Дом на городской окраине - Карел Полачек

Пани Гартенеггова брезгливо забилась в угол, стараясь, чтобы между ней и бухгалтером оставалось свободное пространство. Она сморщила нос и пожаловалась:

— Освальд, этот пан дурно пахнет.

Обернувшись, директор с укором произнес:

— Молчите, Дэзи, ради бога молчите!

— Он ужасно пахнет, Освальд…

— Пахнет — так пахнет! Что ему делать? Вывалялся в навозе, вот и пахнет. Как вы себя чувствуете, пан? — обратился он к бухгалтеру. — Не слишком сильно расшиблись?

— Ой-ой-ой, — простонал Михелуп.

— Ну-ну… — пытался утешить Михелупа директор Гартенегг, — неужели так плохо? Прошу вас, успокойтесь, я вам все возмещу…

— Мы оставили… там… мотоцикл… — с трудом выдохнул бухгалтер.

— Неважно, пан, неважно… — залебезил директор, — все убытки я беру на себя…

— Но я… мы… он был у нас так долго… а теперь там… лежит, всеми покинутый…

С неожиданной грустью вспоминал бухгалтер машину, коварного врага, свидетеля его страданий, причину всех удивительных и запутанных приключений. Мотоцикл взбудоражил его тихую, упорядоченную жизнь. Бухгалтер тысячекратно проклял машину, тысячекратно отрекся от недруга, который гонял его с места на место и не давал спокойно вздохнуть. И вот теперь понимает, как привык к этому коварному созданию. Ему будет не хватать машины с блестящими трубками, шестернями, гофрированным цилиндром и привесной коляской наподобие турецкой туфли…

— Ой, ой, ой, — простонал он.

— Вам больно, друг мой, больно? — участливо спрашивал директор, — надеюсь, вы не слишком сильно расшиблись. Я вам все возмещу, будьте покойны.

— А вы как себя чувствуете, мадам? — обратился он к пани Михелуповой.

— Я… еле… жива… — простонала она.

— Ах, какое горе! — вздохнул господин Гартенегг. — Какое несчастье! Я так удручен…

Он погрозил бывшему шоферу кулаком.

— Хулиган! Мерзавец! Я тебя выведу на чистую воду! Я тебя… Ну, погоди же!

Но виновник несчастья не слышал, он был погружен в невинный сон.

— Освальд! — хныкала жена. — Этот господин, действительно, дурно пахнет. Я не перенесу…

— Дэзи! — возвысил голос директор. — Ни слова больше! Это действует мне на нервы.

Шофер Людвик опытной рукой вел машину, смотрел вперед, и его безучастное лицо говорило, что на все эти разговоры он не обращает внимания. А директор Гартенегг все вертелся на сидении и приставал к бухгалтеру.

— Я, — говорил он, — не желаю, чтобы дело дошло до суда. Мне было бы крайне неприятно, если бы началась юридическая волокита. Вы меня понимаете? Я лицо известное в высоких кругах… понимаете? И не хотел бы, чтобы мое имя попало в газеты… Надеюсь, мы с вами поладим. Что вы об этом думаете?

— Ой, ой, ой, — услышал он вместо ответа.

— Пан бухгалтер, — жалобно взывал директор, — не причиняйте мне лишнего беспокойства. Скажите, будьте добры, сколько бы вы хотели в качестве возмещения убытков? Я готов на любую сумму.

Сзади громче прежнего послышалось:

— Ой, ой, ой!

Пани Михелупова, тоже поняла, что настал подходящий момент присовокупить свои стоны к жалобным возгласам мужа.

— Говорите же, пан, — настаивал директор, — как высоко вы оцениваете свои потери? Скажите хоть слово, чтобы мы могли договориться.

— Ой-ой-ой…

Пани Михелупова тоже застонала громче.

— Прошу вас, скажите что-нибудь вы, мадам, — уговаривал директор. — Сколько бы вы хотели получить? Я предлагаю вам десять тысяч, — снова обратился он к Михелупу, — неплохая сумма, верно?

— Ой-ой-ой…

— Двадцать тысяч, куда ни шло… Согласны?

— Ой-ой-ой…

В довершение несчастья начала верещать и пани Дэзи.

Директору Гартенеггу казалось, что он бредит.

— Попрошу тишины. Ти-хо! Я не слышу собственных слов. Даю тридцать, даю…

И стал, как ненормальный, набавлять, точно они были на аукционе.

Мотор ровно гудел, шофер Людвик неподвижно восседал за рулем и, казалось, не видел, как директор рядом с ним жестикулирует и взволнованно кричит.

Однако прежде чем машина въехала на улицы города, жалобное «ой-ой-ой» затихло, и в автомобиле воцарилась тишина.

Вечером супруги Михелупы сидели за столом, искупавшиеся, розовые, с лицами, облепленными пластырем. Доктор Гешмай осмотрел их и нашел лишь несколько синяков, ушибов да царапин. Прописал компрессы, свинцовую примочку и покой.

Ночь склонялась над городом. С улицы доносились голоса запоздалых пешеходов, гудки автомобилей и звяканье трамваев. Дети спали. Бухгалтер на цыпочках прошел в детскую и увидел, что Маня сладко сопит, свернувшись в клубок, а гимназист лежит с приоткрытым ртом и бормочет во сне. Видно, и здесь его мучит геометрия или еще какой-нибудь призрак.

Вернувшись, Михелуп вынул из ящика тетрадь, где в цифрах запечатлелась биография покойного мотоцикла, и принялся подсчитывать. Пани Михелупова блаженствовала, сложив руки на коленях.

Закончив подсчеты, бухгалтер поднял голову.

— Руженка, — сказал он, — если сравнить количество расходов, связанных с оплатой и содержанием мотоцикла, и вознаграждение, которое мы получили от директора Гартенегга, то напрашивается вывод, что мы с тобой остаемся в большой выгоде. Баланс у нас, слава Богу, весьма обнадеживающий. Угадай, много ли мы заработали?

Пани Михелупова склонилась к нему, и бухгалтер шепнул ей на ухо цифру. Жена зарделась от радости.

— А еще говорят, — похвалялся бухгалтер, — будто я не умею покупать. Сколько разговоров было из-за этого мотоцикла!

— Я тебя никогда не упрекала, — защищалась жена, — от меня ты ни словечка не слышал.

— От тебя нет, — согласился Михелуп. — Но от остальных… Сколько было пересудов!

Он встал и, прохаживаясь вокруг стола, вслух размечтался:

— Теперь мы избавлены от всех забот. Отдадим долги и еще немалые денежки положим на книжку, чтобы в случае чего не остаться с пустыми руками… Будем вести размеренную, уравновешенную жизнь.

— Я все не могу успокоиться, — призналась жена. — Никак не поверить…

— Верь не верь, а это так, мать, — с воодушевлением отвечал бухгалтер, — уж я позаботился. Все как следует рассчитал. Я знал, что не ошибусь, если куплю мотоцикл. Чутье никогда меня не подводит…

— У тебя прекрасная голова, этого не отнимешь! — воскликнула пани Михелупова. Она обняла мужа за шею и смачно поцеловала в щеку.

Бухгалтер снова сел, взял со стола чек, полученный от директора Гартенегга. Некоторое время задумчиво его разглядывал, потом произнес:

— Удивительное дело… вот бы никогда не подумал! Генеральный директор, а почерк вполне приличный…

64

Прошло несколько дней. Бухгалтер Роберт Михелуп сидит у окна, миролюбиво сложив руки на животе, и смотрит на площадь. Карлинские дома выдыхают тупой жар, глухо звучит воскресное утро, кулдычут моторы автомобилей, протяжно воют клаксоны. На подоконник присел черный дрозд, склонил головку и испытующе поглядывает на человека за оконным стеклом.

Бухгалтер блаженствует: очевидно, так чувствовал себя мореплаватель Одиссей, после бесконечных трудных странствий и невероятных приключений вернувшийся домой. Бухгалтер покуривает среднего качества сигару, смотрит на порыжевший от жары парк под окном и от сытости и благополучия улыбается.

— Мамочка! — кричит он. — Как думаешь, выстоит сегодня погодка?

— Я думаю, что-нибудь прольется, — отзывается жена. — Ужасная духота!

— Глупая, — укоряет ее Михелуп. — Газеты пишут, что погода сохранится устойчивая.

— Что там газеты…

— Посмотрите-ка на нее! Она хочет быть умнее редакторов. Газеты сто раз подумают, прежде чем напишут. Если написано, что погода будет устойчивая, значит так оно и будет…

— Ту-ту! — взвизгнул клаксон автомобиля. Бухгалтер лукаво усмехается.

— Так, так, — бормочет он, — на прогулку, ребята, на прогулку! Давайте, давайте… Никаких отговорок! Коли ты породнился с мотором, изволь ехать на лоно природы. Ничего не попишешь! Надышишься свежим воздухом, взбодришься, и всю неделю будешь как огурчик. Ах, тебе не хочется? Ты бы лучше посидел дома? Хо-хо! Вперед, на вольную природу! Наше вам с кисточкой! И не сопротивляться…

На пуфе, оставшемся после нотариуса, который застрелился, растратив деньги клиентов, стоит радиоприемник: большой ящик в форме органа. Михелуп поворачивает рычажок — в ящике зажигается свет, раздается какой-то шум и треск и вскоре оттуда несутся звуки духовой музыки.

Тара-тара-тарарам и тай-рай и тай-рай-рай…! Бухгалтер жмурит глаза и покачивает боками. Красивая, бодрящая музыка умеет разогреть кровь в жилах. Радио — вот великое достижение! Если бы ваши предки встали из гроба и послушали эту музыку… Превосходная вещь — радио! Бухгалтер поглаживает блестящие бока ящика. Ему нравится все, что выходит из его утробы. Дребезжащая музыка, грубоватые, не слишком умные шуточки каких-то комиков, поучительные лекции, болтливые рассуждения о смене погоды… Даже передачи для земледельцев он слушает не без удовольствия.