Шурочка: Родовое проклятие - Ольга Гусева

– Вот, какие шустрые наши девки! Окрутят за пять минут, а потом расхлебывайся всю жизнь! Эх, Платоша, влип ты, бедняга!

Клавдия ущипнула его за ухо, и на лице его появилась такая смешная гримаса, что все покатились со смеху. Шурочка подошла к Клавдии и обняла ее. Клавдия не могла удержаться от слез и постоянно всхлипывала.

– Мамочка Клавочка, родная моя, не беспокойся за меня, мне так хочется быть счастливой! Если богу угодно, мы будем счастливы! Бог милостив! – сказала Шурочка, утирая слезы Клавдии.

Затем все отправились в дом Платона, где их ожидало свадебное пиршество. Платон вел жену под руку. Они смеялись и шли быстрее других, далеко опередив всех гостей, точно подхваченные каким-то порывом, не замечая ни домов, ни соседских ребятишек. А гости, задрав головы, смотрели на небо. Оно становилось все темней. Над землей стали проноситься резкие порывы ветра, вздымая вихри пыли, начались раскаты грома. Дождь хлынул сразу, как из ведра. Люди прятались в первые, попавшиеся на пути, дома, а небо становилось все темней, казалось, наступила ночь. И тут гроза обрушилась на деревню с неудержимой яростью. Целых пол часа с неба хлестали потоки воды, а гром гремел, не умолкая. Всем было не по себе. Только лицо Шурочки сияло спокойной радостью. Во время грозы они с Платоном укрылись под развесистым деревом, но листва не могла защитить их от стремительного ливня, и они стояли, промокшие с головы до ног, крепко держась за руки, устремив глаза в небо. Шурочка следила за молниями, как будто при ярких вспышках видела там картины своего будущего. Лишь Клавдии эта гроза была не по душе. Она, словно предчувствовала нависающую беду над ее дорогой Шурочкой. Еще в детстве она слышала от своей бабушки, что когда в день свадьбы случается большая гроза, это небо посылает проклятие, и тогда беды не миновать. «Неужели проклятие за смертный грех Арины ляжет на плечи Шурочки, у которой такая светлая и чистая душа?» – с ужасом думала она. Клавдия молча смотрела на серую пелену дождя, на бегущие по улице ручьи, на водяную пыль, которая взлетала над бурлившими под ливнем лужами.

– Ну, и погодка! – сказал Егор, стоявший рядом с ней, – скоро с неба посыплются черти!

Оробевшие женщины, пережидая дождь, прикрывали глаза руками. Они уже не болтали, им было не по себе. Когда раскаты стали реже, гости начали приходить в себя, стали ругать грозу, грозить тучам кулаками. Тем временем ливень внезапно прекратился.

– Ну, вот, теперь пора и за свадебку! – смеясь, сказал Егор.

Гости стали выходить из своих убежищ. Увидев, что все дороги развезло, они стали снимать свои башмаки, решив, что босиком по грязи идти легче.

– А может и к лучшему, что дождь намочил нас? По крайней мере, по такой погоде нас не хватит солнечный удар! – рассудил Егор.

Все засмеялись. Настроение у гостей поднималось. Когда все собрались во дворе Платона, Егор, погладив подбородок, и, подмигнув, вопросительно поглядел на собравшихся:

– Я вам так скажу – самое лучшее средство после дождя – не откладывать застолье.

– Я на все согласна, дядя Егор, – смеясь, сказала Вера.

Она непроизвольно повернула голову и столкнулась с кипевшим от злости взглядом своего отчима. В эту минуту он думал: «Лучше бы ты была согласна выйти замуж за кого-нибудь. Ишь, развеселилась, кобыла здоровая. Когда только я избавлюсь от тебя?»

Однако вслух он произнес:

– Да! Не мешало бы пропустить по стаканчику для согрева, а то вон девки-то все наряды свои измочили. Самогонка потечет по жилочкам, да разогреет кровь-то, а на горячем теле и одежонка быстрее высохнет.

Вскоре общими усилиями праздничные столы были накрыты. Свадебное платье Шурочки насквозь промокло, и ей пришлось переодеться. Она надела платье, которое Клавдия сшила ей на восемнадцать лет. Оно было ни чуть не хуже свадебного. Когда она вышла к столу, на ее месте, рядом с Платоном, сидел Егор, наряженный в невесту. На его голове была белая тюлевая занавеска, завязанная на макушке пучком в виде розы. Вся компания просто прыскала со смеху. Кто-то кричал:

– Глянь-ка! Ну и новобрачная! Егор, вот беда! Ты проглотил арбуз что ли? А может ты беременный?

Егор смеялся громче всех, гордо выпятив свой живот.

– А вот и настоящая невеста идет, – раздалось из толпы, – Платон, гони самозванца!

Все дружно подхватили:

– Гони его, гони! Шурочку давай! Настоящую невесту давай!

Егор состроил недовольную физиономию из-за того, что его выгоняют с почетного места, и всех разобрал неудержимый хохот. Вдруг раздался бабий визг. Кто-то из мужиков залез под стол и ущипнул их за икры ног.

– Ижно, какой крик подняли! – ворчали мужики, вылезая из-под стола, – могли бы сделать вид, будто по ногам шмыгают мыши.

Все сотрясались от смеха.

– Смотри, смотри, у Егора живот-то как трясется, прямо, как холодец!

А Егор закатывался, и от смеха живот его еще больше дрожал, прыгал и ходил ходуном.

Платон обнял Шурочку за талию, и она с нежностью прижалась к нему.

– Хороши, нечего сказать! – воскликнул он. – Экий галдеж подняли! А про жениха и невесту забыли!

– Горько! Горько! – дружно закричали гости.

Платон наклонил голову, и его губы сошлись с губами Шурочки в долгом ласковом поцелуе.

Весь вечер Семен и Вера старались казаться веселыми, но глаза их выдавали подлинное состояние души. Семен мысленно навсегда прощался с Настей. Он решил принести свою любовь в жертву ради ее счастья и гордился этим. В этом юноше чувствовались решительность и воля. В глазах Веры проскальзывала печаль, и, как она не старалась, они все равно были грустными.

Адик был очень весел. Все свое внимание он переключил на Веру. Он не оставлял ее ни на минуту. Все время шутил, рассказывал забавные истории, пытаясь рассмешить ее, неоднократно плясал «Барыню», выписывая разные кренделя, стараясь понравиться ей.

Развеселившаяся свадьба грохотала, чуть ли ни на всю деревню. Нежный свет теплого, омытого грозой, вечера еще больше радовал гостей. Стол казался бесконечным. Деревья бросали зеленоватый отсвет на него, и тени листьев плясали на лицах людей. Уже почти ночью гости стали разбредаться. Семен незаметно улизнул раньше всех. Адик пошел провожать Веру. Егор заснул за столом, объевшись и обпившись. Федор с Нюрой еле разбудили его и по-соседски взялись проводить до дома.

Наконец, уставшие от гостей, молодые проводили всех. Платон тихонько пожал руку Шурочке и шепнул на ухо:

– Пора начинать семейную жизнь, а что это за семья без детей?

Шурочка поняла смысл сказанной Платоном фразы и от стыда залилась ярким румянцем.

– Платоша, все-таки, как жалко, что на нашей свадьбе не было Насти, Михаила, Марии Терентьевны и Кости, – тяжело вздохнула она.

– Да. Сдала Мария Терентьевна, совсем ослабла от горя, – ответил он, – а Костя и вовсе замкнулся после отъезда Насти. Тяжело им сейчас, не до веселья.

– Со столов надо бы убрать все, – сказала Шурочка.

– Завтра уберем, пойдем лучше в постель. Ведь ты теперь – моя женушка, и сегодня у нас с тобой первая брачная ночь, – ласково прошептал он ей на ухо, прижимая к себе, и, почувствовав разгорающееся желание и не в силах больше сдерживать свои страстные порывы, подхватил ее на руки, точно пушинку, и унес в свой, теперь уже не холостяцкий, дом.

IX

Приехав в город, Настя, прежде всего, постаралась подыскать себе жилье. Это была задача не из легких. В конце концов, она нашла квартирку из одной комнаты в одном из стареньких домишек, с общими для всех постояльцев ванной и кухней. Все здесь пришло в упадок, но Настю новое жилище вполне устраивало, особенно то, что за эту комнату брали недорого. Здесь было шесть комнат, считая ту, что снимала Настя, да еще две комнаты, где обитал сам хозяин. Он был лет пятидесяти, с глазами навыкате и гнусавым голосом. Самым большим огорчением в его жизни было то, что за его комнаты не хотели платить дороже, а самой большой радостью – когда постояльцами оказывались молодые девицы. Когда в одной из его комнат поселилась Настя, ее загадочные серые глаза и огненно-рыжие волосы пробудили в нем живейший интерес.

– Заглядывайте ко мне, Настенька, я Вас чайком угощу, – говорил он, когда она попадалась ему на глаза.

И Настя стала заглядывать к нему в свободное время.

Однажды хозяин попытался обнять ее, но она резко его оттолкнула, что он не удержался на ногах и со всего маху шлепнулся на пол.

– Хватит разыгрывать недотрогу! – крикнул он. – А то мы не знаем вас, артисток, все вы одинаковые!

Хозяин сделал вторую попытку, и Настя его ударила изо всех сил.

– Не такая уж ты красавица! – злобно огрызнулся он, вытирая нос, из которого бежали кровяные струйки.

– Вот и не лезь ко мне, раз я не красавица! Много вас таких охотников до любой юбки!

С этого момента Настя старалась избегать хозяина. Нет, она не боялась его домоганий, она опасалась другого – вдруг он выгонит ее на улицу, чтобы отомстить ей за свое унижение? Но хозяин и не думал ее выгонять. Он оказался незлопамятным, а после ее отпора потерял к ней всякий интерес.