Талтос - Энн Райс

Что осталось от долины сегодня?

Где теперь бесчисленные броши и дома на колесах, которые мы построили? Где наши камни со странными надписями и змеевидными фигурками? Что случилось с правителями пиктов того времени, так высоко восседавшими на своих лошадях и поразившими римлян своими учтивыми манерами?

Как вам уже известно, от Доннелейта осталось разве что эта гостиница замысловатой архитектуры, разрушающийся замок, гигантские развалины, медленно выявляющиеся в ходе раскопок Кафедрального собора, легенды о колдовстве и скорбные истории о графах и их безвременных кончинах и о странном семействе, прошедшем через всю Европу до самой Америки, несущем в своей крови порочную наследственную черту, дающую возможность рождать детей или чудовищ, — наследственную черту, постоянно подтверждающуюся жаром ведьмовской одаренности; о семействе, ищущем отмщения за кровь и все дары Лэшера — коварного и неумолимого призрака, одного из наших людей.

Как случилось, что были уничтожены пикты из Доннелейта? Почему они пали как люди утраченной земли и люди равнины? Что произошло с ними?

Нас уничтожили не бритты, англы или скотты. Это были не саксы, не ирландцы и не германские племена, вторгнувшиеся на остров. Они были слишком заняты истреблением друг друга

Напротив, нас уничтожили люди такие же кроткие, как мы сами, с законами столь же строгими и с мечтами столь же прекрасными, как наши собственные. Вождь, за которым они последовали, которому поклонялись, Спаситель, в которого они веровали, был Господь Иисус Христос. Он был причиной нашей гибели.

Христос положил конец нашему процветанию, продолжавшемуся пятьсот лет. Это его кроткие ирландские монахи стали причиной нашего падения.

Можете ли вы предположить, как это произошло?

Можете ли вы представить, насколько беззащитными были мы в уединении наших каменных башен, увлеченные вязанием и письмом, словно малые дети, напевающие про себя или поющие во весь голос целыми днями о любви ко всему, что нас окружало? Мы, верившие в любовь и в Доброго Бога, отказавшиеся считать смерть священной и неприкосновенной?

Что представляло собой истинное послание ранних христиан — как римских, так и кельтских монахов, пришедших на наши берега проповедовать новую религию? Что такое это истинное послание даже сегодня, с точки зрения всех религий, посвятивших себя Христу и его учению?

Любовь — то, во что мы верили!

Прощение — то, которое мы исповедовали на практике. Смирение — добродетель, в которую мы верили даже при всей нашей гордости, добродетель, следовать которой гораздо благороднее, чем подражать высокомерию тех, кто непрестанно воюет друг с другом. Сердечная доброта, благожелательность, жажда справедливости — наши старые ценности.

А что проклинали христиане?

Плоть, которая всегда была причиной нашего падения! Грехи плоти, приведшие к превращению нас в монстров в глазах людей, совокупления в огромных ритуальных кругах и порождение на свет достигших полного роста детей.

О да, мы созрели для этого. О да, это было задумано для нас.

И трюк, грандиозный трюк заключался в том, что в своей основе христианство не только воспринимало все это как должное, но даже ухитрялось провозглашать священной саму смерть и в то же время искупать грехи вследствие такого освящения.

Следите за логическим ходом моей мысли. Смерть Христа произошла не в битве. В отличие от воина с мечом в руке он стал смиренной жертвой, был подвергнут казни, за которую невозможно отомстить, и безропотно принял ее как богочеловек — во спасение детей человеческих! Но это была смерть, и в ней заключалось все!

О, это было великолепно! Ни одна другая религия не могла бы иметь у нас подобного успеха. Мы питали отвращение к пантеонам варварских богов. Мы смеялись над богами греков и римлян. Боги шумеров и индусов воспринимались нами как враждебные и отвратительные. Но Христос, конечно же, был идеалом каждого Талтоса.

И хотя он не вышел полностью взрослым из матки своей матери, он, тем не менее, был рожден Девой, что было не меньшим чудом. И конечно же, рождение Христа было столь же значительно, как и его последующее распятие! Это соответствовало нашему мировоззрению, это был триумф наших ценностей! Это был Бог, которому мы отдались безоговорочно!

Наконец, позвольте добавить самое главное. Христиане тоже когда-то преследовались и подвергались гонениям, вплоть до истребления. Диоклетиан, римский император, подвергал их тяжким наказаниям. И беженцы приходили к нам в долину в поисках убежища Мы предоставляли им укрытие.

И христиане завоевали наши сердца. Когда мы говорили с ними, мы верили, что, возможно, мир изменяется. Мы верили в то, что новый век принесет рассвет и что наше возвышение и восстановление стали по крайней мере возможными.

Окончательное совращение оказалось делом весьма простым.

Одинокий монах пришел в долину в поисках убежища. Его преследовали жившие по другую сторону от источника бродячие оборванцы — язычники, и он просил укрыть его от них. Разумеется, мы никогда не отказывали в помощи таким людям, и я привел его в свой брош и предоставил ему мои собственные покои, чтобы он смог собраться с мыслями и решить, каким образом вернуться во внешний мир. Я также некоторое время не рисковал выходить из дома

Это произошло в середине шестого века после рождения Христа, хотя я сам не знал об этом. Если бы вы захотели иметь представление о нас в те времена, вы увидели бы мужчин и женщин в длинных, простого покроя одеяниях, отороченных мехом, расшитых золотом и украшенных драгоценными камнями; увидели бы людей с волосами, подстриженными до уровня плеч. На нас были широкие пояса, и мечи мы всегда держали под рукой. Женщины прятали волосы под шелковыми покрывалами и простыми золотыми тиарами. Вы увидели бы наши башни, очень скромно обставленные, но теплые и уютные, устланные шкурами, с удобными стульями. Пылающий огонь обеспечивал тепло. Вы, конечно, увидели бы нас высокими, ведь все мы отличались гигантским ростом.

И вы увидели бы меня в моем броше, наедине с этим маленьким желтоволосым монахом в коричневом одеянии, с жадностью пьющим хорошее вино, которое я предложил ему.

Он принес с собой огромный узел, который мечтал сохранить, сказал, что просит при первой же возможности дать ему охрану, чтобы она сопровождала его домой, на остров Айона, где он смог бы оставаться в безопасности.

Первоначально их было трое, но разбойники убили двоих, и теперь он был несчастным и одиноким, зависящим от расположения к нему других, и должен доставить свой драгоценный узел на Айону, иначе он утратит нечто более ценное, чем его жизнь.

Я обещал помочь ему в безопасности добраться до Айоны. Затем он представился мне как брат Ниниан, названный так по имени жившего ранее святого, епископа Ниниана[25], обратившего в святую веру множество язычников в своей молельне, или монастыре, или что бы это ни было, в Виттерне. Этот епископ уже обратил в христианство нескольких диких Талтосов.

Молодой Ниниан, очень обходительный и красивый ирландский кельт, после этого заявления выложил свой бесценный узел и показал его содержимое.

Уже тогда я повидал много книг на своем веку, а также римские свитки и старинные рукописи, которые были тогда довольно популярны. Я знал латынь. Я знал греческий. Я даже видел несколько очень маленьких книжечек, называемых «Катач», которые христиане надевали как талисманы, направляясь на войну. Я заинтересовался несколькими выдержками из христианского учения, которые мне доводилось прочесть, но никоим образом не ожидал увидеть такое сокровище, как то, что показал мне Ниниан.

То, что он принес с собой, было роскошной алтарной книгой с великолепно иллюстрированными и богато украшенными текстами четырех Евангелий. Передняя обложка была украшена золотом и драгоценными камнями и переплетена в шелк, а ее страницы пестрели удивительно красочными миниатюрами.

Я сразу же пришел в неописуемый восторг и начал буквально поглощать ее содержание. Я принялся вслух читать по-латыни и, хотя в тексте встречалось много отступлении от правил, в основном все понял и стал бегать с книгой словно помешанный. Впрочем, ничего необычного для Талтоса в таком поведении не было. Я чувствовал себя поистине окрыленным.

Но по мере того, как переворачивал пергаментные листы, я восхищался не только историями, о которых мне поведали страницы книги, но и невероятными рисунками, изображающими причудливых животных и фигурки людей. Это было искусство, которое я любил всем сердцем, так как сам изображал формы, подобные этим.

И в самом деле, все это очень напоминало искусство давних времен, существовавшее на островах. В более поздние века говорили, что изображения выполнены слишком грубо, но потом их стали любить за сложность и оригинальность образов.

Так вот, чтобы понять эффект воздействия самих Евангелий, вам следует напомнить себе, насколько они отличались от любой литературы, существовавшей прежде. Я не говорю о Торе евреев, так как не знал ее, но Евангелия отличаются даже от нее.