Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

или благодарственный. И никогда не будь пленником своей головы! Понятно?

– Понятно, Геронда. Благословите! – Отец Агафодор благоговейно поцеловал руку старца. Я также с уважением приложился к натруженной руке старого монаха, и мы тихонько вышли из его кельи, неся в душах свет духовного рассуждения этого святого простеца и выдающегося подвижника.

Сыны человеческие, как нам очнуться от сна неведения? Как нам пробудиться от греховного усыпления? Нам должно взлететь на Небо духовного созерцания, где ожидает нас Человеколюбец Господь, а мы зарываемся на два метра в землю, словно это все, что нам уготовано. Еще глубже зарываемся мы в безжалостную, изматывающую души суету сует, строя царство «добра» на земле. Но не добро выходит из наших рук, а одно лишь зло. И деды наши, и прадеды, и отцы сложили головы свои, возводя царство земное, пуще зеницы ока они берегли его, и вот – не смогли уберечь даже себя от нагрянувшей на них смерти. Неправы, очень неправы оказались те, кто увидел в слепоте своей в суетных делах правду. Ныне же пора найти нам, сыны человеческие, истинную правоту – правоту стяжания небесной благодати, неоскудевающей, негибнущей, неумирающией. Ее покров – блаженная истина, ее одежды – Божественная мудрость, а сущность ее – священное пламя Богосозерцания, которым она земных рабов делает сынами Божиими, как было и как будет всегда.

СТАРЕЦ ЕФРЕМ

Господи Иисусе, я – самолюбив, а Ты – совершенная безкорыстная любовь, я -самодоволен, а Ты – всецелое безраздельное блаженство, я – полон сомнений, а ты – сверхнеобъятная святая истина. Если изберу из этого противоречия вновь то, что я представляю собой, – это наиглупейшая глупость, а когда на опыте постигаю Тебя в священном созерцании как Ты есть – это высочайшее Боговедение, которое есть сила ведения и знания вкупе, сила смирения и кротости в нераздельности, сила мудрости и любви в совершенном единении. Твой неусыпающий Ангел стоит у входа в сердце человеческое с пламенеющим мечом, ибо там врата рая, и поражает всякого желающего по дерзкому эгоистическому любопытству проникнуть во Святая святых Твоего бытия. Но этим же мечом – огнем отречения и безстрастия Ангел Твой освобождает дух всякого человека, избравшего следование святой воле Твоей, от всевозможных злоухищрений духов злобы, прикинувшихся друзьями души и стремящихся удержать ее в суете земных дней. Дух мой сотворен Тобою созерцать Тебя, Боже, и, когда Ты очищаешь его благодатью любви Твоей, он уже не вопрошает: «Где Ты Господи? Где искать Тебя?», ибо зрит славу Твою лицом к лицу, Боже, – Преблагую, Пресветлую, Пресвятую Троицу, вступая с трепетом и благоговением в тихость милости Твоего Боговидения.

С широкого двора иконописец указал на крохотную келью далеко в верховьях ущелья.

– Видите домик с красной крышей? Там живет ученик старца, затворник отец Феоклит, настоящий афонский отшельник. Его никто не видит, кроме тех дней, когда он приходит к Геронде на исповедь. Вам повезло, что вы его сегодня встретили.

Полюбовавшись еще раз уединенной кельей отшельника, мы устремились по скалистой тропе к Новому Скиту. В обитель святого Павла, красиво расположенную у подножия Афона, мы заходить не стали, потому что путь предстоял неблизкий. Перейдя широкое каменистое устье долины, мы начали подниматься по пыльной тропе, круто забирающей вверх. Влево уходили узкие ущелья. На скальных уступах виднелись маленькие кельи, но людей не было заметно.

– В этих местах живет множество отшельников. – Мой проводник описал рукой широкий полукруг. – Их никто никогда не видит, только на Панигирах они все собираются. Зрелище тогда очень впечатляющее… Особенно на Панигире в Агиа Анне!

Мы долго спускались с крутизны в Новый Скит. Среди лабиринта каменных стен больших и маленьких келий тропа привела нас в чей-то дворик. Внутри в усыпальнице находилась мраморная плита с крестом и надписью по-гречески: монах Иосиф Спилиотис, и даты его жизни: 1898-1959. Мы приложились к каменному кресту и с молитвой по четкам постояли у могилы великого старца, продолжателя исихазма на Святой Горе.

– О нем в России еще никто не знает, – рассказывал мне отец Агафодор. – Пока никто не перевел с греческого о нем книг. А греки его очень почитают. Хотя в Агиа Анне Иосифа Исихаста одно время даже считали прельщенным, так сильно он подвизался, что всех удивлял. Наложили на него как-то епитимью – покрасить стены соборного храма. Он смиренно покрасил храм и снова уединился. А теперь все признали в нем великого святого. Нелегкая жизнь у него была…

Мы уселись на скамью во дворе под густым кустом цветущего олеандра и выпили воды из своих бутылочек. Мой спутник продолжал:

– Кроме старца Харалампия, у Иосифа Исихаста и другие отцы стали известными подвижниками: Ефрем Катунакский, сейчас парализованный, очень больной, старец Иосиф Ватопедский, Ефрем Филофеевский, самый молодой из них. А брат Иосифа Исихаста – старец Арсений уже умер. Я с монахами из кельи отца Ефрема на Катунаках хорошо знаком, надо будет навестить старца… – Мой проводник осмотрелся. – А сейчас нужно где-то здесь заночевать. Попробуем у брата монаха Христодула с Карули попроситься на ночлег…

Нас устроили на ночь старички-монахи. На веранду