Вице-президент Бэрр - Гор Видал

— Я с нетерпением жду вашей новой газеты, мистер Леггет.

— Я тоже.

— Чарли, приходи поскорей, я попробую собрать все, что осталось от моего остроумия.

Я сказал, что приду на следующей неделе. Полковник доволен, что я много пишу для газет.

— Но помни, два блистательных человека, о который мы говорили сегодня, были юристами.

— Нет уж, я не позволю ему это забыть, — сказал Леггет.

День вдруг разгулялся. На востоке стелется бледный дым. Повсюду шныряют темные фигуры жуликов, ищущих, чем бы поживиться. В воздухе стоит запах мокрого пепла.

Никогда еще я не чувствовал себя таким несчастным.

1836

ГЛАВА ПЕРВАЯ

11 апреля 1836 года, воскресенье

После долгого вечера с Фицгрином Халлеком в таверне «Шекспир» я хотел как следует отоспаться.

Но на рассвете хозяйка ворвалась ко мне в комнату с криком:

— Бегите, мистер Скайлер! За вами пришли!

Я глупо смотрел на нее, голова у меня трещала.

— Кто пришел? — Но она уже убежала наверх, очевидно, чтобы укрыться на чердаке.

Это была полиция. Два тщедушных человечка со свирепыми усами сжимали стеки.

— Чарльз Скайлер?

— Да. — Теперь я проснулся, но все совершалось точно во сне.

— Что ж, пойдемте с нами. Одевайтесь. Только не делайте глупостей.

Я выпрыгнул из постели, они отпрянули назад, напуганные больше моего.

— Только не делайте глупостей. — Таков был их главный совет. Поэтому я вообще ничего не делал, лишь натянул одежду.

Они не сказали мне, за что меня арестовали, — и о своем упущении вскоре прочитают в «Ивнинг пост».

Капитан в полицейском управлении встретил меня словами:

— Недалеко ушел! — Он поздравил моих конвоиров за проявленную ими находчивость и смелость.

К тому времени мой первый испуг (кто скажет с уверенностью, что ни в чем не провинился?) уступил место возмущению. Старожил не допустит, чтобы с ним обращались, как с ирландским воришкой.

— Во-первых, я хочу знать, почему меня задержали. Далее, я требую послать за моим адвокатом мистером Крафтом на Рид-стрит…

— Вы задержаны за убийство, Чарли, приятель. Поэтому если у вас на уме освобождение под залог…

— Убийство? — Мне бы хоть сесть на стул. Эльма Сэндс. Я убил Эльму Сэндс. Вот все, что я мог придумать. Я едва не лишился рассудка. Но слышал, как мой голос холодно спросил: — Кого же я убил? и почему? и где?

Откуда-то издалека до меня донесся ответ:

— Вчера ночью между одиннадцатью и двенадцатью часами вы вошли в комнату некой Элен Джуэт, в непорядочном заведении, которое содержит Розанна Таунсенд. Вы зарубили топором означенную Элен Джуэт в ее постели. Затем вы подожгли постель и выскочили в окно. Во дворе вы перелезли через забор. Затем вы… — Я окаменел. Голос говорил еще что-то, но я уже не слышал. Я потерял сознание.

Меня освободили еще до наступления темноты. Мадам Таунсенд призналась в ошибке. По словам новой служанки, давшей описание последнего «клиента» Элен, она решила, что это я. Истинным убийцей оказался некто Ричард Робинсон, и он уже в Брайдвеллской тюрьме. Служанка его опознала. Кроме того, кусок ткани на топорике соответствовал ткани плаща, а брюки у него перемазаны белилами (забор позади дома на Томас-стрит только что покрасили). И наконец, когда Робинсона арестовали, у него нашли миниатюру, которую я подарил Элен.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я сказал служанке, что, если мадам Таунсенд меня не примет, я подам в суд на них обеих за ложный арест и за клевету.

Мадам Таунсенд согласилась меня принять.

— Меня сбило с толку описание молодого человека, какое дала наша новая служанка.

— Вы лгунья и шлюха.

— Вам подобные платят мне за то и за другое. — Мадам Таунсенд круто повернулась, зацепив взметнувшейся юбкой пачку религиозных проспектов.

— Кто ее убил? Почему он ее убил?

— Я могу вам только солгать.

Я приблизился к ней почти вплотную, до меня доносился слабый запах, исходивший от нее, кисловатый запах страха.

— Ричард Робинсон.

— Кто он?

— Клерк у мистера Хоукси. Ему девятнадцать лет. Он всегда приходил к Элен. К несчастью, новая служанка его еще ни разу не видела, и поэтому…

— Почему он это сделал?

— Не знаю.

— Если он поднялся к ней в одиннадцать, то…

— Нет, в десять. В одиннадцать служанка подала им шампанского. Элен дремала. Молодой человек лежал на кровати и читал газету. Потом служанка увидела, что из-под двери, запертой изнутри, идет дым. Мы выломали дверь. Элен, вся в крови, зверски убитая, лежала на объятой пламенем кровати.

— Почему он это сделал?

— А почему вы забрали ее из моего дома?

— Потому что я… я хотел, чтобы она осталась со мной.

— Та же самая сила, которая побудила вас ее забрать, толкнула его на убийство. Похоть глупа, мистер Скайлер, и опасна для того, на кого устремлена.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Я передал Брайанту мой отчет о ложном аресте. Он прочитал его внимательно и разорвал в клочья.

— Вам повезло, что ни одна газета не упомянула еще вашего имени в связи с этим… глубоко печальным, мерзким делом.

Брайант вне себя, я таким его еще не видел. А я спокоен, полон энергии, испытываю острое желание кого-нибудь убить, лучше всего — Ричарда Робинсона или Розанну Таунсенд.

— Откровенно говоря, я удивлен. Где вы могли встретиться с подобной молодой особой?

— Я знал ее давно. — Я говорил правду.

— Не хочу об этом слышать, мистер Скайлер. Я уверен, у вас были самые невинные отношения. Я абсолютно убежден, что ни один джентльмен просто не мог бывать в таком… в таком заведении или водить знакомство с подобной особой.

Я не верю, что Брайант говорит серьезно. Может быть, у него не было никогда личной жизни? Но я уважаю его рассудительность. Он сказал мне довольно веско, что коль скоро я рассчитываю получить место на государственной службе, то я, наверное, рехнулся, если собираюсь афишировать свою связь с Элен.

Элен больше нет.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

6 июня 1836 года

Особняк Джея собираются сносить.

Всю неделю друзья и родственники полковника (со стороны Эдвардсов) перевозили его имущество в гостиницу Уинанта на Статен-Айленд.

Тесной гурьбой мы входим в квартиру в подвальном этаже и выходим с книгами, бумагами, картинами. Каждый день я вижу мистера Дэвиса, Сэма Свортвута, судью Огдена Эдвардса — кузена полковника, который живет на Статен-Айленде, — это по его настоянию совершается переезд. (Эдвардс, тот самый судья, который недавно заявил, что любые союзы рабочих следует рассматривать как «преступный заговор»; он не принадлежит к числу любимцев Леггета.)

Миссис Киз льет слезы и клянется, что будет навещать полковника, носить ему еду. Слуга уже нашел себе нового «губернатора».

Полковник пал духом. Мне кажется, он угасает. Но когда ему хочется поговорить (что случается нечасто), ум его всегда ясен.

Через несколько дней после убийства Элен я пришел навестить его. Он заметил, что я чем-то удручен, хотя я ему ничего не сказал. Я не рассказал про Элен, даже когда он обсуждал со мной эту историю, ее теперь обсуждают все, весь город. Мне остается только молчать, прикидываться равнодушным.

— Ты расстроен, Чарли. Все время кусаешь ногти. Плохой признак.

— Извините меня. Правда плохой признак. Что-то мне невесело, иной раз думаю: как жить дальше?

— Надо просто жить, Чарли.

— Иногда это просто нестерпимо.

— Тогда умри. Все мы умрем. Но умирать надо, как говорится, мужественно.

Мы с Сэмом Свортвутом сопровождали полковника в лодке на Статен-Айленд. Погода стояла прекрасная. Теплый ветер с запада подернул серебром гладь реки. Полковник лежал на подстилке и в последний раз смотрел, как вдалеке исчезает Нью-Йорк. Легко написать такое, а поверить трудно. Втайне я думаю, оба мы ждем, что он проснется однажды, выпрыгнет из постели и крикнет: «Вперед, в Техас!» — и начнет свою блистательную жизнь сначала.

Широкая шляпа прикрывает от солнца голову полковника, прячет от нас его глаза. Молча разглядывает он корабельные мачты, заслоняющие берег в том месте, где когда-то был Ричмонд-хилл.

— Прошлой ночью мне снился Квебек. — Бэрр говорил так тихо, что только я слышал его. — Мне кажется, это был Квебек. Я катился на санках. По снежному склону. С такой быстротой. Очень приятное ощущение.

Сэм Свортвут сошел с носа лодки, на котором он восседал гордым осанистым украшением.

— Вам понравится Статен-Айленд, полковник. Знаете, он все тот же, те же большие здания и сады.

— О, Сэм. Статен-Айленд — земной рай. — Полковник сохранил юмор. — Я бывал там во время Революции совсем молодым, моложе, чем сейчас Чарли, мы подплывали по ночам к укромным бухтам, крадучись пробирались через леса. — Он замолчал, будто потерял ход мысли. Но нет, и когда он снова заговорил, в голосе звучала необычайная печаль. — К счастью, я всегда попадал на остров ночью. Будь это днем, я, может, взглянул бы в эту сторону и вдруг бы увидел самого себя на реке спустя полвека, в лодке — полутруп, хотя все еще полон величия! — Он покачал головой. — Не знаю, что подумал бы молодой Аарон… и что он думает, если спрятался сейчас за зелеными деревьями и смотрит в нашу сторону.