Мстислав, сын Мономаха - Олег Игоревич Яковлев

class="p1">Мстислав поднял десницу. Шум на площади несколько поутих. Тогда князь заговорил звенящим на морозе голосом:

– Мужи новгородчи! С малых лет был я князем в славном вашем граде. Хорошим ли, плохим ли был – не мне судить. Как мог, старался для Нова города. Но вот настала пора мне покинуть вас, отец призвал меня княжить в Белгороде. Отныне вот князь вам, други.

Он снял с руки меховую рукавицу и знаком подозвал сына. Подросток Всеволод-Гавриил несмело, с опаской поглядывая на толпу народа и на старцев со златыми поясами, встал рядом с отцом.

А Мстиславу было в эти минуты совсем не до него. Вмиг пронеслась вихрем перед князем его прошлая жизнь. Сеча на Колокше, битвы с чудью, осада Медвежьей Головы, пожар и строительство крома, каменные стены Ладоги, Антоний Римский с его чудесами и монастырём, основанным несколько месяцев назад, храм Богородицы в Городище, Николо-Дворищенский собор, Новгородская летопись – ведь всё это его, Мстислава, деяния. Вроде и ничего великого, значительного не совершил он, а, выходит, сделал для своего города много, очень много полезного.

И вдруг… Жалко стало Мстиславу покидать Новгород. Так бывает жаль живописцу расставаться со своей картиной, когда столько труда, сил, душевной энергии вложил он в неё.

Вот уедет он из Новгорода и всё должен будет начинать сначала: завоёвывать сердца людей, их уважение, их любовь. Ведь в Новгороде, хоть и в глубине души недолюбливал он этих вечевых крикунов, считал их лишь толпой, тёмной массой, с которой приходилось ладить, его любили, его славили, называли «Мстислав Великий».

От переполнявших душу чувств к горлу князя подкатил ком. На глаза навернулись слёзы, он холодными от мороза руками обнял за плечи сына, подвёл его к краю помоста, а сам отступил назад.

Из-за стола поднялся постаревший ссутулившийся Ставр Годинович.

– Больно здорово ты, княже, порешил! А с нами, с Новгородом, ты посоветовался?! – заорал он. – Всё родителю свому угодить норовишь?! А не помнишь, как мы тебя из Святополковых лап вырвали?! Не помнишь, как вскормили, выпестовали?! Знай же: мы, Новгород, сами себе князя выберем! Довольно киевлянам кровь нашу пить! Нет нам дела до их забот!

Некоторые бояре одобрительно загудели. Мстислав, прищурив око, окинул их колючим презрительным взглядом.

«Хощете, чтоб князь под вашу дуду плясал?! Вот Великим зовёте, а за сим помыслы крамольные таите! Не хощете дани платить Киеву, бунт измышляете! Нет, Ставр Годиныч! Нет, бояре! Не настала ли пора вырвать вас, яко сорняки, с корнем из поля земли Русской?! – подумал он. – С отцом о сём баить буду!»

– Глупость молвишь! – резко прикрикнул он на Ставра, так что тот от неожиданности попятился. – Новгород, боярин, не Неметчина, не Литва, он – часть Руси, Великой Руси! А коли старое ты вспомнил, так ведай: кабы не отец, сидел бы ныне в Новгороде Ярославец!

Поднялся боярин Якун:

– Присягали тебе, княже, присягнём и сыну твоему. Ведаем: в Киеве ты ныне нужнее.

Вставали другие мужи: Гюрята Рогович, братья Кашкичи, говорил седой как лунь посадник Павел. Народ стоял тихо, изумлённый, ошеломлённый сказанным. И только когда вече закончилось, когда Мстислав с сыном поехали на конях к Великому мосту, вдруг прошёл по расходящейся толпе ропот, гул и раздалось:

– Слава князю Мстиславу!

– Мстислав Великий!

– Слава князю Всеволоду-Гавриилу!

В воздух летели шапки и рукавицы. Мстислав старался держаться спокойно, только сердце его яростно колотилось от волнения, а в голове стучала мысль: «Ужель, ужель покидаю Новгород?! Покидаю навеки?!»

Ему не верилось, что после почти тридцати лет княжения он навсегда уезжает из этого города – гордого, непокорного, вольнолюбивого, но как-то незаметно, с годами ставшего таким милым его душе…

В тот же день в соборе Софии был венчан на стол новый новгородский князь – Всеволод-Гавриил.

Глава 87

Длинной вереницей возков растянулся по снежной дороге княжеский поезд. Под охраной дружинников, с частыми остановками, ехал Мстислав в далёкий Киев, слыша в ушах завывание свирепого ветра.

Миновали Смоленск, тихий, лишённый обычного оживления. В столь лютые морозы люди попрятались по избам и вовсе не спешили поглазеть на роскошные просторные возки.

Мстислав грустно улыбался: однажды ему довелось здесь, в Смоленске, встречаться с отцом. Они говорили о притязаниях на Новгород Святополка. Тогда было ему двадцать шесть лет, был он молод, полон сил, буйной энергии, властолюбия. И не думал, не подозревал, что придётся снова, спустя столько лет, проезжать эти так хорошо знакомые места. Ныне стукнул ему сорок один год, он – солидный муж, с бородой, с большим семейством. Скоро уж и внуки пойдут.

…На ночь остановились в какой-то маленькой деревушке, в которой насчитывалось всего с десяток домов. Князь с семьёй расположился в утлой невзрачной избёнке местного священника.

Напуганный приездом высоких гостей, хозяин – пожилой сухощавый попик с трясущейся козлиной бородкой – вместе со своей племянницей, румяной круглолицей бабой, услужливо суетился у стола, поднося князю и княгине нехитрые кушанья и повторяя раз за разом:

– Уж не обессудьте, княже. Бедны мы. Не ждали.

Мстислав поблагодарил за еду и отсыпал хозяину серебра. Лицо попика просияло от удовольствия, он подобострастно отвесил Мстиславу земной поклон и поспешил готовить постель.

Христина, до того молчавшая, промолвила:

– Зря поехали сейчас. Холодно.

Она всю дорогу куталась в песцовую шубу, а ноги закрывала беличьим одеялом.

– О том, Христинушка, не тебе судить. Надобно так было, отец повелел, – ответил Мстислав. – Он поболе нас разумеет, за всю Русь ответ держит.

Княгиня пожала плечами и лениво зевнула.

– Дети хворать будут. Простудятся, – сказала она.

Мстислав с беспокойством глянул на печь, где уже устроилась Агафья с двумя маленькими братишками – Изяславом и Ростиславом. Но там всё вроде было в порядке – дети тихо посапывали, никто не кашлял и не чихал.

– У Изяслава очи больны, – пожаловалась Христина. – Знахарка сказала: на огонь смотреть надо.

– Вот пущай и глядит. – Мстислав нахмурился, вспоминая золотушные гноящиеся веки сына. – Сам занёс в очи заразу. В Киеве врачам знаменитым покажем его.

Христина легла на хозяйскую кровать и укрылась беличьим одеялом.

– Ложись, – подвинувшись, сказала она Мстиславу.

– Я позже. Ты спи, – коротко отозвался князь и отошёл к окну, затянутому бычьим пузырём.

– Христина! – вдруг обернулся Мстислав к княгине.

– Что тебе? – Христина подняла голову с подушки. Её волосы золотистыми густыми прядями упали на одеяло.

– Скажи, тебе страшно?

– Нет.

– А помнишь, баила ты, будто боишься власти? Боишься за меня, за себя, чад?

– То давно было, Фёдор, – усмехнулась Христина. – И ты… Ты другой был. Молодой. Теперь нет, не боюсь. Жизнь людей многому учит. И тебя научила. Теперь Великим тебя зовут.

Она говорила,