Анафем - Нил Стивенсон

— Что в наших мыслях есть семантическое наполнение помимо нулей и единиц.

— Да. Это связано с убеждением, что наш разум способен воспринимать идеальные формы Гилеина теорического мира.

— Ну знаете, ребята! — не выдержал Юл. — Мы вроде на отдых встали!

— Вот так мы отдыхаем, — отозвался Самманн.

— Да, — подхватил я. — Если бы мы работали, то говорили о вещах сложных и занудных.

— Вас слушать скучнее, чем проповедников! — возмутился Юл.

Гнель сделал вид, будто не заметил выпада.

— Давай я объясню в доступных для тебя словах, братец, — сказал он. — Если инопланетяне — просто большая компьютерная программа, то Самманн сможет их отключить, изменив один бит. Программа даже не поймёт, что её портят.

— Только если у неё нет Смысленности, — поправил я. — Если она способна понять значение своих символов, то угадает, что Самманн хочет ей навредить.

— Наверняка в неё встроена всякая жуткая защита, — вставил Юл. — Бомбы и всё такое.

— Если у неё нет Смысленности, то она очень уязвима, и тогда да, — сказал Самманн. — Однако системы с настоящей Смысленностью обмануть труднее. Во всяком случае, так гласит миф.

— Ерунда, — ответил Юл и снова посмотрел на родственника. — Их просто надо обманывать по-другому.

— Видимо, небесный эмиссар врал не очень убедительно, — сказал Гнель. — А может, проповедовать не так легко, как ты думаешь.

Корд прочистила горло.

— Всё это страшно интересно, но какие у нас на сегодня планы?

Наступила долгая тишина. Корд воспользовалась ею, чтобы сказать:

— Мне здесь нравится, но чем дальше, тем больше не по себе. У кого-нибудь ещё есть такое странное чувство?

— Ты говоришь с мужчинами, — напомнил Юл. — Никто здесь не в состоянии оценить тонкости твоих чувств.

Она бросила в него песком.

— Я провёл небольшое исследование, — сказал Самманн, — что само по себе вызвало у меня странные чувства. Я не понимал, откуда в такой дыре такой хороший доступ в авосеть.

— А теперь понимаешь?

— Кажется, да.

— И что же ты узнал?

— Начиная с Древней матической эпохи весь остров находится в одних руках. Тогда это было мелкое княжество. Оно переходило от империи к империи. Когда императоров и князей упраздняли, оно попадало к частному лицу или коммерческой организации. Когда они возвращались, здесь снова появлялся князь, барон или кто-нибудь в таком роде. Но девятьсот лет назад Экбу приобрёл частный фонд — что-то вроде владения. И члены этого фонда как-то связаны с матическим миром.

— Потому что они спонсируют раскопки Орифены — то, что мы видели вчера?

— Спонсируют и как-то ещё, — сказал Самманн.

— За десять дней аперта такой сложный проект не организуешь, — заметил я. — Владение должно было готовить свой проект долгое время.

— Всё не так сложно, — возразила Корд. — Унарии проводят аперт каждый год. С ними договориться легко. Некоторые унарии переходят к десятилетникам. Те — к столетникам. Если фонд начал работу примерно в 2800-м, то к милленальному аперту 3000-го у них могли быть сторонники во всех матиках, кроме тысячелетнего.

Мне не понравился сценарий, который предложила Корд, но факты я оспорить не мог. Думаю, меня смущало следующее: мы, инаки, считаем, что одни думаем на века вперёд, а у Корд получалось, что мирское владение нас обскакало.

Возможно, Самманн испытывал сходные чувства.

— Всё могло быть так же, но с другой стороны, — сказал он.

— Что?! — воскликнул я. — Ты хочешь сказать, что кучка инаков создала мирское владение, чтобы купить остров? Бред!

Однако мы знали, что Самманн выиграл спор, поскольку он был спокоен и доволен, а я — зол и растерян. Главным образом из-за того, что гипотеза прекрасно согласовывалась со всем, что я в последние недели слышал о Преемстве.

Тем не менее все ждали моего ответа.

— Если всё так, как говорит Самманн, то они — кто бы они ни были — знают, что мы здесь. Думаю, надо действовать напрямик. Едем туда. Я просто постучу в ворота и скажу зачем пришёл.

Все разом вскочили, кроме Гнеля.

— Наверняка можно узнать что-то ещё о тех, кто купил остров. Многое ли в этом мире существует девять столетий?

— Многое, — отвечал Самманн. — Например, вашей скинии куда больше девятисот лет... — Он повернулся и внимательно поглядел на Гнеля. — К этому-то ты и клонишь? По-твоему, фонд — нечто вроде религиозной организации?

Гнель слегка опешил и попытался сдать назад.

— Я всего лишь говорю, что торговые дома столько не существуют.

— Но делать отсюда вывод, что на Экбе заправляет тайная скиния — по меньшей мере смело!

— Когда я вижу, как инаки свободно разгуливают по улицам, — сказал Гнель, — я думаю, что объяснения требуются довольно смелые.

— Мы видели инаков на улицах Махща. Может, здешних тоже призвали или что-то вроде того, — включился в дискуссию Юл.

Вряд ли объяснение кого-нибудь устроило — даже самого Юла, — но оно загнало нас в тупик.

— Многие инаки, — начал я, — особенно процианско-фаанитского толка, считают веру в Гилеин теорический мир по сути религиозной. А у меня есть основания полагать, что орифенские инаки — самые радикальные из всех сторонников ГТМ. Так что религиозная ли это общность — зависит от терминологии. — Последние слова я произнёс неуверенно, представляя, как бы уплощил меня Ороло за такую сфеническую ересь. Даже Самманн обернулся и взглянул недоверчиво, однако ничего не сказал. Думаю, он понял, что я просто хочу сдвинуть дело с мёртвой точки.

— Послушай, — сказал я Гнелю. — Самманн только начал своё исследование, а мы по прошлому опыту знаем, что доступа к некоторым источникам приходится ждать сутками. Впустят меня в Орифену или нет, у вас в любом случае будет время узнать больше.

— Да, — согласился Гнель. — Но впустят ли тебя, зависит от твоих слов. А они зависят от того, что ты знаешь. Так что, может быть, стоит подождать день-другой.

— Я знаю, что скажу, — отвечал я. — И хочу пойти туда сегодня.

***************Метекоранес, древний теор, исключительно одарённый в планиметрии, но, как правило, молчавший в диалогах. Был засыпан вулканическим пеплом при извержении вулкана, сгубившем Орифену. Согласно верящим в старое преемство, его (возможно, невольный) основатель.«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

Через два часа я стоял, один, перед воротами Орифены. Стена в двадцать футов высотой была сложена из одинаковых тонкозернистых серовато-бурых блоков. Жарясь на солнце в ожидании ответа на стук, я внимательно их разглядел и пришёл к выводу, что они изготовлены в форме по какой-то технологии, которая спекает вулканический пепел в подобие бетона. Каждый был размером с небольшую тачку — то есть как раз такой, чтобы два инака могли двигать его с помощью подручных орудий. Блоки немного отличались цветом, но в остальном каждый представлял собой клон соседнего, так что кладка получилась идеально ровной — как будто стена составлена из детского строительного набора. Ворота были из стальных пластин, которые в таком климате должны сохраняться долго. Постучав, я отступил подальше от раскалённых, пышущих жаром ворот (таких больших, что в них могли бы разъехаться два самых больших грузотона) и оглянулся на сувенирные киоски футах в трёхстах ниже по склону. Корд, стоявшая в тени Юлова кузовиля, помахала мне рукой. Самманн щёлкнул жужулой.

По бокам от ворот высились два цилиндрических бастиона с зарешёченными бойницами. В левом была дверь, тоже стальная. Подождав ещё немного, я подошёл к ней и снова постучал. В верхней части двери было закрытое окошко, размером примерно с мою ладонь. Через десять минут за дверью послышались шаги. Она приоткрылась и тут же с грохотом захлопнулась. Заскрежетала задвижка. Скрипнуло, открываясь, окошко. Помещение за ним было тёмным и наверняка восхитительно прохладным. Однако после полуденного Экбского солнца мои глаза ничего там не различили.

— Знай, что ты стоишь на пороге мира, к которому не принадлежишь и в который не можешь вступить, если торжественно не поклянешься остаться в нём навсегда, — произнёс молодой голос на флукском с местным акцентом. Девушка говорила то, что ей положено. Привратники в матиках говорят эту или похожие фразы со времён Картазии.

— Приветствую тебя, суура, — сказал я. — Давай говорить на ортском. Я — фраа Эразмас из эдхарианского капитула деценарского матика концента светителя Эдхара.

Молчание. Затем окошко затворилось и щёлкнула задвижка. Я ждал. Через некоторое время окошко снова открылось и заговорила другая женщина, постарше.

— Меня зовут Димма, — сказала она.

— Здравствуй, суура Димма. Фраа Эразмас к твоим услугам.

— Что ты мне фраа, а я тебе суура, у меня пока что очень большие сомнения, ибо я вижу твоё платье.