Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

– Не беда, батюшка, переночуем сегодня у бывшего лаврского иеромонаха. Он от монастыря келью получил, Кто келью имеет, тот называется геронда. Говорят, что здесь в ущелье, в пещерке, подвизался святитель Григорий Палама.

Отец Агафодор повел меня в узкое ущелье, выходящее к морю, где на берегу лежала опрокинутая на песке лодка. К моему удивлению, хозяином кельи оказался знакомый иеромонах, в келью которого когда-то вселил меня благочинный после отъезда всей первой группы монахов на Афон.

– Ого, лаврские отцы пожаловали! Милости прошу, – пригласил он радушно в старенькую небольшую келью. Иеромонах с гордостью показал нам небольшую пещеру под камнем, расположенную рядом со строящимся двухэтажным зданием.

– Здесь подвизался сам святитель Григорий Палама!

Мы преисполнились уважения к этому святому месту и самому хозяину.

– А здесь строится моя новая келья. Послушник присматривает за стройкой. Недавно лодочку купили, теперь к ней мотор нужно достать…

Из-за кирпичной кладки показался послушник – молодой голубоглазый парень в выпачканном известкой старом подряснике.

– Бывший спецназовец! – представил его Геронда. – Но характер, правда, у него ершистый…

Тот ничего не ответил, рассматривая нас.

– Ставь чай для гостей, послушниче!

Спецназовец не торопясь принялся готовить чай. За долгой беседой о лаврской и афонской жизни я утомился и начал клевать носом. Нас уложили отдыхать на веранде, куда заглядывали огромные звезды созвездия Скорпиона.

Монастырь Григориат прошли быстро. Совсем не запомнилось, что мы там осматривали. Потом долго и нудно тащились по унылым, удручающего бурого цвета скалам с запыленными и чахлыми кустиками, не дающими никакой тени. Воды с собой не взяли, и я совсем охрип. В горле саднило от жажды и пыли. Внизу плескалось о скалы море, освежая лишь глаза своей чудесной прохладной синевой.

– Переночуем в Дионисиате, отец? – прохрипел я. – Отдохнуть надо.

– Да, отец Симон. Потерпите чуть-чуть, немного осталось, – говорил иеродиакон, ловко лавируя впереди меня, спускаясь по узкой обрывистой тропинке. – Там у меня друг есть, монах и хороший иконописец Дионисий, чадо игумена старца Харалампия, ученика знаменитого афонского подвижника – исихаста Иосифа Спилиотиса, или Пещерника. Святой жизни был монах. Мы к нему заглянем потом на могилку, помолимся. Он в Новом Скиту в последние годы жил… – рассказывал мне отец Агафодор, когда мы подходили к монастырю, расположенному на скалистом обрыве над морем.

– А игумен сам какой, строгий? – осторожно спросил я.

– Ну что вы? Он по характеру совсем как ребенок! Чудный старец… Они всем братством вместе с Иосифом Исихастом крепко подвизались! Сначала жили в самом удаленном скиту святого Василия, а потом в пещере возле скита святой Анны…

Это сообщение меня заинтересовало:

– А со старцем можно будет поговорить?

– Попрошу отца Дионисия, он все устроит…

Такое радостное известие придало мне сил. Иеродиакон какими-то тайными ходами привел меня на кухню, где хозяйничал наш иконописец, худощавый монах лет тридцати с тонкими чертами лица, несший заодно послушание монастырского повара. Он гостеприимно усадил нас за стол, принес кофе и сладости. Поглядев на наши потные подрясники, поставил большую бутылку воды из холодильника. Когда мы отдохнули от жары и пришли в себя, я попытался деликатно перевести разговор между моим другом и поваром на старца Харалампия.

– Отец Агафодор, пожалуйста, спроси у монаха Дионисия, – попросил я иеродиакона, который бойко говорил и шутил по-гречески с иконописцем, – когда можно с Герондой встретиться.

Мой спутник обратился с вопросом отцу Дионисию, потом перевел его ответ.

– Сейчас уже вечерня начнется, потом повечерие, потом отбой. Завтра после литургии!

– Спасибо, отец Агафодор! – поблагодарил я, оставив друзей наслаждаться беседой.

Всю ночную службу я присматривался к игумену: невысокого роста, с кустистыми бровями, с очень добрым выражением старческого лица, коренастый и крепкий, он ходил вразвалочку, словно у себя дома. На литургии ко мне подошел старый монах и что-то сказал.

– Что он говорит? – наклонился я к моему переводчику.

– Просит, чтобы вы прочли Символ веры!

От волнения мне показалось, что я забыл все слова. Монахи и игумен смотрели на меня в ожидании.

– Отец Агафодор, подсказывай, если вдруг собьюсь! – попросил я умоляющим шепотом. Выйдя из стасидии и сглатывая от волнения комок в горле, прочитал до конца весь текст. «Слава Богу, не сбился!» – Вернувшись в стасидию, я вытер вспотевший лоб.

После литургии мы стояли у кельи старца Харалампия,