Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро - де Гонгора Луис

Смерть инфантов Лара

Перевод Юнны Мориц

Устали инфанты Лара, Плечом шевельнуть не могут. И рухнули братья наземь, Свой жребий доверив богу. Но медлят Виара с Гальве, Воители Альмансора [489]: Никто исполнять не хочет Кровавого уговора. Они проклинают громко Коварного дона Родриго За то, что таких идальго Погубит его интрига,— Племянников благородных, Инфантов из рода Лара! Нет, их убивать не хочет Ни Гальве и ни Виара. Оружие сняв с инфантов, Ведут их к шатрам походным, И мавры вина и хлеба Сеньорам дают голодным. Встревожился дон Родриго, Увидевший арестантов, И маврам велел изменник: «Убейте скорей инфантов! Сбегут они, и не будет В Кастилию мне возврата: Убью одного — погибну От гнева другого брата». Задумались оба мавра И горестно замолчали, А младший инфант, Гонсало, Кастильцу сказал в печали: «Бессовестный ты предатель, Изменник ты лицемерный! Привел христиан испанских С ордой воевать неверной, А сам заставляешь мавров Обряд совершить кровавый И просишь, подлец трусливый, Еще поспешить с расправой! От бога не жди прощенья! Злодея настигнет кара!» Услышав такое, мавры Сказали инфантам Лара: «Не хочется вашей смерти, Но нас не простит Родриго И в Кордову к Альмансору Отсюда поскачет мигом. Там примет он веру нашу, Достигнет высокой власти, И сразу на нас обоих Обрушатся все напасти. Такой на любую мерзость Пойдет с наслаждением явным! Идальго, ищите лучше Спасенья в бою неравном. Попробуйте защититься, Живыми покинуть битву!» Инфанты оружье взяли, Инфанты прочли молитву, И души вручили богу, И ринулись на ватагу, А мавры с дикарским криком Помчались вперед в атаку. Была беспощадна битва! Живые живых рубили, И тысячу храбрых мавров Инфанты в бою убили. Но этого было мало, И христиан не спасало Искусство, с каким сражался Младший инфант, Гонсало. Отрок — от смерти к жизни — Мечом прорубал дорогу! Но снова устали братья, Плечом шевельнуть не могут. Их кони давно убиты, Мертва половина свиты, Доспехи, щиты и копья Искрошены и разбиты. Хватают инфантов мавры И головы рубят с криком, И смотрит на этот ужас Довольный собой Родриго. Последним, как самый младший, Ждал казни инфант Гонсало. Отчаялся он, увидев, Что братьев живых не стало. Рванулся, отбросил стражу, Убил кулаком с размаха Того, кто головы братьев Срубил без всякого страха. Мечом овладел идальго, И маврам пришлось несладко: Покуда его схватили, Угробил он два десятка! Убили его, удивляясь Отваге такой и гневу. А довольный собой Родриго Отправился в Буруэву, Когда совершил искусно, Уверенный в том, что прав, Чернейшее из предательств, Подлейшую из расправ.

О великом плаче дона Гонсало Густьоса в Кордове

Перевод Юнны Мориц

Знатно мавра Аликанте В стенах Ко́рдовы встречали. Восемь штук голов кастильских У него в мешке стучали. Альмансор, властитель мавров, Сам торопится к солдату, Многих мавров перебили, Но и враг понес расплату. Вот помост сооружают Для кровавого гостинца И выводят из темницы Дона Густьоса, кастильца. И спросил властитель мавров, Лишь явился пленный рыцарь: «Погляди, Гонсало Густьос, Узнаешь ты эти лица? Бились мы у Альменара И, вернувшись из похода, Принесли добычу эту, Знатного, должно быть, рода». «Я скажу вам все по правде», — Отвечал ему Гонсало. Рыцарь кровь отмыл с убитых И лица на нем не стало. «Это Нуньо, обучал он Сыновей моих науке. А других не узнавать бы! Не придумать горше муки! Все они из рода Лара, Сыновья мои родные». И Гонсало шепчет мертвым, Словно все они — живые: «О, храни вас небо, Нуньес, Сыновей моих учитель! Вам я всех детей доверил! Где они теперь, скажите? О, простите! Все я понял! До того, как вас убили, Вы урок им преподали, Умереть их научили». Тут он голову увидел Сына старшего, Диего. «О, добрей тебя, Диего, Не встречал я человека. У Фернандеса, у графа, Знаменосцем был ты главным. Мой любимец, мой наследник, Умер ты в бою неравном». Омывает он слезами Голову второго сына, Узнает черты родные, Узнает лицо Мартина. «Бог простит тебя, надеюсь, Боль моя, мой сын любимый, Несравненнейший наездник, Шахматист непобедимый, Замечательный оратор, Собеседник остроумный». И над третьей головою Он рыдает, как безумный: «Всех придворных, дон Суэро, Очаровывал легко ты. С королем вдвоем так часто Возвращался ты с охоты. Но изменник дон Родриго Сети смертные расставил: Восьмерых обрек на гибель, А меня в плену оставил». Над своим четвертым сыном Наклоняется Гонсало И, узнав лицо Фернана, Стонет глухо и устало: «Был ты крестником Фернана, Графа лучшего на свете. Бил ты вепря в одиночку И матерого медведя. Не дружил ты и не знался Никогда с людьми дурными!» Пятого он видит сына, Пятое он шепчет имя: «Сын мой милый, Руй Гонсалес, Самый лучший рыцарь в мире, Равных не было и нету Ни в бою, ни на турнире. О, как предал дон Родриго Ваши души молодые!» Видит он шестого сына, Стонет, кудри рвет седые: «О, не знал я, сын мой Густьос, Изумительней солдата, Не могли тебя заставить Лгать ни серебро, ни злато. Ты копьем владел на зависть И чертям, и человеку! Превратить любого мог ты В мертвеца или калеку!» Взял он голову с помоста, И мороз прошел по коже: «О, любимец доньи Санчи, На нее во всем похожий! Будет звать она: «Гонсало! Драгоценный! Ненаглядный!» Самый статный из танцоров, Самый в обществе галантный. Никогда кутилой не был, Денег не бросал на ветер. Чем дожить до этой встречи, Лучше бы я умер, дети!» Вся толпа вокруг рыдала, Горе увидав такое. И увел властитель мавров Старика в свои покои. Боль пронзила Альмансора, И красавицу сестрицу Он послал для утешенья К старцу пленному в темницу. Так прониклась мавританка Милосердной этой ролью, Так успешно дон Гонсало Справился с жестокой болью, Что родился сын Мударра, Мститель за инфантов Лара.