Воспоминания американского школьника - Томас Олдрич

На стойках под стеклом нежно белели и розовели кремовые башенки тортов и пирамиды конфет. Сладкий запах ванили и рома поднимался от напудренных сахаром кексов и пудингов.

За прилавком стояла продавщица в кружевном передничке и кружевном чепчике. У нее щеки розовые, как засахаренные персики, а оборочки чепца, воротничка и рукавчиков пышные, как крем на пирожных.

Кафе было в комнате за магазином. Мы прошли туда и заняли столик на "шесть персон".

В кафе было пусто. Приближался обеденный час, а ривермутские жители не любили портить сладостями аппетит перед обедом.

В глубине комнаты, за зеленой перегородкой, мистер Петтинджиль принимал заказы. Чарлз Марден заказал мороженое, и через пять минут девушка в белом переднике поставила перед нами блестящий поднос. На стеклянных вазочках красное, малиновое и кремовое ванильное мороженое высилось легкими горками. Тоненькие костяные ложечки торчали из каждой верхушки. Мы набросились на мороженое, и скоро вазочки опустели. Самая придирчивая посудомойка не могла бы на нас пожаловаться: никто не оставил ни капли.

- Спроси еще! - воскликнул Марден, облизывая ложку. - Том Белли, скажи Петтинджилю, чтобы он прислал второй поднос.

Я посмотрел на Мардена недоверчиво. Что он? Шутит? Откуда у него столько денег?

Нет, Марден не шутил. У него было совсем серьезное лицо. Ну, если так... Я пошел за перегородку.

Петтинджиль сидел за стойкой и что-то записывал в конторскую книгу.

- Мистер Петтинджиль, пришлите нам, пожалуйста, еще столько же порций мороженого.

- Ванильного или малинового?

- И того, и другого, будьте любезны.

- А денег-то у вас хватит?

- Раз мы заказываем...

Я отдернул драпировку и пошел к своему столику.

"Что же это? Где они?"

На подносе пустые вазочки, стулья в беспорядке вокруг стола. И никого! Ни одного человека!

Ноги и руки у меня похолодели. Удрали, пока я разговаривал с Петтинджилем? А у меня ни пенса... А Петтинджиль шутить не любит.

За перегородкой зазвенели ложечки. Несут!

Я бросился к дверям. Румяная продавщица раскладывала на стеклянном блюде пирожные. Через магазин нельзя. Я оглянулся направо, налево...

Окно!

Я с разбегу вскочил на подоконник и, зажмурив глаза, бросился вниз. Пятки больно ударились о мостовую. Хорошо еще, что первый этаж.

Не оглядываясь, я понесся что было духу по переулку, свернул в Верхнюю улицу, пересек улицу Старого Рынка и вылетел на площадь.

- Стой, сумасшедший! Мина! Мина! - закричали со всех сторон.

Я остановился. Какая мина? Где? Передо мной не было ничего, кроме огромной бочки.

- Направо! Налево! - кричали из толпы и делали мне какие-то знаки руками. Я ничего не понимал и только растерянно оглядывался по сторонам.

Вдруг что-то разорвалось и грохнуло прямо передо мной. Меня сшибло с ног и подбросило в воздух.

---------

- Ну как? Лучше ему?

- Кажется, лучше. Он спит.

Я открыл глаза. В ногах кровати сидела тетушка Эбигэйль. В одной руке она держала рюмку с водой, в другой аптечный пузырек. Мутные капельки скатывались в рюмку и белым дымком таяли в воде.

Дедушка, неслышно ступая, шагал из одного угла в другой.

- Слава богу, никаких вывихов и переломов, - шепотом говорила тетушка. - Доктор сказал - просто общее сотрясение. Но что стало со мной, Даниэль, когда я увидела эти носилки! Я думала, что умру...

Я попытался приподняться, но все тело у меня заныло, а перед глазами заплясали красные и желтые круги. В ушах зазвенели ложечки Петтинджиля. Я застонал.

Тетушкин чепец наклонился ко мне.

- Что тебе, Том? Что с тобой?

Я хотел сказать: "Не беспокойтесь тетушка", но язык выговорил: "малинового и ванильного".

- Господи помилуй! - воскликнула тетушка. - Что он такое говорит?

- Здесь продается лучшее пиво в Америке!

11

В классе было пусто. На полу валялись бумажки и кусочки сломанного грифеля. Крышки парт были откинуты, и ящики для книг как будто нарочно показывали свои изрезанные перочинными ножами и заляпанные чернилами стенки. Один из ящиков был покрыт монограммами Г.Б. (парта Генри Блэка), в другом валялась забытая тетрадка, в третьем - целая куча ореховой скорлупы и растрепанный задачник.

Я и Бенни Уоллес сидели в углу класса на последней скамейке и, не разгибаясь, скрипели перьями. Нам сегодня не повезло на латинском уроке: неправильные глаголы подвели нас, и мистер Гримшау велел нам остаться после занятий и проспрягать по десятку этих несчастных глаголов.

Я уже одолел шесть штук, и рука у меня устала выводить бесконечные Perfectum'ы и Plusquamperfectum'ы.

Я отложил перо.

- Давай отдохнем, Бенни.

- Ладно, - согласился Уоллес и отодвинул тетрадку. - Только ненадолго. Я хочу прийти домой пораньше. Мы с папой едем сегодня в Индию.

- Как в Индию? - вытаращил я глаза.

- Это секрет, Том.

- Расскажи, Бенни. Я не проговорюсь.

- Когда папа бывает свободен, - сказал Бенни, - мы раскладываем на столе карту и решаем, куда ехать. Потом придумываем, что взять с собой какое оружие, платье, провизию, и начинается настоящее путешествие. Садимся на корабль. Иногда бывает буря. Иногда просто качка. Охотимся на китов... Потом - приехали. Если мы в пустыне - покупаем верблюдов. Нанимаем проводника. Папа все знает, где какие деревья, какие где звери. Сегодня мы собирались в Индию. Будет охота на слонов.

- Счастливец ты, Бенни. Это здорово интересно. Я бы хотел хоть раз попутешествовать с вами.

- Я спрошу у папы, и мы возьмем тебя с собой. А теперь давай заниматься, а то я опоздаю. Папа редко бывает свободен.

Мы придвинули тетрадки, и перья опять заскрипели. Через четверть часа Уоллес покончил со своими глаголами.

- У меня готово. Я побегу, Том.

- Иди, я тоже скоро кончу.

Уоллес собрал книги и выбежал из класса.

"Какой славный парень этот Уоллес. Роджерс вечно дразнит его "девчонкой". Глупо. Разве девчонки бывают такие умные? А что мускулы у него некрепкие, так это сущие пустяки. Подарю ему свой перочинный ножик".

tetigimus

tetigistis

tetigerunt...

Кончено!

Я собрал книги, стянул их ремешком и, размахивая связкой, выскочил на крыльцо.

Негодяй!

Возле калитки, прижатый к забору, стоял Уоллес. Перед ним, загораживая выход, приплясывал Конвей.

- Уа, уа... Наш младенец захотел кушать. Ничего, твоя кашка не простынет.

Сэт Роджерс, прислонясь к дереву, смотрел на Бенни и Конвея. Он заложил руки в карманы и весело посвистывал.

- Если очень торопишься, попроси хорошенько, - пищал Конвей, может, и отпущу, а пока отведай вот этого. - И Конвей щелкнул Бенни прямо в нос.

Воздух застрял у меня в горле - ни туда, ни сюда. Зубы сжались так, что в скулах стало больно. Сердце заколотилось, застучало, запрыгало. Потом что-то горячее поднялось к глазам и зашумело в ушах. Я соскочил с крыльца и с размаху запустил в Конвея связкой книг.

- Берегись, Билли! - закричал Роджерс.

Конвей бросил Бенни, но не успел увернуться, и связка ударила его в грудь. Он пошатнулся. Я подскочил к Конвею, схватил обеими руками за куртку и стал трясти так, что у него защелкали зубы.

Конвей рванулся. В руках у меня осталась только большая перламутровая пуговица.

Пальцы Конвея впились в мои волосы.

- Стой, стой, ребята! - во двор ввалилась толпа мальчишек с ракетками и мячами. Впереди бежал Фил Адамс.

Он кричал:

- Что это у вас? Драка? Драться, так драться по правилам!

Нас схватили за куртки и оттянули друг от друга. Фил вынул носовой платок и туго обвязал мне голову.

- И куда только ты лезешь с такими вихрами? - ворчал он.

- Все равно. Скорее, Фил. Пусти, - бормотал я.

Конвей смотрел на нас исподлобья.

- Сэт, повяжи мне тоже голову, - потребовал он. Коротенькие волосы Конвея трудно было ухватить даже щипцами, но Роджерс сейчас же вынул из кармана клетчатый платок и, аккуратно сложив его, повязал голову друга.

- Не забудь приемы бокса, которые я тебе показывал, - шептал мне Фил. - Не стискивай кулак. Бей косточками. И все в одну точку. Наскакивай снизу - нырком. Помни, что крач у тебя хорошо выходит. Ну, иди.

Меня отпустили. Я бросился к Конвею. У Конвея остренький противный подбородок! В подбородок! Рука выпрямилась как пружинная. Зубы у Конвея лязгнули.

Он отскочил, пригнулся и ударил меня в живот.

Я захлебнулся воздухом.

- Хук!.. Хук! - кричал Фил.

Я согнул руку, выбросил ее вверх, вбок.

- Ой! - взвизгнул Конвей.

Голова у него качнулась как тряпичная.

"Так!.." - подумал я.

Вдруг в глазах у меня потемнело и в горле стало горячо - Билли ударил меня в нос. Брызнула кровь, кто-то закричал. Кажется, Бенни Уоллес.

Я рассвирепел и, ничего не слыша, ничего не видя, замолотил кулаками куда попало.

Пуговицы отлетели от моей рубашки, нос распух, левый глаз не открывался, но я не чувствовал боли.

- Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! Не уйдешь! - сквозь зубы шипел я.

- Ура, Том! Конвей бежит! - закричали вокруг.