он меня утешал, успокаивал и обнадеживал, но огорчило тем, что здоровье его я нашла заметно пошатнувшимся, чему главною причиною недостаток движения. Вы поймете, Леонтий Васильевич, что я не прежде успокоилась, как приискав средство, могущее замедлить, если не совершенно остановить развивающуюся болезнь. Мне кажется, что токарный станок был бы всего полезнее в этом отношении, но так как при этом предполагаются разные инструменты, коих употребление, по уверению сына моего Михаила, не дозволяется заключенным, то возможность употребления этого средства зависит от новой милости Государя Императора. Сын же мой Михаил, и в лице его я и все мое семейство, испытали уже столько милостей, и притом ничем не заслуженных, что, признаюсь Вам откровенно, мне совестно просить новой милости. Я не желала бы показаться неблагодарною, ничем не довольною, – и потому в настоящем случае обращаюсь прямо к Вам, Леонтий Васильевич, вполне надеясь, что если возможно исполнение моего желания, то Вы не откажете мне в Вашем содействии и ходатайстве, – если же невозможно, то остановите меня и не будете взыскательны к матери, для которой одно