Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный

знали, что дома ждёт сорокоградусный сугрев, салатная и колбасная закуска. на новой должности Историк стал получать двадцать, а затем и тридцать штук, встал твёрдо на ноги. правда, работа была более суетна: приходилось вставать рано, ехать на маршрутке, электричке и снова маршрутке, чтобы лицезреть глупеньких студенток, мечтающих стать туроператорами.

– Опять в субботу переть эту лженауку преподавать, – цедил сквозь прокуренные зубы Лёха, открывая коньяк.

однако питие и житие его продолжались: вместо старого лампового цветного «Самсунга» появился плоский жидкокристаллический Daewoo, а благодаря моим советам – и кабельное «какаду». множество ностальгических каналов в пакете за тысячу рублей – советская эстрада, даже документалка, новости восьмидесятых. Историк стал властелином времени в своей гостиной – руководил с помощью пультов информационным потоком. и когда мы садились за стол, транслировалась только самая ему дорогая совЕтика…

ранним летом две тысячи восьмого мы пили уже не дома, но по другую сторону от «Речного», от метро: по такому случаю Историк повёл в ресторан. это была уже моя «диссертация» – моя первая книга прозы, «Поэма Столицы», где нашлось место и Лёхе в паре эпизодов. ресторанчик, а по размерам-то кафе – разместилось справа в фойе кинотеатра. называлось то ли «красное и белое», то ли как-то похоже. на стене типового микрорайонного кино (в таких зданиях мы не раз выступали с ГО), угловато перекроенного под прибыльность – красовались атрибуты Гражданской, шашка, кинжалы, портреты Чапаева и менее известных, белых. Историк заказал обоим суп-солянку, маслины и графинчик местной водки «Товарищ». подаренный томик – держал под рукой, и поглаживал, и обкуривал, и заглядывал внутрь, уважая объёмы. и поздравлял практически непрерывно – по деловому затягиваясь и стряхивая пепел возле литературного груза…

жаловался, что в знойную сессию студентки совсем теряют стыд. одна, видимо надеясь получить зачёт задаром, расселась на высоком месте аудитории перед ним без исподнего:

– М-гм, тебе бы это понравилось, м-м, ммотылёок!..

– А тебе – нет?

– Я того добра много бачив, – дежурно отбоярился схимник, – ты свинину, хрюшу-то ешь!..

в этой заботе была, конечно, и правда нулевых: испытав за девяностые практически уже физический страх недоедания и вымирания в силу ненужности родине, мы медленно разворачивали свои права, свои аппетиты. и Историк был рад возможности так вот посидеть в ресторации – и наличию у себя состоятельной зарплаты, и наличию у меня объёмного тома, запечатлевшего нашу комсомольскую деятельность начала века… он не привык ещё оставлять чаевые, чему пришлось его буквально раз за разом обучать личным примером.

жизнь действительно налаживалась после «Нашего Собутыльника» – неугомонный Семанов призвал Лёху, но уже не на бумажную службу отчизне, а на телеэкран в качестве эксперта. мы и так почти ежемесячно бегали к Кире Прошутинской и Андрею Демидову (ещё, сперва) в «Народ хочет знать» отсиживать массовкой ради одного вопроса или реплики, с две тысячи третьего. приучали к себе. тут же нарисовалась более плодотворная перспектива: проект «Кремлёвские похороны», затем «Кремлёвские жёны». в здании киностудии имени Горького, средь легендарных вгиковских павильонов мы порознь отсиживали по часу-полтора в комнатушке, нарратируя на две камеры в тусклом свете. те передачки настолько прижились на экране, что частенько заходя домой мы видели на кухонных экранах самих же себя в прайм-тайм выходных на НТВ… всё-таки гоголь-моголь, что взбивали мы вокруг «Собутыльника» в течение первой пятилетки из персоналий нашего поколения, – начал вырастать в новые формы, а содержание горячих бесед перелилось через края заросших чайной гуашью стопок Лёхиных кабинетов. я позвал туда же бывших однокурсников по журфаку – Федосеева, Шаргунова… потом итоги наших зимних записей попадались мне на ДВД в ГУМе, но быстро расходились…

вскоре, уже летом две тысячи десятого, всё в том же направлении киноресторана Историк поздравлял меня с другим историческим событием – женитьбой. Мы решили в такую жару нигде не садиться, а вспоминая девяностые просто постоять под деревьями с бутылками «Тюборга». за спиной у меня стояла наполовину снесённая по лужковской программе хрущоба, каких тут было несколько кварталов – а с тропинки напирал любопытствующий Лёха. ему, как принципиальному холостяку, было интересно, «как у нас всё сладилось».

рассказывал я, отпивая и улыбаясь – тому, что у всех нас появилось что-то новое. у Историка – верхняя вставная челюсть, у меня – наконец, новая любовь, в новом ранге, жены… время, отформатированное нашими действиями, – приносит закономерные плоды. прокуривая и медленно испепеляя зубы – знаешь, что приближаешь встречу со вставной челюстью. занимаясь деторожденьем, как выразился Введенский, особенно с восхитительной особой занимаясь, – знаешь, что женишься…

и вот уже он дома, с нами, на персонально для него повторённой свадьбе (так как патологическая застенчивость не пустила в общество и умноженные обществом радости) – поздравляет, плохо ещё дикцией справляясь с новыми зубами, клацая. и дарит хрестоматийно-семейные «фужоры», и палИт шампанское, и жарко в гостиной, и тёща улыбается: ведь Историк велел меня воспитывать, последняя его надежда, что брак образумит разгильдяя…

я привёз ему из Сибири фотографии чада, он очень просил, да и просто звал навестить. ведь надобность во мне не отпала: знающий подлые законы современной техники, я всё время что-то подправлял в его соединениях с реальностью. сев за мною же сосватанный большой монитор, я обнаружил что за время моего отсутствия Историк успел начудить. он теперь платит за два интернета, пользуясь одним: МГТС впарила свой тариф, соблазнив советскую натуру тем, что оплата будет включена в телефонный квиточек. интернет, автоматически полагающийся в дорогом пакете «какаду» – он напрочь забыл, хотя пользоваться им было гораздо проще (это рекламный блок). МГТС-коннект требовал нажатия на ярлык, то есть (о, архаика!) фактически телефонного звонка, потом дождаться подключения – и всё это вместо выделенной линии и прямого входа через браузер. конкуренция провайдеров оттеснила Лёху на более архаичную ступень технического прогресса. зато, глядя на привезённые мной фото катающейся в тазу с бобами доченьки – Лёха вместе с мамой смеялись воистину исповедальным, терапевтическим (для него) смехом, в нём были и угрызения за себя и радость за меня, но уже и не только за меня, что радостно…

попросили ещё попробовать подключить уже плазменный телевизор – получше габаритами, чем прежний «Дэу», с колонками по бокам, а не внизу. и ещё такое ностальгическое название из 90-х AIWA – у Лёвки Выготского (Кравцова) был целый музыкальный центр этой дочерней фирмы Сониной… я взялся – переподключил с трудом. но вдруг семейство стало давать задний ход – ему не нравились то звук, то цвета. цвета можно перенастроить – убеждал я, ничего уникального в этой «Айве» нет, но она действительно побольше и получше. Лёха вызвал маму для окончательного