Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

потом обнаружилось, что у меня тромбофлебит. Сильно от него страдаю, но слава Богу за все! Еще мне предсказал опасность рака, но пока вроде ничего такого нету…

– А о духовной жизни говорили с ним? – Она интересовала меня больше всего.

– Говорили, но я, к сожалению, не записывал слов старца… – Иконописец помолчал, вспоминая. – Так, по памяти, кое-что помню… Он всегда говорил, что любовь – высшая цель развития человеческой души. Если ты монах, то должен жить и действовать ради любви, а если создаешь семью, то тоже лишь ради любви. Еще помню, он втолковывал мне, что Православие – это не только лишь то, что пребывает исключительно в храмах и в Священном Писании. Это прежде всего правое, или, иначе, правильное постижение Бога, правильное Богопознание, а проявляется оно в нас через правильное исповедание Божественной Истины.

Удивлял он меня тем, что говорил следующее: не всякое обстоятельство есть зло, как мы думаем. Бог разоряет тех, кто жаден, попускает болезни тем, кто грешит, и попускает преждевременную смерть тем, кому не полезно оставаться живым. Бог премудро наводит голод, засуху, всякие ливни и грады, чтобы остановить грех людей. Старец рассказывал мне, что все эти природные напасти – бичи для народов, отпадающих от Бога.

– А что-нибудь из изречений отца Порфирия о молитве вам доводилось слышать?

Отец Агафадор уже поглядывал на меня нетерпеливо, показывая, что пора закругляться.

– О молитве он так говорил: если все наши действия, когда мы сидим, ходим, едим, спим или говорим, наполнить молитвой, то мы все непременно спасемся милостью Божией. Но для меня, грешного, – это высокая мера, очень высокая. К примеру, подобное изречение Старца: безмолвие – это когда монах един с единым Богом, мне, конечно, исполнить пока не по силам. Но, думаю, все это он не для меня говорил, потому что я не восшел все еще в такую меру…

– А о своем жизненном пути вы спрашивали у отца Порфирия, отче?

– Это для меня тогда был самый главный вопрос: податься в монастырь или просить себе келью на Афоне? Вот старец мне и сказал: «Твой путь – это монастырь. Держись его до конца, никуда не уходи!» Конечно, после стольких лет в монастыре иной раз тянет уйти на келью, но я не ухожу, помню слова батюшки… – Монах внимательно посмотрел на меня. – А как там у вас на Кавказе с молитвой? При отце Софронии тоже приезжал кавказский пустынник. С ним когда-то Силуан о молитвенном делании толковал…

– Если сказать кратко, начинали мы с богослужебного суточного круга по книгам – вечерня, повечерие, полунощница, утреня ночью, потом часы и ночная литургия по воскресеньям. А когда сердце разгорелось к молитве по четкам, то сначала вместо кафизм читали с благословения отца Кирилла, лаврского духовника, по три четки за каждую кафизму, а потом на канонах перешли на Иисусову молитву. Так потихоньку и привилась эта молитвенная практика… – поведал я монаху, который с любопытством слушал мое повествование.

– А Добротолюбие читаете? – вдруг спросил он.

– Конечно, все эти Отцы из Добротолюбия в пустыне для нас – великая опора!

На мои слова отец Лазарь внезапно предложил:

– Хочу вам, отец Симон, подарить старинное Добротолюбие на церковнославянском языке в переводе Паисия Величковского! В этой замечательной книге есть одна интересная глава преподобного Каллиста Ангеликуда. Читаю, чувствую, что очень сильно написано, а о чем – не пойму. Вот если бы кто перевел на русский… – Он протянул мне толстую старинную книгу. Когда я стал ее рассматривать, иеродиакон встревожился.

– Батюшка, с Афона нельзя вывозить старинные книги! Если поймают таможенники, то три года могут дать!

Я в растерянности держал Добротолюбие в руках.

– Но ведь это подарок с Афона, как я его оставлю? – Мой взгляд остановился на монахе Лазаре.

– Как знаете, отцы, как знаете… Я вам книгу подарил, а вы сами смотрите, что с ней делать…

Я решительно упрятал книгу в рюкзак.

– Буду в паломничестве читать, а там увидим, арестуют или нет…

Жарким утром, по предложению энергичного моего проводника и переводчика, мы вышли пешком в Карею, духовный и административный центр Афона, по пути решив зайти на старинную мельницу, где располагался храм святого пророка Илии. Здесь некогда проходил послушание преподобный Силуан. Мы застыли в стасидиях – трепетное чувство близости к святому подвижнику перед иконой Спасителя, где ему явился Господь, орошало благодатью наши сердца. Казалось, что в этом святом месте можно остаться на всю жизнь, забыв обо всем мире.

Но иеродиакон торопил меня двигаться дальше на перевал, чтобы засветло прийти в Карею, где находится чудотворная икона Матери Божией «Достойно есть», а затем переночевать в монастыре Кутлумуш. Жара стояла невыносимая. В толстом шерстяном подряснике и в теплой скуфье со мной чуть было не случился тепловой удар. Пот заливал лицо и глаза, тек по груди и спине. Буйная душная жара летнего дня оказалась