«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Феликс Кузнецов

Если ты склонна разделить мое мнение, т. е. остаться до весны в Букановской, то дай мне полный список необходимых закупок. Все привезу.

У меня за эти дни, веришь, голова раскололась. Чертовское настроение и полнейшее нежелание работать. Пиши же скорее, моя славная, жду. На меня это летнее безденежье произвело такое удручающее впечатление, что я вначале готов был хоть за 30 р. в месяц служить, а сейчас нет, погоди! Поищем лучшего <...> Мне так легко сейчас! Знаю твердо, что больше уж мы не будем переживать подобного»102.

Ссылаясь на материальные трудности, Шолохов настойчиво подводит жену к мысли о необходимости остаться жить на Дону, чтобы получить возможность работать над романом.

«Гамлетовский» вопрос — переезжать в Москву или остаться на Дону, был решен в пользу «Тихого Дона».

Начав работу над «Тихим Доном» в 1925 году, а потом приостановив ее ради рассказов, чтобы благодаря им, заработать деньги, а, следовательно, возможность писать «полотно», Шолохов к весне 1926 года буквально «заболел» романом, он был переполнен им настолько, что, отодвинув в сторону столичную жизнь, к ноябрю 1926 года вернулся на Дон, чтобы сразу же засесть за письменный стол.

В рукописи, как вы помните, нашла отражение точная дата, когда Шолохов осуществил это намерение.

«Вёшенская.

6-го ноября 1926 г.

Тихий Дон.

Роман

Часть 1».

Рукопись как бы «состыковалась» с историей ее создания, отраженной в письмах писателя жене. Сама эта манера — указывать в верхнем левом углу точную дату и место написания текста — чисто шолоховская. Каждое из его писем начинается точно так, иногда даже с упоминанием не только дня, но и часа: «9 ноября 1924 г.

Слобода Ольховский Рог.

2 часа дня».

Это — письмо жене по дороге в Москву. Или:

«Москва.

16 ноября 24 г.

ночь».

Это — первое письмо жене из Москвы. Или:

«Москва

20-го ноября с. г. (1924)»

И т. д.

Приехав в Вёшенскую осенью 1926 г., Шолохов погрузился в роман «Тихий Дон» настолько глубоко, что забыл о своих намерениях, «отдыхать от романа, писать рассказы, хоть один в месяц». За время работы над романом «Тихий Дон» Шолохов не написал ни одного рассказа. Темп его работы над романом был таким же сокрушительным, как и во время его работы над «Донскими рассказами».

Свидетельство тому, — не только его письма жене, но и другие источники, и прежде всего, свидетельства самого М. А. Шолохова, дополнительно раскрывающие историю замысла романа, его постепенное видоизменение.

В 1928 году, когда еще шла публикация первых двух книг «Тихого Дона», на встрече со студентами Ростовского университета Шолохов так рассказывал о своем замысле и работе над романом:

«Михаил Александрович заговорил о том, как создавался “Тихий Дон”, — рассказывает присутствовавший на встрече М. Обухов. — Первоначально была задумана повесть о Подтелкове и Кривошлыкове. Когда Шолохов начал писать сцену их казни, то подумал, что читателю будет неясно, почему казаки-фронтовики отказались расстреливать подтелковцев.

По этому поводу писатель вновь много разговаривал с жителями станицы Букановской и соседнего с ней хутора Пономарева, возле которого производилась казнь казаков-революционеров, походил по окрестным станицам и хуторам. И тут пришел к мысли: не повесть надо писать, а роман с широким показом мировой войны, тогда станет ясным, что объединяло казаков-фронтовиков с солдатами-фронтовиками. После этого Шолохов вновь много расспрашивал участников первой мировой войны, изучал архивы. И только когда собрал громаднейший материал, засел за роман.

Но в процессе работы вновь почувствовал неудовлетворенность. Хорошо ли поймут читатели, что отличало казаков от “мужиков”? Опять отложил работу, пришлось искать новое начало. Так он пришел к довоенным годам.

— А что сделали с ранней редакцией о Подтелкове и Кривошлыкове? — задал вопрос кто-то из слушателей.

— Все кстати пришлось, — Шолохов улыбнулся веселой белозубой улыбкой. — Так получилось: второй том написан раньше первого. (Я думаю, что главным героем еще не был Григорий Мелехов. — М. О.)»103.

Это свидетельство раскрывает алгоритм работы Шолохова над «Тихим Доном».

В 1924—1925 годах одновременно с «Донскими рассказами» Шолохов пишет повесть о Подтелкове и Кривошлыкове, которая называлась «Донщина» и составляла 4—5 авторских листов.

Позже, отказавшись от этого замысла, он начинает писать «не повесть, а роман с широким показом мировой войны», — «Тихий Дон», к которому он и приступил, как уже говорилось, осенью 1925 года. Но, пересмотрев и этот замысел, осенью 1926 года он вновь приступает к «Тихому Дону», теперь начав его с «довоенных годов».

В январе-апреле и в мае-октябре 1928 года в журнале «Октябрь» печатаются первая и вторая книги «Тихого Дона» — они были написаны за два с половиной года (с осени 1925 и до весны 1928). Объем каждой из этих книг около 20 печатных листов. А первую книгу «Поднятой целины» Шолохов написал меньше, чем за полтора года. Темп впечатляющий!

В истории русской литературы бывало нечто похожее: Л. Н. Толстой начал писать «Войну и мир» осенью 1863 года, в 1867 году опубликовал первую половину романа, а в 1869 году закончил его полностью. Первые две книги «Войны и мира» составляют примерно шестьдесят авторских листов, Толстой написал их за три года. И еще столько же времени он потратил на другие два тома. Завершение «Тихого Дона» затянулось — не по вине автора — на десять лет. Но первые два тома «Тихого Дона» Шолохов писал «запоем», как свидетельствовала Мария Петровна, работая и днем, и ночью.

Ход, ритм работы над «Тихим Доном» подтверждают как слова самого писателя и его жены, так и анализ черновиков романа.

Наиболее важные свидетельства о начале и ходе работы над «Тихим Доном» получены в результате бесед с Шолоховым корреспондента газеты «Известия» И. Экслера, который в 1935—1940 гг. неоднократно приезжал в Вёшенскую и завоевал доверие писателя, вообще-то с немалым предубеждением относившегося к журналистам. В своем очерке «В гостях у Шолохова» Экслер задает ему вопрос:

«— Скажите, как возникла у вас мысль написать “Тихий Дон”?

— Начал я писать роман в 1925 году. Причем первоначально я не мыслил так широко его развернуть. Привлекала задача показать казачество в революции. Начал я с участия казачества в походе Корнилова на Петроград... Донские казаки были в этом походе в составе третьего конного корпуса... Начал с этого... Написал листов 5—6 печатных. Когда написал, почувствовал: что-то не то... Для читателя останется непонятным — почему же казачество приняло участие в подавлении революции? Что же это за казаки? Что это за Область Войска Донского? Не выглядит ли она для читателя некоей terra incognita?..

Поэтому я бросил начатую работу. Стал думать о более широком романе. Когда план созрел, — приступил к собиранию материала. Помогло знание казачьего быта...

— Это было?

— “Тихий Дон”, таким каким он есть, я начал примерно с конца 1926 года.

— Много говорят о прототипах ваших героев. Правда ли это? Были ли они?

— Для Григория Мелехова прототипом действительно послужило реальное лицо. Жил на Дону один такой казак... Но, подчеркиваю, мною взята только его военная биография: “служивский” период, война германская, война Гражданская.

— Легко ли писалось вам? Были у вас тяжелые перевалы?

— Все переделывалось неоднократно. Все передумывалось много раз. Основные вехи соблюдались, но что касается частностей, да и не только частностей, — они подвергались многократным изменениям <...>

— Вы родились в 1905 году. Вы были мальчиком в годы империалистической войны и ребенком в годы, ей предшествовавшие. Откуда у вас знание старого казачьего быта?

— Трудно сказать. Может быть, это — детские рефлексы, может быть, результат непрерывного изучения, общения с казачьей средой. Но главное — вживание в материал. <...>

— План романа, задуманного двенадцать лет назад, в процессе работы менялся?

— Только детали, частности. Устранялись лишние, эпизодические лица. Приходилось кое в чем теснить себя. Посторонний эпизод, случайная глава, — со всем этим пришлось в процессе работы распроститься...

— Сколько листов “Тихого Дона” вы написали и сколько опубликовали?

— “Тихий Дон” имеет около 90 листов. Всего же мною написано около 100 печатных листов. Листов десять пришлось удалить. В то же время я включил во вторую часть “Тихого Дона” куски первого варианта романа.

— Что труднее всего далось вам в “Тихом Доне”?

— Наиболее трудно и неудачно, с моей точки зрения, получилось с историко-описательной стороной. Для меня эта область — хроникально-историческая — чужеродна. Здесь мои возможности ограничены. Фантазию приходится взнуздывать. <...> Вспоминаются дни и часы, когда сидишь, бывало, над какой-нибудь страницей, бьешься над ней. Иногда слова подходящего не найдешь, иногда весь эпизод кажется неподходящим. Заменяешь его другим. И так без конца. <...> Посмотришь на него со всех сторон и видишь: мертвый диалог!»104.