Личное дело - Александр Михайлов

А владивостокскую публику я очень люблю. Только вот выступать мне перед нею намного сложнее, чем, скажем, в Мурманске или Екатеринбурге. Волнения больше.

В Саратове я играл Вершинина в спектакле "Три сестры" Чехова. Мелузова играл в "Талантах и поклонниках" Островского. Шаманова в известной пьесе Вампилова "Прошлым летом в Чулимске". Князя Мышкина в "Идиоте". Да, так получилось: через семь - восемь лет после Раскольникова на сцене театра драмы им. Горького во Владивостоке, снова - Достоевский... Чтобы князя Мышкина как следует сыграть, необходимо было самому уйти в определённое психологическое состояние, в реальной жизни мне совершенно не свойственное. Уйти-то уходил, да вот возвращаться оттуда тяжело...

Было много других ролей. Константина в "Детях Ванюшина", Лисандро в "Мадридской стали", Чешкова в пьесе Дворецкого "Человек со стороны". С пьесой "Человек, который знал, что делать" наш театр приехал на гастроли в Москву. В ней я играл Чернышевского. Тут два московских театра одновременно пригласили меня на работу. Но, по разным причинам, я тогда отказался. Остался в Саратове.

В провинции много сложностей, с которыми столичный актёр не сталкивается. Здесь, в Москве, большое количество театров и огромное количество зрителей - театральных зрителей. Потому удачные спектакли могут существовать в столице по нескольку лет. А в провинциальных городах они редко выдерживают такой срок. Репертуар там обновляется гораздо чаще, и актёр всегда в работе над новыми ролями. Это замечательно, потому что ты живёшь насыщенной жизнью. И, тем не менее, не достигаешь такой популярности, какой может достигнуть столичный актёр.

В столице можно прорваться на радио, на телевидение, в кино. А провинциальный актёр, не менее талантливый, будь он семи пядей во лбу, такого выхода на большую аудиторию не имеет. Там очень мало вариантов реализовать свои возможности и большая зависимость от театра, в котором он работает - уходить, в общем-то, некуда.

Но многие ведущие актёры в столичных театрах - это бывшие провинциалы. Есть, конечно, выдающиеся, потрясающие актёры-москвичи, такие как Юрий Яковлев, например. Однако в кино режиссёрам и их ассистентам я бы советовал почаще искать исполнителей ролей для фильмов в глубинке. Чем дальше от Москвы, тем меньше личность задавлена асфальтом и суетой. Провинция дала искусству очень мощных, сильных актёров - таких, как Евгений Евстигнеев, Владимир Самойлов, Валера Приёмыхов, Олег Янковский...

Саратовский период преподнёс мне, конечно, много уроков. И правило у меня с тех пор выработалось простое: пришёл в коллектив, в любой коллектив, - не расслабляйся. Не выворачивай душу наизнанку перед коллегами - не расходуй себя на это, не распыляйся в быту: сохраняй самое сокровенное в себе для зрителя.

Не всё, конечно, зависит только от нас самих. Судьбу свою мы можем предполагать, а уже Бог ею располагает. Но у меня всё-таки большей частью сбывается то, о чём я мечтаю. Задумываю, к примеру, встречу с человеком - и обязательно она рано или поздно произойдёт.

В Саратовском театре я работал в паре с Олегом Янковским. Он уже снимался в фильмах "Служили два товарища", "Щит и меч" и вдохновенно рассказывал о съёмках. Я тоже стал думать о кино. Надо сказать, что кино я всегда любил взахлёб, необузданно и страстно, как мальчишка. Я навечно очарован кино... И тогда же, в Саратове, я стал сниматься. В 1974 году меня пригласила на кинопробы в фильме "Самый жаркий месяц" ассистент режиссёра Наталья Эсадзе. Пока там думали да решали, в коридоре Мосфильма меня перехватила другая киногруппа. И меня утвердили без кинопроб на роль Алексея Углова в фильме Ф. Филиппова "Это сильнее меня". Кинематографический период начался с этого. Потом играл я сталевара Бориса Рудаева в многосерийном телефильме "Обретёшь в бою", Игоря Ивановского в "Дожить до рассвета", Станицына в "Меня ждут на земле".

Особо больших художественных открытий на материалах таких ролей сделать вряд ли кому удалось бы. Но было в этих сценариях нечто привлекательное для меня. С одной стороны - откровенная, вроде бы, публицистичность, а с другой - конфликтность, острота ситуаций. Мне нравился нравственный максимализм моих героев. И я изо всех сил старался наделить их и добротой, и интеллигентностью, и душевной щедростью... Однако, было понятно, что это - полууспех: играть надо в каком-то другом, новом качестве.

Мне чудилась некая опасность в экранной положительности моих героев. Надо было как-то уходить от типажности - к характерам, в которых заложено было бы какое-то серьёзное противоречие. Хотелось, чтобы каждая роль была пробой сил в новом материале, в новом неожиданном ракурсе, в новом, может быть, жанре. Мне хотелось гораздо большей контрастности в самом характере будущих героев. Но тогда мало что зависело от моих желаний.

Потом я снимался в фильме Валеры Ланского "Приезжая" и одновременно в фильме Сегеля "Риск - благородное дело". Так вот, именно фильм "Приезжая" стал тем фильмом, который многое перевернул в мне. Встреча с Ланским оказалась судьбоносной - он нашёл во мне что-то, о чём я и не подозревал в себе. Благодаря ему произошла серьёзная переоценка того, что мною было наработано.

Наверно, мы оба не были тогда готовы к встрече друг с другом. Он видел образ шофёра Баринева, первого парня на селе, совсем иным - и внешне, и внутренне. Я же, как киноактёр, не умел тогда многого из того, что требовалось этому режиссёру. К счастью, через какое-то время стало понятно: его видение роли и моё совпадают в одной точке - как сила любви способна преобразить человека, вывести его к доброте и мужской ответственности за любимую женщину. И здесь Ланскому требовался от актёра очень тонкий и сложный психологический рисунок. Уже в процессе совместной работы он буквально вытаскивал, извлекал из меня такие поведенческие реакции, ценности которых я, может быть, сам не увидел бы. До сих пор дорожу тем кинематографическим опытом, который был приобретён мною в фильме "Приезжая" по сценарию Артура Макарова...

А фильм Я. А. Сегеля "Риск - благородное дело" вышел на экраны весной 1977 года. Действие в нём развивается на одной из киностудий, куда случайно попадает мой герой - бывший спортсмен Юрий Русанов. Он становится по ходу сюжета сначала каскадёром, а потом и актёром кино. Образ не простой, в характере заложен драматизм. И приходит Юрий Русанов к тому, что в жизни побеждают решительность и мужество. Это была тоже по-своему интересная, по-своему ценная для меня работа.

Особенно сильно меня влекли такие роли, в которых можно выявить связь с родной землёй. Когда Родина - условие бытия. Высота этих переживаний влекла. Можно себе представить, как я обрадовался, получив роль Алёхина. Я счастлив был такой возможности - создавать противоречивый, трагический образ великого русского шахматиста в фильме "Белый снег России". Он вышел на экраны в 1980 году, после ряда фильмов, в которых я играл, - после "Так и будет", после "Похищения "Савойи". Белый снег России возникает в самые острые, в самые тоскливые моменты жизни Алёхина, оставшегося без Родины...

Сценарий был написан А. Котовым и Ю. Вышинским. Режиссёрская работа Ю. Вышинского. А начинается всё - с кадров небывалой славы. С триумфа русского шахматиста. Буэнос Айрес, матч на первенство мира. Александр Алёхин сокрушил непобедимого Капабланку...

Не мною это подмечено, но самые тяжёлые ошибки человеку свойственно совершать на немыслимом своём взлёте, на самом гребне успеха. Вот где нужно быть особенно осторожным... Алёхин не возвращается в Россию.

Потеря Отчизны - и бесконечная, до самоотречения, любовь к шахматам, к этому виртуозному искусству, в котором его трудно превзойти! Всё это сложно и больно переплелось в Алёхине. Не случайно он пишет: "Человек без Родины всегда одинок. Одинок в счастье, одинок в забвении, одинок в смерти".

Все оставшиеся годы его будет преследовать тоска по России. Единственная нить, которая связывает его с прошлым, это только шахматы Чигорина (подарок Крыленко, который руководил в те годы шахматным движением в СССР и благословил Алёхина на завоевание шахматной короны). С этими фигурками он не расстаётся до конца своей жизни.

Образ Алёхина делался как раз на противоречиях в характере - это было именно то, о чём я мечтал. Робость сменяется решительностью, приступы тоски чередуются с припадками гордости. Всё должно держаться на внутренних жесточайших противоречиях, увы - свойственных гениям. И всё - на сострадании к Алёхину-человеку, на любви к нему - к нашему соотечественнику...

Очень большие возможности были даны мне самим сценарием. Особенно - в сцене сеанса вслепую на тридцати двух досках. Против тридцати двух фашистских офицеров. Как же Алёхин презирает и ненавидит своих соперников с их арийской спесью! И как его поведение на сеансе оценено потом немецким генералом? "Дерзость!.. Ваше место за колючей проволокой!"