Ангелотворец - Харкуэй Ник

– Заводи, – командует она. – Угон так возбуждает!

– Строго говоря, имеет место не угон, а захват транспортного средства, – замечает Джо.

– Ждешь за это особой награды?

– Да, пожалуйста.

– Тогда не говори «пожалуйста».

Из Сент-Олбанса они отправляются на север.

Короткий разговор с Сесилией Фолбери по телефону-автомату на заправке позволил им установить, что «станция Игрек», упомянутая Тедом Шольтом в предсмертной исповеди, – не что иное, как знаменитый Блетчли-парк. Сесилия сообщила это весьма язвительным тоном. «Святые угодники, Джо! Я сама тебя туда возила. Там взломали код „Энигмы“, выиграли войну. Изобрели компьютер. Припоминаешь?»

Ах да, конечно, Джо помнит Блетчли: полукруглые ангары из гофрированной стали на разных стадиях обветшания, а вокруг – подозрительные холмы, которые явно были чем угодно, только не холмами, и краснокирпичный особняк, где жили и работали величайшие математики обуреваемой войной Великобритании. В детстве не менее глубокое впечатление на Джо произвел клуб железнодорожного моделирования, занимавший часть особняка и помогавший хозяевам сводить концы с концами, а еще списанный в утиль реактивный самолет с вертикальным взлетом «Харриер» на лужайке. Правительственное учреждение, оставшееся без своих тайн, всеми брошенное и забытое. В Блетчли можно спрятать что угодно. Никто и внимания не обратит.

Джо меняет автомобильные номера на другие того же образца, а Полли вырубает спутниковый трекер. Таким образом угнанное авто фактически исчезает с лица земли (если, конечно, никому не захочется залезть ему под капот). В дороге человека посещает странное чувство свободы, пусть и сколь угодно иллюзорное.

– А что в Блетчли? – спрашивает Полли, когда они подъезжают к Милтон-Кинсу.

– Поезд, – с ухмылкой отвечает Джо, и Полли улыбается в ответ.

Дорога до Блетчли петляет между возвышенностями и современными жилыми домами-коробками – безрадостными окраинами Милтон-Кинса. Пригород был возведен сразу, целиком, и, почти не тронутый архитекторами, так и не приобрел обжитой вид. Блетчли-парк стоит на отшибе; к нему ведет единственная подъездная дорога, с которой открывается вид на нечто вроде пулеметного окопа. Джо аккуратно паркуется в сторонке. Хотя машины там быть не должно, английским уборщикам и сторожам по обыкновению нет дела до того, что не мешается под ногами.

Скоро рассвет, а значит, увеличиваются и риски. Джо медлит, на миг испугавшись, что его заметят – какой-нибудь страдающий бессонницей сторож или приехавший спозаранку моделист. Потом вспоминает, что ему вообще-то плевать. Он влезает на крышу билетной кассы и осматривается.

Указания Теда Шольта не отличались ни ясностью, ни осмысленностью. Джо накладывает их на раскинувшуюся перед ним территорию и от себя добавляет еще один слой, включая зрение обитателя Ночного Рынка, легко распознающего тайники и схроны. Если бы мне надо было спрятать нелицензированный боксерский ринг… Ну, конечно, вот оно! Продолговатый холмик, слишком ровный и непохожий на природную возвышенность, причем достаточно здоровенный, чтобы легко сойти за возвышенность искусственную. И да, от него действительно отходит заброшенная железнодорожная ветка, заросшая высокой травой.

Джо показывает пальцем. Полли кивает и тут же мотает головой.

– Сюда, – шепчет она, увлекая его к маленькому обветшалому сарайчику в стороне.

Табличка на двери гласит: «Офицерский ватерклозет: только для высшего командного состава». Когда они входят, Полли достает из сумки (в которой, к удивлению Джо, сидит и собака Эди Банистер) фонарик и светит на крышку люка в полу. Под крышкой обнаруживается подземный туннель. Полли улыбается, и Джо уважительно кивает: очко в твою пользу.

Они осторожно спускаются под землю.

В туннеле пахнет отсыревшим бетоном и плесенью. Они подходят к очень прочной и внушительной на вид двери, скорее всего, герметичной. Джо мог бы ее взорвать, будь у него подходящие материалы – но где их взять? Вот и следующий пункт повестки дня: раздобыть все гангстерские прибамбасы, да поживей.

Впрочем, эту дверь взрывать нужды нет, что даже к лучшему, учитывая, что за ней может скрываться. Кодовый замок старый и очень красивый: римские цифры выгравированы на роскошных латунных кнопках. Вручную, догадывается Джо. Дверь отомкнет день рождения Лиззи, говорил Шольт. И действительно, набрав XXI–IV–XXVI – дату появления на свете Ее Британского Королевского Величества Королевы Елизаветы II, – они попадают внутрь.

В открытый проем тут же устремляется мощный поток воздуха. Дальше в темноте маячит еще одна дверь, а на стенах висят в ряд заводные фонари. Джо снимает один с крючка, крутит ручку. Затем открывает вторую дверь и шагает в проем.

Помещение относительно узкое, практически туннель, но при этом огромное. Одним концом оно плавно уходит в землю, другой, ближний конец, ведет наружу. А прямо перед Джо стоит то, что он искал. Бесконечная зыбь узоров вьется по могучим бокам; котел длинный, как автобус, и высокий – выше Джо. В темноту уходит череда вагонов. Сколько их – десять, двенадцать? С виду они совершенно одинаковые, но на самом деле каждый уникален. На черной решетке путеочистителя выгравировано название: «Лавлейс».

Хотя обшит локомотив как будто металлом, на деле это может быть что угодно: смола, керамика… Джо проводит рукой по поверхности. Она прохладная и как бы влажная, поскольку покрыта слоем защитного масла. В воздухе стоит запах угля и уютный складской аромат кожи и дерева. Водя лучом фонаря по сторонам и вниз-вверх, Джо начинает понемногу осознавать размеры состава, его величие. Поезда давно ни у кого не вызывают удивления; эти грохочущие махины несутся на всех парах или неспешно катятся по лесам и полям; у пассажирских есть окошки, сквозь которые можно различить издерганных родителей или спешащих на работу, плотно утрамбованных в вагоны служащих. Товарные поезда в наши дни встречаются редко; их иногда можно увидеть на запасных путях или почувствовать, сидя в спальне у Полли Крейдл. Джо бросает на нее взгляд. Она сейчас идет за ним вдоль поезда, ведя одним пальцем по коже «Лавлейс». Джо видит крошечный валик пыли и грязи, растущий в месте соприкосновения пальца с обшивкой. Она улыбается, как будто ей подарили бриллиантовое колье.

На двери следующего вагона оттиснута гусиная лапка. Пес Бастион вдруг начинает лаять и рваться из сумки. Полли пожимает плечами.

– Давай заглянем.

Дверь с тихим шипением отодвигается в сторону, едва слышно начинает работать вентиляционная система. Джо надеется, что она перегоняет просто воздух, а не какой-нибудь смертоносный газ, например. Он принюхивается, чувствуя себя круглым идиотом, и делает шаг вперед.

Свет фонаря выхватывает из темноты два верстака. Один завален какими-то железками, прочим загадочным барахлом и бумагами, исписанными теперь уже знакомыми каракулями и рядами математических символов. На втором верстаке царит идеальный порядок. Тиски, несколько инструментов… Дэниел.

Да, юноша. Это было мое рабочее место. Мы сидели спиной к спине и работали; я слышал, как она досадует, как ликует, и никогда не просил ее вернуться, потому что понимал: у нее не осталось для меня места. Как и для Мэтью. И для тебя. Она так отчаянно хотела все исправить.

Джо протягивает руку и прикасается к верстаку. Ласково, как к родному человеку.

А потом слышит голос и, обернувшись, видит женщину, сотканную из света.

– Здравствуйте, – говорит она и делает несколько шагов вперед.

Ее тело – белый силуэт. Как тень, только наоборот. Она состоит из сотни лучей, идущих от крошечных линз, направленных на столб пара в воздухе. Лица не различить – лишь намек на профиль, когда она поворачивается, и смутные очертания губ, когда она говорит. Ее голос звучит в записи, притом качество этой записи гораздо выше, чем на пластинках из коллекции Дэниела. С этим осознанием в голове Джо возникает и ее имя. Фрэнки Фоссойер.