Дом на городской окраине - Карел Полачек

«И пускай! Сегодня у меня нет выбора. Надо хвататься за то, что предлагают. Нечего было преступать закон и связываться с этим пронырой Лагулеком. Хорошо, если получу это место. Надо хоть как-то устроиться! Потом, возможно, появится что-нибудь более путное…»

Пани Михелупова открыла дверь молодому человеку в элегантной шоколадного цвета форменной одежде и высоких шнурованных ботинках. Шофер представился. Показал бумаги, свидетельствующие о том, что он много лет служил личным шофером генерального директора Гартенегга. Пани Михелупова провела его в гостиную и предложила сесть. Молодой человек отказался, в его голосе звучало изумление: как может наемный слуга сесть в присутствии дамы?

— Благодарю вас, — с гордым смирением отказался он. — Я постою.

Этот молодой человек со слишком изысканными манерами беспокоил пани Михелупову.

— Прошу вас подождать, — нервно произнесла она, — я не знаю… что скажет мой муж…

— Не беспокойтесь, — вежливо отвечал он. — Я подожду.

Смущение пани Михелуповой растет. Господин в коричневой форме стоит неподвижно, чуть наклонившись вперед, свесив руки, с учтивым, выжидательным выражением лица. Она хотела завязать с ним беседу. Он отвечал на вопросы тихим, бархатным голосом. Говорил только то, о чем его спрашивали. И вновь умолкал, продолжая стоять в той же позе.

— Отчего это супруг не идет? — удивлялась пани Михелупова. Обычно она говорила о нем «мой», но в присутствии корректного молодого человека складывала губки бантиком и старалась выбирать изящные выражения. Нервно вскакивала, открывала дверь и прислушивалась, не раздадутся ли на лестнице шаги Михелупа.

— Отчего он так задерживается? Давно бы пора вернуться…

— Не беспокойтесь, милостивая пани, я подожду, — с неизменной учтивостью повторял молодой человек.

Наконец послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Пани Михелупова обрадовалась. От сердца отлегло.

— Вернулся мой муж, — объявила она, — сейчас войдет. Извините, что заставила вас так долго ждать.

Молодой человек молча поклонился.

Слышно, как Михелуп протопал по кухне и за что-то громко побранил прислугу. Пани Михелупова зарделась.

«Ведет себя, как мужлан, — подумала она. — Что этот господин о нас подумает? Он служил в благородном семействе и не привык к таким нравам. Да и вообще не похож на шофера». Привлекательным лицом и стройной фигурой он скорее напоминал пани Михелуповой молодого пилота, который женится на дочери керосинового короля.

— Роберт! — позвала она.

— Чего тебе? — послышалось из кухни.

— Иди сюда. У нас гость.

— Иду!

Бухгалтер появился в гостиной без пиджака, вытирая полотенцем лицо.

Пани Михелупова снова зарделась.

«Ужасный человек. Ходит в жилете… Как это, скажите на милость, выглядит со стороны?»

— Мой супруг… — пан Марган… — представила она.

Михелуп повесил полотенце на спинку стула и поклонился:

— Очень рад. Чем могу быть полезен? — И протянул гостю руку.

Молодой человек, поколебавшись, пожал ее, но взглядом словно бы хотел сказать: господа не здороваются с обслуживающим персоналом за руку.

Пани Михелупова громко объяснила мужу, что пан Марган интересуется местом шофера.

— Ах так… — протянул Михелуп. — Это в общем-то… несколько… — Он вдруг засмущался перед этим изящным господином в коричневом форменном костюме и стал поспешно объяснять, что место у них скромное и вряд ли ему подойдет.

— Мы простая семья, — торопливо говорил он, — вы вряд ли к нам привыкнете. Да и платить много я не могу… видите ли, мы… я… мы не можем жить на широкую ногу… мы люди скромные…

Шофер, поклонившись, сказал, что счел бы за честь служить в этом доме. Больших претензий у него нет. Он настойчиво просил, чтобы бухгалтер взял его на службу, и обещал, что постарается удовлетворить все его требования.

Михелуп задумался, потом назвал ему сумму, какую мог бы платить. Он ждал, что молодой человек обидится и уйдет. Но тот без промедления согласился.

— Хорошо… А что касается того… Где вы живете? Видите ли, у нас нет лишнего места. Квартирка маленькая…

Шофер его успокоил. Он живет у матери. Каждый день будет являться сюда и ждать приказаний.

А как с едой? Михелуп предложил шоферу к небольшому жалованью еще и обеды за общим столом. Но молодой человек категорически отказался: объяснив, что, мол, обслуживающему персоналу не положено есть вместе с хозяевами. Он будет обедать с прислугой на кухне.

Они договорились, и бухгалтер, проводив шофера к дверям, поклонился и подал ему руку. Молодой человек, поколебавшись, пожал ее.

57

Каждый день появлялся шофер у Михелупов, неслышно возникал перед бухгалтером, щелкал каблуками и спрашивал тихим, бархатным голосом:

— Нет ли каких приказаний?

Михелуп приходил в замешательство, клал молодому человеку руку на плечо и беспричинно громко отвечал:

— Сегодня нет, дружочек, сегодня как-то… вы свободны… — И, бодро похохатывая, подталкивал его к двери. Шофер поднятием бровей давал знать, что не одобряет такой фамильярности между хозяином и наемным слугой.

Он вносил в карлинский доходный дом тонкое, деликатное обхождение дворянских особняков. Супруги Михелупы чувствовали себя в его присутствии напряженно, как во время официальных приемов. Бухгалтер потирал руки, елозил по полу ногами и мурлыкал себе под нос какую-нибудь мелодию. Пани Михелупова, стараясь держаться светски, издавала писклявые звуки, почему-то считая, что именно так говорят в салонах светских домов. Бухгалтеру казалось, будто его грудь сжата тугой манишкой, а пани Михелупова воображала себя в вечернем туалете с обнаженными плечами. Они не говорили, как обычно, а лепетали и сюсюкали, не ходили, как привыкли, а передвигались мелкими шажками, манерно подпрыгивая.

Карлинский дом превратился в дворянское гнездо. Пани Михелупова быстро освоилась с ролью владелицы замка. Из бульварных романов, в большом количестве предлагаемых женскими журналами, она почерпнула четкое представление о том, как должна вести себя хозяйка благородного дома. Молодой человек, слепок героического пилота из фильма, вознес ее в царство иллюзий. Она прикрепляла к волосам большие старинные бутоны, какие, по ее понятиям, носят очаровательные, чуть капризные дамы большого света. Играла невидимым веером, а на базаре рассматривала ощипанную курицу через несуществующий лорнет. Пани Михелупова умеет вести себя как положено, да только муж у нее, увы, глуповат. Жена втолковывает ему свои знания тонких манер без плебейского крика, но внушительно и энергично. В ее присутствии Михелуп не смеет снять пиджак. Она следит, чтобы во время обеда все сидели чинно и правильно пользовались приборами. Впервые в истории семей среднего сословия хозяйка достала из горки свадебное серебро и без всякого торжественного повода выдала для повседневного употребления. Она загородила подступы к дивану баронессы Аспас, не позволяет мужу валяться на нем с газетой в руках; разрешила бы, наверное, подремывать в стародавнем глубоком кресле, но такого предмета в их квартире не было. Очкастый гимназист теперь в ее представлении — некий наследник майората, в Мане она видит юную графиню. Не позволяет им играть с соседскими детишками, опасаясь, как бы они не переняли от них дурные манеры. Впрочем, подражая матери, Маня очень скоро тоже научилась писклявой сюсюкающей речи.

Если пани Михелупова заходила на кухню, шофер, обедавший за одним столом с прислугой, вставал и продолжал стоять столбом до тех пор, пока хозяйка не уходила. Он совмещал в себе черты господского кучера, который в блестящем цилиндре неподвижно восседает на козлах, лакея, сидящего с ним рядом со скрещенными на груди руками, и слуги, который только и ожидает, стоя за стулом хозяина, чтобы по кивку подбежать и выполнить приказание. Пани Михелупова делает вид, будто зашла на кухню не за тем, чтобы крутиться возле плиты, а лишь, чтобы присмотреть за прислугой.

И только прислуга не поняла, что квартира в карлинском доме превратилась в дворянское поместье: по-прежнему, топает как слон, ее шаги гулко разносятся по комнатам; красные руки потрескались от щелока и мыльной воды; она пьет кофе стоя, закусывая огромным куском хлеба; только глянет на стену и — уже летит на пол посудная полка, фарфор под ее взглядом бьется сам. Она заводит с шофером разговоры, но тот благородно молчит, ибо ниже достоинства господского кучера болтать с простой батрачкой.

Золотые буквы О.Г. на шоферской фуражке — инициалы своего бывшего работодателя — Марган сменил теперь на P.M. (Роберт Михелуп). Это обстоятельство довершило перемену, происшедшую в душе бухгалтера. Если бы нынешний благородный Михелуп встретил прежнего неприметного бухгалтера Михелупа, он бы вообще не посмотрел в его сторону. Теперь Михелуп говорит своим знакомым: