Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

с тех смешных десяти тысяч долларов, каждый из тысячи миллионов долларов был добыт другими людьми. Внутренним взором Джон увидел кровеносную систему, крупные вены которой разветвлялись на мелкие, а те – на еще более мелкие, а те, в свою очередь, на тонюсенькие капилляры, протянувшиеся по всему земному шару, в каждую страну, в каждый город, в каждую деревню, в жизнь каждого человека на земле, но текла по этим жилам не кровь, а деньги: центы и десятые цента – по капиллярам, потом соединялись в четвертаки в крупных венах, в доллары – в еще более крупных, затем в сотни и тысячи миллионов, и наконец сливались в этот ужасный денежный поток, который постоянно, все набирая и набирая силу, наполнял его счета, сорок миллиардов долларов в год, более сотни миллионов долларов каждый божий день.

Он шел по паутине, чтобы найти паука, и смотри-ка: это он сам. Он исследовал пищевую цепочку и выяснил: в конце ее стоял он сам. Он – босс всех боссов. Он – конечный эксплуататор. Он был наследником состояния Фонтанелли и думал, что станет решением всех проблем в мире. На самом же деле он был их причиной.

– Остановите, – прохрипел он.

Автомобиль остановился. Пошатываясь, молодой человек вышел наружу, и его стошнило, как будто он должен был избавиться от всего, что съел за последние два года.

34

Каким-то образом они отнесли его обратно на борт. Каким-то образом он пережил ночь и утро, а потом пожелал снова отправиться на берег, потому что нужно было еще кое-что сделать. Они отвезли его на моторной лодке в Туай, где все еще стоял вездеход, спросили, нужен ли он ему. Нет, покачал он головой, можете снова погрузить его на борт. Они еще что-то говорили о том, что яхта «ПРОРОЧЕСТВО» слишком велика, чтобы причалить здесь, и он только кивнул (внутри все болело): да, она действительно слишком велика, слишком велика для одного человека. И пока они возились с вездеходом, погружая его в моторную лодку, он тяжелым шагом поднялся по улице, представлявшей собой всего лишь утоптанную землю с парочкой камней и ведущей к рыночной площади, которая хотя бы была заасфальтирована, почувствовал себя подавленным при виде слишком большой церкви, застыл с ощущением застрявшего в горле крика, который никак не мог вырваться наружу, и наконец направился к дому рыботорговца.

Джозеф Балабаган сидел на ящике и наблюдал за мальчиком, возившимся с мотором мопеда. Увидев Джона, он вскочил и пошел ему навстречу. Он звонил в больницу, с его женой все в порядке, и сегодня вечером он поедет туда, в крайнем случае, на автобусе, если мопед до тех пор не починят, еще раз поблагодарил Джона за все, что тот для него сделал.

Джон пошел с ним, кивнул мальчику, который весело улыбнулся ему, а пальцы у него были перепачканы моторным маслом. Торговец рыбой послал одну из своих дочерей за стаканами, принес две бутылки колы из ящиков со льдом. Джон сел на предложенный стул, достал чековую книжку и ручку, которая, несмотря на свой внешний вид, стоила больше, чем все, чем владел хозяин дома.

– Сколько у вас долга? – спросил он.

У Балабагана расширились глаза.

– О нет, – выдавил он из себя. – Это… я не могу…

Джон только посмотрел на него, чувствуя себя оглушенным и израненным внутри, произнес:

– Мистер Балабаган, я самый богатый человек в мире. Вы помогли мне, теперь я хочу помочь вам. А вам нужна помощь, потому что своими силами вы этот кредит никогда не выплатите. Итак?

Скупщик рыбы уставился прямо перед собой, на лице отражалась работа мысли, пока наконец одна сторона в нем не победила, возможно, инстинкт самосохранения. Он негромко назвал сумму, и Джон написал, не затрудняя себя переводом в доллары, вдвое больше, вырвал чек и протянул ему.

– Было бы здорово, если бы вы постарались не продавать больше динамит, – сказал он.

– Но… – начал Балабаган.

– Прощайте, – сказал Джон, вставая. – Привет жене. И спасибо за колу.

И с этими словами он ушел. Снова запахло дымом, небо на западе было покрыто серыми полосами, потому что в Индонезии превратились в факел леса, потому что они работали на него и там, его подданные, ничего не знавшие о том, что они должны платить ему дань. Так было во всем мире, повсюду корячились мужчины и женщины, потели, напрягались, выполняли опасную, трудную или скучную работу, и, не зная того, большую часть своего времени они работали на него, вносили вклад в постоянный рост его состояния, делая его все богаче и богаче, а ему для этого не приходилось делать ничего.

Потому что, как с пугающей ясностью он осознал сегодня утром, это были не только те его подданные, его крепостные, его рабы, которые имели долги. Машинерия денежных средств работала гораздо более утонченным образом. Они с Марвином платили за квартиру мисс Пирсон, владелице дома, но она на самом деле не могла оставить деньги себе, она должна была отдать их в банк, чтобы выплатить ссуду, при помощи которой купила дом. Это называлось «затраты, связанные с привлечением капитала», и он видел эти слова во множествах расчетов, не задумываясь над ними. Отдавая деньги за все, что покупается, вы выплачиваете кредит производителя. Немалую долю налогов, которые взимаются с каждого, поглощают проценты государственного долга. И все эти деньги, иногда окольными путями, оказываются у него. Ну, не все, но с каждым днем все больше и больше. Самое крупное состояние в этой системе обладало самой мощной силой притяжения, было словно магнит, который, поглощая все больше и больше, постепенно набирал силу. Как говорил Маккейн: однажды вам будет принадлежать весь мир.

Джон остановился, обвел взглядом бухту и такой идиллический пейзаж, где пахло дымом и отходами. А не он ли, не его ли деньги, в конце концов, виноваты в кризисе? Не случилось бы иначе, если бы на протяжении столетий это огромное состояние своим ненасытным аппетитом не оставило на всем отпечаток процентов? Словно молох, которому мир вынужден был постоянно приносить такие жертвы, что осталось слишком мало для потребностей людей и природы?

И если это так – это нужно проверить, подсчитать, подумать, чтобы быть уверенным, – может быть, чтобы исполнить пророчество, он должен уничтожить состояние?

Какая мысль! Настолько парадоксальная, что звучит подкупающе убедительно. Неудивительно, что Вакки никогда не додумались до того, в чем заключается решение. Уничтожить состояние – значило снять с мира тяжесть жадного, прожорливого триллиона долларов. Неужели это оно? Неужели именно таков ответ?

Он увидел перед собой большое пространство, просторную равнину, возможно, в одной из пустынь на западе США. Им понадобятся дороги. Наверняка ведь захотят прийти зеваки, чтобы посмотреть на это. Обналиченный триллион долларов – интересно, сколько это грузовиков? Наверняка не один. Какое зрелище! Оно войдет в историю, это зрелище: как грузовики один за другим выгружают деньги, скрепленные стопки долларовых банкнот, сложенные для костра, подобного которому не видел мир. Понадобятся вооруженные охранники, это точно. Он произнесет небольшую речь, расскажет о том, что понял и почему будет лучше уничтожить деньги. Возьмет факел, ткнет им в Бенджамина Франклина или Джорджа Вашингтона и вместе со зрителями в жутком облегчении станет наблюдать за тем, как величайшее состояние из всех, что когда-либо существовало, поднимается вверх с дымом и пеплом, пеплом, который осядет где-то далеко…

Джон заморгал, потер лоб, возвращаясь обратно на главную улицу Туай. Люди бросали на него странные взгляды.

Что-то здесь было не так. Сколь бы волнующим ни казалось видение. Он коснулся его, как касаются зубов языком, когда думают, что где-то там дырка. В памяти всплыло посещение Центрального банка, уже не вспомнить в какой стране: как они с Маккейном стояли за бронированными стеклами и смотрели на людей, сортировавших старые, порванные, потрепанные банкноты, бросавших их в измельчитель бумаг и заменявших на новые, только что отпечатанные.

Разве банкнота – то же самое, что деньги? Может ли он действительно уничтожить свое состояние, просто попросив снять со всех счетов и сжечь наличность? Ему вспомнилось, что во многих странах его за это могут подвергнуть наказанию. Во многих местах было запрещено уничтожать денежные банкноты, часто содержавшие портреты королей или национальных героев. Но, за вычетом этого, что мешало центральным банкам заменить уничтоженные деньги на новые? В конце концов, это ведь только бумага.

И если уже совсем задуматься: зачем все эти сложности с колоннами грузовиков, груженных деньгами? Он может попросить Федеральный резервный банк напечатать лично для него одну