Россия и мусульманский мир № 6 / 2012 - Валентина Сченснович

Реальность состоит в том, что их руководители даже при большом желании не могут преодолеть веками сложившиеся традиции и особенности национального менталитета соответ-ствующих народов и навязать им некие искусственно сконструированные модели. Особенность политической культуры народов Северного Кавказа, равно как и всего Кавказа в целом, состоит в приверженности групповым, родственным, коллективистским и иерархическим нормам и ценностям. Для большинства из них характерны этнический и профессиональный корпоративизм, высокая степень персонализации политики, установки на авторитаризм и клиентелизм, большая роль традиционных ценностей. Поэтому неудивительно, что политические режимы национальных республик Северного Кавказа носят гибридный характер, причудливо сочетая те или иные элементы советского типа, современные варианты авторитаризма и демократии.

Как представляется, значительный конфликтогенный потенциал коренится в национально-территориальном устройстве региона, в результате чего в ряде республик ключевую роль в политике играет этнонациональный фактор. Здесь процесс нацио-нального возрождения сопровождался реанимацией тейповых, джамаатских, тухумных, клановых и других патриархальных связей. Роль возникших на этой волне национальных элит с точки зрения перевода республик на рельсы политической демократии и рыночной экономики нельзя оценить однозначно положительно или отрицательно. Вместе с существенным вкладом, внесенным ими в формирование ценностей и институтов гражданского общества и новой государственности, фактом остается и то, что в определенной степени на них лежит ответственность за клановость и клиентелизм, которые приняли устойчивую, долговременную и гипертрофированную форму. Причем клановые и клиентские отношения складываются по этническому признаку. Традиции групповой солидарности, закрепленные в этнокультуре, придают этим отношениям особую этническую специфику.

Такая ситуация усугубляется тем очевидным фактом, что в национальных республиках Российской Федерации в большинстве случаев представители так называемой титульной нации или титульного этноса пытаются монополизировать высшие государственные должности, оставляя за национальными меньшинствами в лучшем случае второстепенные или третьестепенные должности. Этот аспект связан с существованием в этническом плане биполярных (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия) и даже многополярных (Республика Дагестан) национальных республик. На этой основе возник совершенно парадоксальный для современных реалий феномен этнонациональной стратификации, т.е. иерархизации этнонациональных групп, каждой из которых отведено определенное положение в обществе и государстве и, соответственно, в системе разделения власти и собственности.

Этнополитическая иерархизация, основанная на выдуманной автохтонности или неавтохтонности, титульности и нетитульности, исторических и иных правах того или иного этноса, по сути дела была в советский период узаконена, во-первых, через статусную иерархию национальных образований, во-вторых, через административно-территориальную иерархию. Как правило, численно доминирующие коренные этносы становились титульными, их самоназвание использовалось для названия соответствующего государственного образования. В новых условиях титульность обеспечивает им большинство политического представительства в законодательных и исполнительных органах власти республик, что, в свою очередь, дает им возможность решать те или иные проблемы в своих интересах. В результате в республиках Северного Кавказа сформировались элитные группы главным образом на этнической основе: осетинские в Осетии, аварские, даргинские и кумыкские в Дагестане, карачаевские в Карачаево-Черкесии, кабардинские в Кабардино-Балкарии и т.д. Новые элитные группы фактически монополизировали властные рычаги для обеспечения приоритета собственных экономических и политических интересов.

В республиках, имеющих несколько титульных национальностей, свобода регионального законотворчества делает особенно актуальным вопрос о способах представительства национальностей в органах государственной власти – пропорциональном или равном. Как правило, в качестве одного из путей решения множества политических проблем в регионе подается пропорциональное распределение должностных квот между этническими группами в каждой из национальных республик. Однако, как показывает опыт ряда северокавказских республик, система пропорционального представительства во властных структурах не всегда и не в должной мере срабатывает.

К примеру, в Адыгее русских по численности насчитывается в 2,5 раза больше, чем адыгейцев, и заметно больше, чем всех остальных этнонациональных групп. Но республика названа Адыгеей, что, естественно, отражается на определении кадрового состава властной структуры. Формально в Адыгее провозглашен принцип паритета представительства адыгейцев и русских в высших законодательных и исполнительных органах власти. Однако в действительности представители адыгейцев занимают пропорционально больше мест во властных структурах. Более того, здесь, по Конституции, президентом республики может быть только «гражданин, свободно владеющий государственными языками Республики Адыгея», т.е. русским и адыгейским одновременно, что заведомо исключает кандидата от русскоязычного населения, составляющего в республике почти 60 %.

В то же время нельзя игнорировать и такое обстоятельство. Дело в том, что территориально-административный принцип формирования избирательных округов в чистом виде может иметь своим результатом то, что некоторые малые народы вообще не смогут провести своих представителей в законодательно-представительный орган. Поэтому власти Республики Дагестан вынуждены были по ходу подготовки выборов в многонациональных городах и районах внести в избирательное законодательство соответствующие коррективы. Согласно республиканскому Закону о выборах, избирательные округа создаются из расчета 8 – 9 тыс. избирателей на один округ. Однако в Дагестане есть компактно живущие народности, не достигающие по численности эту цифру. Например, всех цахуров в Дагестане около 3 тыс. человек, а избирателей, естественно, еще меньше. Осознавая невозможность полностью игнорировать такой факт, разработчики избирательного закона вынуждены были допустить исключение из этого правила и разрешить образование специальных округов, призванных обеспечить представительство таких этнонациональных групп в Народном собрании. Следует упомянуть также положение ст. 11 Закона о выборах в Народное собрание Дагестана, которое разрешает Центризбиркому по предложению органов местного самоуправления квотировать места по избирательным округам в городах и районах с многонациональным составом населения для представителей национальных групп, которые на общих условиях явно не имеют шансов попасть в парламент.

Система ротации представителей основных народов на высшие государственные должности и разделения власти как один из наиболее существенных элементов принятой в Республике Дагестан системы этнопредставительства также не срабатывает. Особенность этой республики по сравнению с остальными северокавказскими субъектами Федерации состоит в том, что здесь нет какой-либо «титульной национальности», как, например, в Кабардино-Балкарии или Карачаево-Черкесии. Здесь титульными считаются 14 этнонациональных групп. При таком положении вещей бесконтрольная «свобода» правотворчества, как подчеркивают исследователи, не только делает невозможной процедурно-нормативную защиту гражданских прав и свобод, но и дает возможность правящим элитам, представленным неформальной иерархией кланово-клиентельных сообществ, нормативными средствами обеспечивать свое доминирование.

Как справедливо указывал В. Тишков, «причина неудачи разделения власти и этнической ротации в сложных по составу населения образованиях кроется не столько в самой системе консосиальной демократии, сколько в недостаточном гражданско-правовом сознании населения и политиков и в определяющем влиянии криминальных коррумпированных сил и связей, которые используют в своих интересах политическую мобилизацию по этническому и джамаатскому (местническому) принципу».

В результате противоречия и конфликты между кланами часто выступают как межэтнические. Данное явление можно определить как процесс этнополитической мобилизации, результатом которой стала политизация этнической составляющей северокавказского пространства, которая несет в себе угрозу социальной и политической стабильности общества, единству и территориальной целостности государства. В результате конфликтное состояние может выступать как самоцель, когда борьба представляется в качестве проявления своеобразного баланса сил. Создается впечатление, что определенная часть властных элит ряда национальных республик прямо заинтересована в поддержании управляемой или контролируемой социально-политической нестабильности, что позволяет им обеспечить бюджетную подпитку со стороны федерального центра.