Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М е ф и с т о ф е л ь. Да. Когда пять лет назад она призналась мне и я ушел от нее, я пытался повеситься. Шея выскальзывала из петли. Нож вонзался в меня, не причиняя вреда. Огонь не брал мое тело. Разными способами тогда я испытывал свою судьбу.
Ф а у с т. Я знаю. На поединке. Бедный дух. Я предупреждал тебя.
М е ф и с т о ф е л ь. Я не жалею, что научился чувствовать. Но это несправедливо — жить, как человек, и не иметь надежды на отдых.
Ф а у с т. Это неверно, что ты жил как человек. Правда, ты страдал, но лишь от боли, которая была причинена тебе. Но так страдает любое существо. Человек способен на большее. Человек способен и должен страдать от боли, которую испытывают другие. Человек должен сострадать. Знакомо ли тебе это чувство?
М е ф и с т о ф е л ь. Я не знаю, это ли оно. Но когда я видел ее вот теперь на мосту, то мне хотелось кричать и плакать от жалости к ней, и я боюсь до сих пор вдуматься в это, чтобы не натолкнуться на свою вину.
Ф а у с т. И, однако, ты ее уже понимаешь, свою вину, Ну и что же? Ты снова пытался покончить с собой?
М е ф и с т о ф е л ь. Нет. Как странно… Эта мысль даже не приходила мне в голову… Но что с тобой?
Фауст откидывается назад, ему трудно дышать. Он делает несколько неопределенных движений руками, как будто хочет освободить себе грудь.
(С ужасом смотрит на Фауста, ибо предвидит, что тот скоро безвозвратно оставит его.) Тебе хуже?
Ф а у с т (после продолжительного молчания, передохнув, запинаясь). Хуже?.. Это не так… Ведь я умираю и хочу этого… Как же мне может быть хуже?
М е ф и с т о ф е л ь. Но почему ты хочешь умереть?
Ф а у с т. Потому что все уже начало повторяться для меня, а я стал слишком стар, чтобы помешать этому. И достаточно стар для смерти… (Опять откинулся на подушки и теперь лежит неподвижно.)
М е ф и с т о ф е л ь. Фауст! Фауст, ты слышишь меня?.. Скажи хоть слово…
Молчание. Фауст недвижим.
(Судорожно наклоняет голову к его груди. Слушает, бьется ли сердце. Затем, приподняв Фауста и прижав его к себе, со страхом просит.) Возьми и меня с собой. Ведь только что мы были вместе. Я хочу с тобой… Ты слышишь? Я не могу тут больше.
Ф а у с т (его глаза медленно открываются. Еле слышно, но раздельно). Тебе еще рано умирать… Смерть надо заслужить жизнью. Ты еще должен любить…
М е ф и с т о ф е л ь (торопливо). Я уже любил…
Ф а у с т. Разве так любят люди? Ты любил мучая, а надо любить оберегая… Человек, когда любит, больше страдает за любимого, чем за себя… Вот, может быть, теперь ты сможешь полюбить как человек…
М е ф и с т о ф е л ь. Почему?
Ф а у с т (очень медленно). Потому что, мне кажется, теперь ты стал человеком… Ты полюбил жизнь…
М е ф и с т о ф е л ь (вскакивает). Я? Ты смеешься надо мной? Да она мне ненавистна! Будь она проклята. (В ярости хватает кинжал и заносит его, чтобы вонзить себе в грудь. И вдруг замирает. На его лице страх. Кинжал падает из разжатой руки.)
Ф а у с т. Да. Теперь ты человек. (На лице его появляется нечто вроде улыбки.) А ведь знаешь… никто никогда не поверит… что человек мог соблазнить дьявола… И чем?.. Теперь ты смертный.
Фауст умирает. Его седая бородка торчит кверху. Но Мефистофель не смотрит на Фауста, весь полный новым для него ощущением. Он выпрямляется и произносит с гордостью, прислушиваясь к своим словам.
М е ф и с т о ф е л ь. Я — человек…
З а н а в е с.
1942
ПАЛАТА
Драма в трех действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Н о в и к о в В л а д и м и р С т е п а н о в и ч. 50 лет.
П р о з о р о в А н д р е й А н д р е е в и ч, 55 лет.
Г о н ч а р о в В а с и л и й П е т р о в и ч, 37 лет.
Т е р е х и н Н и к о л а й И в а н о в и ч, 35 лет.
П р о ф е с с о р, 58 лет.
О р д и н а т о р, 25 лет.
М и ш а — сын Новикова, 16 лет.
К с е н и я И в а н о в н а, 30 лет.
З и н а — жена Гончарова, 28 лет.
Т а м а р а — жена Терехина, 34 года.
М е д с е с т р а, 22 года.
В р а ч - н а р к о т и з а т о р.
Действие протекает в течение одиннадцати дней.
Время действия — 1960 год.
Место действия — больница.
Между первой и второй картинами проходит день; второй и третьей — день; третьей и четвертой — день; четвертой и пятой — неделя; пятой и шестой — день.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ. — ПОСЕЩЕНИЕ
Коридор больницы.
Около белого стула стоит молодая женщина в белом халате — это З и н а, жена Гончарова, и он с а м, мужчина с веселым лицом. На нем темный халат.
Г о н ч а р о в. Да ты садись.
Зина садится. Смотрят друг на друга и улыбаются. Затем он берет ее за руку и тянет к себе. Ее лицо становится серьезным.
З и н а (боясь, что их увидят). Ну Вася…
Г о н ч а р о в. Что — Вася?
З и н а. Ничего… (Кивнула на его правую руку.) Что там слышно?
Г о н ч а р о в. Говорят, может, оперировать придется, Зиночка. Говорят, ничего страшного.
З и н а. А тогда зачем оперировать? Может быть, так?.. Какими-нибудь мазями?
Г о н ч а р о в. Ты пропишешь.
З и н а. А Клавдия Александровна сказала: хирурги, им бы только резать.
Г о н ч а р о в. Правильно. Вот бы ее сюда. Они бы ей язык чик — и нету.
З и н а. Ой, Васенька, боюсь я операций.
Г о н ч а р о в. И я боюсь. А что толку? Ничего. Меня на фронте три раза оперировали и — целый. (Притянул ее к себе.)
Она поддалась.
(Коснулся ее лица.) Как ты там?.. Вспоминаешь Ваську?
З и н а (потершись щекой о его руку). Да. (Незаметно коснулась губами его руки. Смахнула слезу. Улыбнулась.)
Г о н ч а р о в. Чего ты?.. (Провел рукой по ее плечу, спине.)
З и н а (сначала сидит как зачарованная, затем испуганно отшатывается). Вася…
Г о н ч а р о в (глухо). Я — Вася.
З и н а (тихо). Ты что? Ну погоди. (Отводит его руку.) Да погоди же… (С тревогой.) А здесь хорошие хирурги?
Г о н ч а р о в (сердито). Лучше не бывает. (После паузы.) Профессор, говорят, парень боевой. Воевал.
З и н а. Какой же он парень? Я его видела. А он сам тебя будет резать?
Г о н ч а р о в. Не знаю. А ординатора видела? Палатного врача?
Зина кивает.
Хорош, верно?
З и н а. Ничего.
Г о н ч а р о в. Смотри не влюбись.
З и н а. Да ну… (Тревожно.) Неужели он будет резать?
Г о н ч а р о в. А что?
З и н а. Очень молоденький.
Г о н ч а р о в. И я не старый. У молодого зато рука крепче. Р-раз — и ваших нету.
З и н а (тревожно). Нет, он уж очень молоденький.
Г о н ч а р о в. Лежит у нас в палате пузатый. (Доверительно.) Так вот, он ему вчера все пузо разворотил. Кишки вынул, промыл, на солнышке просушил и обратно заправил. Половину.
З и н а. Почему половину?
Г о н ч а р о в. Пришлось отчекрыжить. А то пузо до потолка было!
З и н а (хихикнув, испуганно). Перестань. Ты шутишь?
Г о н ч а р о в. Зинуха ты… Ясно, шучу. Аппендицит ему вырезали. И — еще дышит.
З и н а. Так аппендицит —
- Забытые пьесы 1920-1930-х годов - Татьяна Майская - Драматургия
- Серсо - Виктор Славкин - Драматургия
- Двенадцать месяцев - Самуил Маршак - Драматургия
- Мои печали и мечты (Сборник пьес) - Алексей Слаповский - Драматургия
- Шесть персонажей в поисках автора - Луиджи Пиранделло - Драматургия
- Сочинения в четырех томах. Том первый. Стихи, сказки, песни - Самуил Маршак - Драматургия
- Антология современной финской драматургии (сборник) - Сиркку Пелтола - Драматургия
- Вишневый сад. Большое собрание пьес в одном томе - Антон Павлович Чехов - Драматургия / Разное / Русская классическая проза
- Коллега Журавлев - Самуил Бабин - Драматургия / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Неугомонный Джери, или О пользе чая с сахаром - Самуил Бабин - Драматургия / Периодические издания / Русская классическая проза / Прочий юмор