«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Феликс Кузнецов

Три года спустя, после очередной поездки в июне 1940 года в Вёшенскую к Шолохову, И. Экслер опубликовал в «Известиях» очерк «Как создавался “Тихий Дон”»:

«Шолохов возвращается на Дон, в станицу Букановскую. К осени 1925 года он уже начинает работать над новым произведением. Уже было название — “Донщина”. Шолохов решил описать роль казачьих дивизий после февраля 1917 года. Он понимал, что перед ним задача трудная. <...>

Шолохов жил со своей семьей, состоявшей тогда из жены и ребенка, в тесной хате, в станице Каргинской, в очень тяжелых условиях. Но, невзирая на это, он работал неустанно. Изредка Шолохов снимал комнатку в соседней хате для работы и получал возможность писать в уединении.

Нетрудно себе представить всю обстановку того времени. Родные и знакомые, казаки относились к страсти своего молодого земляка с нескрываемой иронией. Его увлечение писательством считали блажью. Даже столь любимый Шолоховым отец его был огорчен этой страстью. Отец резонно указывал сыну, что он — недоучка, что для подлинной писательской деятельности нужна большая культура. <...>

Вера в свои силы, однако, не лишала писателя самокритических черт. Скоро двадцатилетний писатель понял, что, во-первых, он не с того начал, во-вторых, что справиться с задуманным делом он сможет только после преодоления огромных трудностей <...>

Шолохов много и жадно читает, ездит по станицам и хуторам, слушает рассказы стариков, собирает песни, роется в архивах.

С 1926 года Шолохов начинает писать “Тихий Дон” так, как мы сейчас знаем роман»105.

Шолоховедением до сих пор не решен вопрос о повести «Донщина». Трудно согласиться с мнением, будто повесть «Донщина» осталась ненаписанной106. Такое мнение опровергал сам Шолохов в беседе с К. Приймой:

«— Рассматривая творческую историю “Тихого Дона”, некоторые ученые, например, профессор В. Гура, большое внимание уделяют анализу глав Вашей “Донщины”, изначальным наброскам к роману...

— Читал, — ответил Шолохов. — Толкут воду в ступе! Как можно анализировать “Донщину”, которую они не видели, в руках не держали! Она не издавалась и у меня в войну пропала без вести. Для меня “Донщина” была своеобразным уроком... Процесс кристаллизации образа-характера в развитии и противоречиях и создание фабульной коллизии — дело чрезвычайно сложное...»107.

Как видим, с самого начала писатель стремился к максимальной «кристаллизации» центрального «образа-характера», который раскрывался бы в «развитии и противоречиях» в процессе создания напряженной «фабульной коллизии». Собственно, это — формула «Тихого Дона».

В июне 1947 года Вёшенскую посетил уральский литературовед В. Г. Васильев и записал подробную беседу с писателем об истории создания «Тихого Дона», завизировав ее у автора. Приведем в сокращении также и ее текст.

«Вопрос: Когда точно начат и закончен “Тихий Дон”?

Ответ: Роман начат осенью (октябрь) 1925 года и закончен в январе 1940 года.

Вопрос: Каковы варианты “Тихого Дона”, если они были?

Ответ: Я начал роман с изображения корниловского путча в 1917 году. Потом стало ясно, что путч этот, а главное, роль в нем казаков будут мало понятны, если не показать предысторию казачества, и я начал роман с изображения жизни донских казаков накануне первой империалистической войны. Вариантов отдельных глав было множество. Весь роман в целом я правил много раз, но, перечитывая его, иногда думаю, что теперь я многое написал бы иначе.

Вопрос: Можно ли воспользоваться рукописями отдельных частей “Тихого Дона” или отдельных глав, чтобы изучить характер авторской работы над ним?

Ответ: Рукописи “Тихого Дона” погибли во время обстрела немцами станицы Вёшенской: две небольшие бомбы попали в этот дом, где мы сейчас разговариваем, рукописи находились здесь, много вещей и бумаг растащили из дома. Найти концы сейчас трудно. Такая же участь постигла и письма читателей по поводу “Тихого Дона”.

Вопрос: Каковы прообразы “Тихого Дона”?

Ответ: В романе нет персонажей, которые были бы целиком списаны с отдельных лиц. Все образы романа — собирательные и вместе с этим в отдельных образах есть черты людей, существовавших в действительности. Так, в образе Григория Мелехова есть черты военной биографии базковского казака Ермакова. В облике Мелехова воплощены черты, характерные не только для известного слоя казачества, но и для русского крестьянства вообще. Ведь то, что происходило в среде донского казачества в годы революции и Гражданской войны, происходило в сходных формах и в среде Уральского, Кубанского, Сибирского, Семиреченского, Забайкальского, Терского казачества, а также и среди русского крестьянства. В то же время судьба Григория Мелехова в значительной мере индивидуальна.

Вопрос: Для чего введен в роман эпизодический образ атамана Лиховидова и дана его предыстория?

Ответ: Образ Лиховидова характеризует обстановку на Дону в конце 1918 года, когда различного рода авантюристам типа Лиховидова был открыт путь к власти <...>

Вопрос: Каковы, по вашему мнению, должны быть черты народности художественного произведения?

Ответ: Художественное произведение должно быть доходчиво как в отношении просто малообразованного читателя, так и высококвалифицированного. В этом смысле язык произведения может содержать подлинно-народные элементы: народные обороты речи, даже семантически здоровые диалектизмы. Народные элементы, обогащая литературный язык, в то же время не снижают его литературного достоинства. Народность художественного произведения предполагает также отражение народного взгляда на события, на человеческие отношения, на природу»108.

В декабре 1977 года во время беседы в Вёшенской с норвежским литературоведом Г. Хьетсо М. А. Шолохов еще раз вернулся к истории написания романа. Это была одна из последних бесед в жизни писателя, и состоялась она три года спустя после выхода книжки Д* «Стремя “Тихого Дона”». Однако Шолохов счел ниже своего достоинства вступать в спор, а уже тем более — оправдываться в том, в чем он не был виноват. Его беседа с Г. Хьетсо, записанная К. Приймой, пронизана спокойной уверенностью в своей правоте.

«Лично для меня ваш “Тихий Дон” и любовь Григория и Аксиньи сказали больше, чем многие другие произведения писателей Запада, — сказал Шолохову Г. Хьетсо. — Ваш “Тихий Дон” говорит: люди живут на земле один раз. Они живут в мире природы, купаясь в лучах солнца, радуясь зелени садов, разноцветью степей, грозам и ливням... Люди живут ради счастья и обновления природы. “Тихий Дон” — это песнь о любви с большой буквы, о Родине. Это гимн родной земле, ее корням, ее истокам».

Далее Г. Хьетсо спросил:

«— Скажите, а как вы собирали материалы для романа?

— Дорогой мистер Хьетсо! — отвечает Шолохов. — На собирание материала я никуда не выезжал... Материалы истории и жизни сами текли потоком ко мне в руки... Революция, образно говоря, вывалила передо мной горы материала! Его надо было только отбирать, обобщать, шлифовать... Надо было не потерять чувства меры и правды жизни.

— Но в “Тихом Доне” вы использовали огромное количество архивных и мемуарных источников?

— Да, — сказал Шолохов. — В архивы ездил, военно-исторические книги и мемуары белой эмиграции читал внимательно.

— А как вы нашли Григория Мелехова?

— В народе, — просто ответил Михаил Александрович. Помолчав, добавил: — Это — образ обобщенный.

И Шолохов медленно стал рассказывать, как в хуторе Плешакове, где он жил со своими родителями в доме казака Дроздова, у которого было двое сыновей — Алексей и Павел, впервые встретил будущих героев “Тихого Дона”. Кое в чем братья Дроздовы послужили ему прототипами образов Григория и Петра Мелеховых. Но только кое в чем, не более, так как для военной биографии Григория очень многое было взято из жизни казака Харлампия Ермакова из хутора Базки, которого он так же знал с отроческих лет... Но и эти факты — из жизни Дроздовых и Ермакова — при работе над образом Григория подвергались художественному переосмыслению.

Далее Шолохов рассказал, что казак Ермаков, как и Григорий Мелехов в романе, участвовал в боях против войск Чернецова и не отдал своих казаков для расправы с подтелковцами.

— Ермаков, — подчеркнул писатель, — обладал чудовищной силы баклановским ударом шашки, участвовал в кровавой схватке с матросами под Климовкой, а после “заболел душой”: “Кого рубил?”»

На вопрос профессора о баклановском ударе Шолохов дал подробный ответ и в заключение сказал:

«— Однажды Ермаков у меня во дворе, вот при Марии Петровне, показал нам, что такое баклановский удар... Это было, профессор, какое-то дьявольское наваждение, когда он рубил шашкой поставленные в снег березовые бревнышки.