Шурочка: Родовое проклятие - Ольга Гусева

Шурочка со слезами и воплями бросилась на шею Клавдии:

– Мамочка моя, папочка, как же я буду без вас?

Клавдия прижала Шурочку к своей груди, погладила ее вздрагивающую горячую голову и с грустью произнесла:

– Будь сильной, дочка, падать духом нельзя.

Но Шурочка плакала и плакала.

Когда начали закапывать могилу, Клавдия чуть не лишилась чувств.

Невыносимо было слышать, как комья земли стучали о крышки гробов. Ей хотелось разрыть свежую землю, вынуть гроб, сорвать крышку и снова увидеть ее, свою дорогую Поленьку. Это было бы счастье – снова увидеть ее, только живую!

Когда могильщики закончили работу, женщины бросили семена цветов и начали поливать землю. Земля жадно впитывала в себя влагу, темнея и размягчаясь, ведро за ведром бесследно исчезало в ее глубине.

Вечером, в полутемной комнате, Клавдия молча сидела, облокотившись на стол, закрыв лицо ладонями. Шурочка, подойдя к ней, боязливо дотронулась до ее головы и провела рукой по волосам ото лба к затылку. Клавдия открыла лицо, слабая улыбка дрогнула на ее впалых щеках.

– Шурочка, ты только ничего не бойся. Я не брошу тебя. Теперь мы будем жить вместе.

Шурочка смотрела на нее широко открытыми глазами, в которых уже не было слез, будто кончились все слезы, и вместе со слезами кончилось ее детство.

III

Шурочка спала, приоткрыв рот, спала глубоким сном. Ее белокурые волосы отливали золотом на белой подушке. Наклонившись, Клавдия с нежностью рассматривала ее лицо. Как она похожа на Поленьку, только волосы светлые! После смерти Полины Клавдия словно прониклась духом домашнего очага и посвятила себя всю воспитанию Шурочки. Никто не мог усомниться в искренней любви Клавдии к этой девочке. Вся душа, вся жизнь этой бесхитростной и глубоко преданной женщины была чиста, как родниковая вода. Жили они очень дружно, как будто в их жилах текла одна и та же кровь. Шурочка называла ее мамочка Клавочка.

Когда Шурочка проснулась, она увидела перед собой лицо Клавдии, которое светилось улыбкой.

– Милая моя, с днем рождения! Восемнадцать лет бывает только раз в жизни. Мы устроим тебе настоящий праздник!

Шурочка подняла на Клавдию свои огромные карие глаза, и они заискрились весельем, совсем, как в те далекие дни, когда она была маленькой девчушкой, о чем частенько любила вспоминать Клавдия.

– А ну-ка, вставай! – крикнула она, стаскивая Шурочку с постели. – Я буду шить тебе новое платье!

Клавдия подошла к окну и, распахнув его, впустила в комнату свежий запах летнего утра и лучи восходящего солнца. Затем она сдернула новую скатерть со стола и приложила ее к Шурочке. Мягкий шелк ласково коснулся ее щеки, она блаженно потерлась о материю и вдруг уставилась на Клавдию.

– Что ты задумала сделать со скатертью? – спросила она.

– Не нужно ее жалеть. Ты должна быть у меня самой красивой, особенно в такой день! Поленька была бы довольна и счастлива!

На лице Клавдии сияла улыбка, которой трудно было противостоять.

Она разложила выкройки на столе и начала осторожно резать скатерть. Радостное настроение, исходившее от Клавдии, овладело Шурочкой, щеки у нее раскраснелись, глаза блестели, и она то и дело смеялась, а Клавдия радовалась ее смеху.

Пока Клавдия занималась рукоделием, Шурочка выпорхнула за дверь и помчалась на луг за полевыми цветами. Собрав охапку душистых цветов, она отправилась на кладбище навестить родителей, которых очень любила и всегда помнила. Она прихватила с собой маленькое старое зеркальце, которое когда-то принадлежало матери. С тех пор, как ее не стало, Шурочка бережно хранила его. Как часто это зеркальце отражало лицо любимой мамочки, так часто, что оно должно было хранить в себе ее образ. Она чувствовала нежность к этому стеклу, глубокому, пустому стеклу, которое когда-то заключало в себе и отражало лица самых близких и дорогих людей.

Подойдя к простенькой, но очень ухоженной, могилке своих родителей, она с нежностью положила цветы на землю и, прижав зеркальце к своим губам, прошептала:

– Я люблю вас, мои дорогие, и я знаю, что вы всегда со мной.

Потом она долго рассказывала им о своих повседневных делах, о любимой подружке Насте, и о том, как Клавдия неустанно заботится о ней и сегодня шьет для нее новое платье в честь восемнадцатилетия. Она пробыла там долго и уже собиралась идти домой, как вдруг ей пришло в голову навестить и бабушку Арину, могила которой находилась на другом конце кладбища, и Шурочка начала пробираться медленными, неслышными шагами по земле, наполненной мертвыми телами людей. Она долго блуждала, натыкаясь на чужие могилы, и не понимала, почему не может найти ее, будто какая-то неведомая сила не допускала ее туда. Она не в силах была идти дальше, у нее подкашивались ноги, и она присела на попавшуюся по пути скамейку. Шурочка слышала биение своего сердца и слышала что-то еще. Но, что же? Какой-то смутный, шипящий гул. Он словно доносился из-под земли. Она осмотрелась вокруг и оцепенела от испуга. Она увидела перед собой крест на могиле, возле которой сидела на скамейке, с надписью фамилии и имени своей бабушки, а у самого основания креста – клубок змей, которые просто кишили и издавали шипящие звуки. Обезумев от ужаса, она готова была кричать, но вдруг почувствовала, как чья-то тяжелая рука опустилась на ее плечо.

– Не бойся, сейчас медленно вставай и спокойно, потихоньку следуй за мной, – услышала она незнакомый мужской голос.

Шурочка, вся дрожа, впиваясь губами в холодное зеркальце, точно искав защиту в нем, бессознательно двинулась за незнакомцем. Выйдя за ограду кладбища, она облегченно вздохнула и мгновение стояла молча, глядя в небо. Июньское небо было ясное и веселое. Незнакомец приостановился и, взглянув на Шурочку, слегка покраснел. Она была очень красива, стройна, изящна. Продолговатый овал лица, большие карие глаза и белокурые волосы, точно магнитом притягивали его взгляд. Он слегка наклонился и произнес:

– Ну, что ж, давай знакомиться, меня зовут Платон Журавлев.

Шурочка обратила взгляд на своего спасителя. Это был высокий красивый мужчина двадцати пяти лет. На нем была надета рабочая куртка. Вел он себя вежливо, даже немного робко, не смотря на свои широченные плечи.

Платон широко улыбнулся, показав белые крупные зубы. «Хороша девушка! А волосы какие!» – подумал он.

В глазах Шурочки блеснул озорной огонек: «Кого-то он мне напоминает. Как странно, когда лицо, как будто знакомое, в то же время незнакомое».

– Как тебя зовут?

– Шурочка Зорина.

– Можно, я провожу тебя?

– Как хочешь, – пробормотала она, и ее взгляд снова скользнул по его густым, вьющимся темным волосам и красиво очерченным губам.

Они пошли рядом, и его синие, глубокие глаза глядели на нее с откровенным восхищением. Из разговора выяснилось, что Шурочке не случайно показалось знакомым его лицо. В деревню он приехал совсем недавно и почти сразу оказался всеобщим любимцем. Шурочка вспомнила, как Настена водила ее на край деревни, чтобы поглазеть на нового молодого кузнеца. Она вспомнила дом, на стене которого крупными буквами было выведено слово «Кузница», украшенное веером из подков. Оттуда доносился неумолкаемый стук молота о наковальню, и в тусклом полумраке двора сверкали снопы искр. Поглазеть на красивого кузнеца бегали все деревенские девчата. Они смеялись, глядя, как он проходит мимо, скромно опустив глаза, а он не выносил их соленых словечек, и ему были противны их кривлянье и беспричинный смех. Этого упрямого, тяжеловесного, с медлительными движениями молотобойца вскоре вся деревня стала считать своим, настоящим парнем.

– А, что ты делал на кладбище? У тебя тут тоже есть кто-нибудь? – спросила Шурочка.

– Нет, я так. Зашел просто отдохнуть.

Шурочка с любопытством посмотрела на него.

– Тут разве отдыхают?

– А что? Как раз тут-то и можно отдохнуть, подумать. Я люблю зайти на кладбище и посидеть час-другой.

Шурочка еще более внимательно посмотрела на него.

– Почему ты так смотришь на меня? Думаешь, я не нормальный?

– Не думаю, но ты какой-то странный, не такой, как все.

– Просто меня влечет на кладбище определенное желание – я люблю здесь думать. Во всяком случае, здесь меньше всего людей, и никто не может помешать моим мыслям, а кресты…, они стерегут свои тайны.

– О чем же ты сейчас думаешь?

– Сейчас? Я думаю о том, что только что спас тебя от лютой смерти, а ты не наградила своего спасителя благодарным поцелуем.

– Так бывает только в сказках.

– А ты разве не поняла, что наша с тобой сказка уже началась?

Шурочка заглянула ему в глаза – и в их синеве увидела любовь, любовь безмерную, согревающую и всепоглощающую. Она обвила его шею руками, его руки сомкнулись у нее за спиной, и он почувствовал ее губы – живые, теплые, желанные. Он крепче обнял ее и всмотрелся в ее лицо – лицо у нее было тихое, нежные губы приоткрылись и вздохнули изумленно и счастливо. Он наклонил голову и зарылся лицом в ее роскошных волосах, затем прильнул щекой к ее нежной щеке и, собрав всю свою волю, боролся со сводящим его с ума отчаянным порывом. И вдруг он понял, что погрузился в сладкий сон, от которого ему уже не пробудиться. Они смотрели друг другу в глаза, улыбаясь, ни слова не говоря о своих чувствах.